Ложка - Дани Эрикур

больна, хотя болезнь наверняка уже тогда гнездилась в ее мозгу…

Как и болезнь, которая наверняка уже тогда гнездилась в мозгу моего отца.

Прерывая молчание, сообщаю, что мое второе имя — тоже Мадлен.

— Серен Мадлен Льюис-Джонс, — повторяет за мной Колетт. — Очень красиво.

Она добавляет, что однажды они с Пьером посетят Уэльс, потому что на природе исследования ее мужа всегда идут продуктивнее. Я уже и забыла, уточняла ли она, что именно изучает месье Куртуа, а переспрашивать как-то невежливо.

Подхожу к раковине и собираюсь сполоснуть стакан, но Колетт возражает и говорит, что мытье посуды подождет до утра. Она желает мне спокойной ночи и добавляет, что, если погода будет хорошей, мы пойдем собирать mures[31].

— Что такое mures?

— У этого слова два значения — состояние и ягода. Ягоды тебе понравятся, поверь.

Вернувшись к себе, распахиваю дверь и окно. В комнату влетает поток воздуха с ароматом книг и лугов. Я прислушиваюсь, проверяя, не вышла ли пожилая дама снова на прогулку, но быстро задремываю и просыпаюсь вскоре после рассвета, разбуженная кукареканьем.

На этот раз петух не перепутал время.

Причуды Пьера

Мы собираем mures (это ежевика, что же еще), пока солнце не нагрело ягоды и не испортило их вкус. Добрый месье Куртуа предлагает есть, сколько моей душе угодно.

Едва мы возвращаемся в замок, он тотчас принимается колдовать над тестом для будущего пирога. Колетт ведет меня в столовую, я завтракаю чаем с бутербродами. Колетт интересуется, насколько заваренный ею чай похож на тот, что пьют в Великобритании (кажется, она намеренно не произносит слово «Англия»). Кривлю душой и расхваливаю ее чай, который на самом деле совершенно пресен.

В кухне Пьер раскатывает тесто и разговаривает с ягодами ежевики. Он рассказывает им, что они прекрасны, вдоволь напитались дождем и солнцем и имеют восхитительный вкус.

— Он всегда так делает, — хихикает Колетт. — Даже когда разделывает баранью ногу, непременно ведет с ней задушевные беседы.

В столовую медленно входит Мадлен. Усаживается за стол, берет ломоть хлеба, намазывает на него масло и варенье. Она разговаривает сама с собой, правда еле слышно.

Пытаюсь завязать разговор при помощи одной из фраз, которым меня научила миссис Ллевеллин:

— У этого варенья райский вкус, не так ли, мадам? Она не обращает на меня внимания. Колетт подмигивает мне.

— Мама, Серен обращается к тебе.

— Кто такая Серен?

Не дожидаясь ответа, дама с бутербродом в руке удаляется в гостиную. Гордый Пьер выбегает из кухни, демонстрирует нам с Колетт готовый к выпечке ежевичный пирог и просит жену поставить его в духовку, после чего зовет меня познакомиться с петухом, чье кукареканье я слышала несколько раз за ночь. Неожиданно из гостиной доносится английская речь.

— Это же «Властелин колец»! — изумляюсь я.

— Мадлен часто слушает Би-би-си, — кивает Пьер. — По-английски она не говорит, но звуки этого языка ее успокаивают.

Держа спину ровно, пожилая дама сидит в кресле и, кажется, внимательно слушает инсценировку. Пока Гэндальф объясняет Пиппину, в чем заключается сила палантиров, я бесшумно зашнуровываю кеды.

Сегодня, кажется, вторник. По вторникам Помпон и Ал плюхаются на раскуроченный диван в игровой комнате и включают радио на полную громкость. Ал наблюдает за Помпоном и смеется, когда тот смеется, или закрывает глаза, когда тот закрывает глаза.

— Серен! — вдруг произносит Мадлен, перекрикивая голос волшебника.

Я вздрагиваю от неожиданности.

— Да, мадам?

— Не доверяй петуху, он fourbe[32].

— Fourbe? — повторяю я. — Простите, что означает это слово?

Мадлен кривит лицо и машет руками. Я растерянно таращусь на нее. Пьер заявляет, что скоро я сама все пойму.

— Сможешь быстро отскочить, если понадобится?

— Угу.

— Отлично.

Наказы по проводам

— Гостиница «Красноклювые клушицы», добрый день…

— Привет, Нану, можешь записать этот номер и перезвонить мне?

— Погоди, дорогая, я уже третий день не могу найти очки…

— Тогда позови скорее маму, пожалуйста.

— Говори номер, Серен!

Голос Помпона звучит, словно приказ военного командира. Диктую ему номер, кладу трубку и жду, присев на подлокотник кресла. Наконец телефон звонит.

— Серен?

— Привет, Помпон, как там у вас дела?

— Я уже тридцать два часа не брал в рот ни капли спиртного, но стараюсь не унывать. Откуда ты звонишь?

— Вообще-то это вы мне звоните! Я в одном бургундском замке…

Рассказываю деду, что работаю за еду и кров, — Ты уверена, что поступаешь правильно? Не позволяй себя эксплуатировать!

— Ну что ты, все просто супер. Дай, пожалуйста, трубку маме, пока мы не наговорили на целое состояние.

Жизнь в гостинице идет своим чередом. Кричит детвора, шаркает старичок, галдят чайки… Наконец трубка телефона прижимается к уху моей матери.

— Добрый день, звездочка моя.

— «Вольво» сломался, а я потеряла кошелек.

— Вот дерьмо.

— Не беспокойся, автослесарь на станции техобслуживания обещал, что все починит.

— Это старая машина, Серен…

— Но отремонтировать ее можно. Он так сказал.

— Не факт, что это правда. — Что на нее нашло? — Перевести тебе денег, дорогая?

В холле слышен мальчишеский голос. Мама говорит парнишке, что на улице дождливо, но он может выйти на улицу поиграть, если хочет.

— Мама, как ты там?

— Примерно так же, как и «вольво», но, думаю, я сумею себя отремонтировать.

— Я тебя люблю, мама.

Мама улыбается.

— И я тебя люблю, Серен, звездочка моя.

Семейная фотография

Спустя несколько недель после смерти отца мама перекрасила холл на первом этаже в голубой цвет. Такого в моем альбоме с оттенками не было. Я назвала бы его «предгрозовой голубой».

— Мне необходим голубой, — сказала мама, хотя ее цвет — желтый.

Мама желтая, Дэй каштановый, Ал темно-зеленый, кое-кто из Д. П. красный и так далее. Эту игру придумал папа. Я приходила в восторг, когда мы выясняли, что видим одних и тех же людей одинаково.

Выкрасив холл, два комода, этажерки, стул, чемодан и шесть дверей в предгрозовой голубой, мама выбрала десяток снимков нашей семьи в полном составе, то есть сделанных до того, как смерть отняла у нас моего отца. Сперва мама тщательно обдумывала, какие фотографии и куда поместит, а затем вбила в стены десять гвоздей где попало и развесила на них полароидные карточки. Мама наделена врожденным чувством свободы.

В тот день я как раз получила водительские права.

— Умница, Серен, звездочка моя! С первой попытки! — похвалила она, когда я вернулась из автошколы. — Смотри, как этот голубой фон их оживляет.

Она имела в виду фото на стенах — мама способна выразить тысячу мыслей одновременно.

Фотографии были взяты из нашего