Отпетые сыщики - Алексей Макеев

– Слыхал, конечно. – Алябьев тяжело вздохнул и потянулся в карман за сигаретами. Похоже, что последние слова полковника не очень-то успокоили его совесть.

Они вдвоем сидели в «Пежо» Гурова. Город окутывали сумерки. Явственный запах озона в воздухе свидетельствовал о том, что ночью должна разразиться гроза. Пару раз в отдалении даже прозвучали едва различимые на слух, но продолжительные раскаты грома. За то время, пока сыщики из главка сидели в засаде в непосредственной близости от облюбованного Битюгом третьесортного ночного клуба, двери «Брогсбера» открывались лишь трижды.

Дважды из них буквально вывалились на свежий воздух две подвыпившие компании, состоящие из молодых людей и размалеванных девиц. Как в первом, так и во втором случае обе компании долго топтались на противоположной от «Брогсбера» стороне улицы и упорно названивали по мобильным телефонам. Судя по всему, номер, по которому они звонили, принадлежал службе таксопарка. За первой, а затем и за второй компанией плавно подкатывали автомобили со светящимися шашечками на крыше, и молодежь отчаливала от клуба в неизвестном направлении. Скорее всего, чтобы продолжить приятный вечер в ином заведении.

В третий раз дверь «Брогсбера» открылась для того, чтобы гостеприимно впустить в клуб мужчину лет сорока, с блестящим черепом и длинными, как у гориллы, волосатыми руками. Со своего наблюдательного пункта Гуров не просто хорошо разглядел этого человека, но и узнал его. К группировке Битюга тот явно не имел никакого отношения. Гуров прекрасно помнил, по какому делу проходил у него в разработке этот субъект, помнил процесс его задержания и знал, что в итоге один из опасных рецидивистов был отправлен на очередной срок в колонию строгого режима. Мысленно прикинув количество озвученных на суде лет, полковник пришел к выводу, что его давний знакомый как раз сейчас и должен был обрести долгожданную свободу. Вполне вероятно, что, вернувшись в столицу, он и нанес один из первых визитов сюда, в «Брогсбер».

Следуя примеру молодого напарника, Гуров пристроил во рту сигарету и неторопливо щелкнул зажигалкой. Пламя озарило его четко очерченное волевое лицо всего лишь на несколько мгновений, а затем оно вновь погрузилось в полумрак салона. Гуров не смотрел на часы. Никаких определенных сроков и временных рамок он себе не ставил. Либо им повезет, либо нет. Однако что-то подсказывало полковнику: в свете последних событий Битюг не мог не активизировать свою деятельность. Уходить сейчас на дно и бесцельно отлеживаться там было для заезжего отморозка совсем невыгодно. Время играло не на его группировку. И следовательно, он не станет сидеть сложа руки.

Гуров терпеливо ждал. Так же, как и сидевший рядом с ним майор Алябьев, которому, правда, было очень далеко до внутреннего и уж тем более внешнего спокойствия полковника. Ждал и Крячко, наблюдательный пункт которого по предварительной договоренности находился в арке на Багратионовской, напротив входа в «Брогсбер». Сидя на корточках за мусорным баком, Станислав от души материл Гурова и жалел только о том, что напарник не мог в эту минуту слышать всех витиеватостей его выражений.

Ждал появления Битюга и Белов, обливаясь холодным потом на своем привычном, но теперь уже таком неуютном месте за барной стойкой. Лицо Белова было бледным как мел. Руки мелко подрагивали, отчего каждый раз при смешивании нового незамысловатого коктейля горлышко бутылки звонко постукивало о край бокала. Подвыпивший контингент «Брогсбера» не смог бы заметить изменений в поведении бармена. Но, появись в эту минуту Битюг, он бы точно определил для себя ситуацию без лишних слов и объяснений. И это обстоятельство нервировало Белова еще больше.

– Мы ведь можем просидеть здесь и до утра? Да, Лев Иванович? – нарушил Алябьев установившуюся в салоне «Пежо» тишину.

Гуров молча кивнул. И без того немногословный полковник был сегодня особенно молчалив и сосредоточен. Однако в отличие от него майор настроился совершенно на иной лад. Проигнорировав молчание старшего по званию, Алябьев монотонно продолжил, не столько обращаясь к сидящему рядом человеку, сколько к самому себе:

– И это еще не самое страшное. По сути, мы можем прождать их и весь завтрашний день, и послезавтрашний… Я, конечно, надеюсь, что у нас будут перерывы на сон и на еду, но у меня ведь еще и семья, Лев Иванович.

– У меня тоже, Паша, – обронил Гуров.

– Я знаю, – от только что истлевшей до самого основания сигареты Алябьев прикурил новую и глубоко затянулся. – Не в курсе, правда, как к этому относится ваша семья, а моя не очень хорошо. Жена за меня волнуется. Постоянно… У нас маленький ребенок, Лев Иванович. Девочка. Всего семь месяцев минуло в прошлую пятницу. Алина боится, что она останется сиротой. Говорит, вот ты все время рискуешь собственной жизнью и совершенно не думаешь о нас с Леночкой. А в самом деле, что будет с ними, если меня в один прекрасный день шлепнут какие-нибудь ублюдки вроде тех, которых мы сейчас подстерегаем. Им ведь плевать, в кого стрелять. Ничего святого… Я стал об этом задумываться…

Гуров нахмурился и развернулся лицом к майору. Ему и прежде доводилось привлекать Алябьева к подобным операциям, но никогда раньше полковник не слышал от подчиненного ничего похожего. Разумеется, он знал о том, что у Алябьева родилась дочь, и знал, что постоянный риск способствует пересмотру жизненных ценностей, но допускать, чтобы коллега раскис, было нельзя.

– Ты это брось, Паша, – сурово произнес Гуров.

– Что бросить? – Алябьев и не ожидал уже, что полковник может подключиться к его задушевному монологу.

– Вести такие речи. И думать о том, о чем ты сказал. Поверь моему многолетнему опыту: ни к чему хорошему это привести не может. Так и беду накликать недолго. Понял, Паша? Я уже видел, как люди ломались. Крепкие люди, скажу тебе… И все равно ломались. А после этого теряли бдительность, быстроту реакции наконец… Так что ты, Паша, лучше раз и навсегда прими решение.

– Какое решение? – Алябьев заметно был сбит с толку.

– Или работай, как прежде, без оглядки на возможные последствия, или пиши рапорт об увольнении.

Глаза майора округлились. Удивленно и испуганно одновременно. Сделав очередную затяжку, он поперхнулся дымом и закашлялся. По небритым щекам покатились слезы, но Гуров не мог заметить этого в полумраке салона.

– Да вы что, Лев Иванович?! Какое увольнение? Бог с вами! Я об этом и не думал. Вы меня неправильно поняли. Я же о другом совсем говорил… То есть клонил совсем к другому. – Алябьев сломал пополам недавно прикуренную сигарету и раздраженно швырнул ее в раскрытое окно. – Просто несправедливо как-то получается. Согласитесь. Мы сидим тут, бросив все на свете, включая и тех, кто нам близок и дорог, поджидая засранца по кличке Битюг и таких же, как и он сам, его дружков… Вот у них-то никаких привязанностей нет. Да что уж там говорить! Они и жизнь-то человеческую ни в грош не ставят. Вся жизнь – сплошная лафа. Все для себя. Все по кайфу. Жрут, пьют, бабки швыряют направо и налево, мочат друг друга почем зря. Несправедливо ведь…

Алябьев замолчал. Наверняка он сказал далеко не все, что хотел. Только самое наболевшее. Но развивать дальше начатую мысль не стал. Гуров тоже с минуту хранил непроницаемое молчание.

– Несправедливо, – согласился он в итоге, не найдя более подходящих слов, и тут же поспешил добавить: – Но с этим ничего не поделаешь, Паша. Так что давай будем относиться к ситуации философски. И с необходимой нам долей профессионализма.

– Буду стараться, товарищ полковник, – Алябьев шутливо «взял под козырек», хотя головного убора на нем не было. Только растрепанная курчавая шапка темно-русых волос. – Можете на меня рассчитывать. Как на самого себя.

Гуров подозрительно покосился в сторону сидящего рядом майора, но на его неуклюжую попытку отшутиться никак не отреагировал. Отметил только для себя, что со своей внутренней нервозностью Алябьев справился не до конца. Прикрылся комической маской, но в душе у майора ничего не изменилось. Гуров готов был поспорить, что перед мысленным взором подчиненного по-прежнему стояли образы супруги и маленькой дочки, а вовсе не профессиональная оценка предстоящей операции. Однако изменить что-либо в этом вопросе полковник не мог. Во всяком случае, сейчас. Но он твердо решил вернуться к теме назревшего разговора с Алябьевым позже, по возвращении в управление. В более спокойной и непринужденной обстановке.

Тупоносый «Лендровер» с передними тонированными стеклами и неизвестно откуда взявшейся грязью на широком номерном знаке свернул с Багратионовской и, прокатив от перекрестка всего пару метров, замер вблизи от входа в «Брогсбер». Водитель «Лендровера» заглушил двигатель, одновременно погасив задние габариты и стоп-огни.

Гуров всем корпусом подался вперед, едва не прислонившись носом к лобовому стеклу автомобиля. Он и сам не заметил, как «штайр» оказался в его руке, а стальные от напряжения пальцы, словно тиски, сомкнулись на прохладной увесистой рукоятке.