Вейн - Инна Живетьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сразу, – сказал Юрка и потер запястье.
Он думал, будет жалко расстаться с часами, но оказалось, что ему все равно.
– Половину золотом, четверть серебром и четверть медью, – добавил вейн. – И десятую долю – отдельно.
– Подождите, господа.
Хозяин скрылся за плотной занавесью.
Юрка скользнул взглядом по полкам и уставился в окно. Прошли двое мужчин в длиннополых сюртуках. Потом, в ту же сторону, женщина в светлом платье. Она тащила за руку ребенка, тот ныл и вырывался.
Все не так…
Снова начало знобить. В ломбарде было холодно, точно в подвале.
Появился Шевре, выложил на прилавок мешочки. Один, небольшой, он пододвинул Дану.
– Правильно?
Юрка кивнул.
– Пересчитайте.
Дан покачал головой и сунул мешочек в сумку. Юрка последовал его примеру.
– Говорят, меня искали? – спросил вейн.
Хозяин убрал пенсне в нагрудный карман, потер переносицу.
– Двое. Лет тридцати. Нездешние. С очень неприятными глазами. Просили сообщить хозяину «Речного попрыгунчика», когда ты появишься в городе. Утверждали, что есть для тебя работа.
– Давно были?
– Позавчера.
– Интересно, откуда они тут взялись, нездешние и позавчера?
Шевре развел руками.
– И как, – спросил Дан, – ты сообщишь?
Торговец неторопливо разместил часы в пустой ячейке на стеллаже. Отошел на пару шагов, полюбовался и снова повернулся к посетителям.
– У меня дело, вейн, и мои клиенты мною довольны. Не так ли?
Несколько секунд они мерили друг друга взглядами.
– Так, – согласился Дан. – Ну, тогда всего доброго, господин Шевре.
– Да, еще. Тот, кто спрашивал, носит наручень из толстой кожи. Со стороны ладони оттиск, но я не разглядел. Не зверь, не птица…
– Может, рука? – подсказал вейн.
– Может быть.
– Спасибо.
Заходящее солнце брызнуло в глаза, стоило выйти на улицу. Юрка сморщился, поправил сумку, потяжелевшую из-за мешочков с деньгами.
– Ерунда какая-то, – пробормотал вейн. – Откуда тут йоры?
– Прошли степь быстрее, чем мы.
Дан отрезал:
– Невозможно.
Юрка не стал спорить. Ему-то какая разница? Вот как искать Зеленцова – это вопрос.
Они стояли на ступеньках ломбарда. Юрка не знал, куда идти. Дан хмурился и скреб небритую щеку. Потом сказал:
– Шэт… Ладно, потопали. Покажу нормальную гостиницу, и все, мы в расчете.
Юрка молча двинулся за ним.
Дан кликнул извозчика, велев ехать к «Хрустальному колокольчику». Поплутав по узким улицам, пролетка выкатила на набережную, пеструю от публики – мужчины в сюртуках, женщины под кружевными зонтиками, девушки в соломенных шляпках. Желтоватая река захлестывала гранитные ступени. У воды сидели мальчишки с удочками. Парень в матроске и брезентовых штанах зазывал желающих прокатиться на лодке.
– Я думал, тут совсем по-другому, – признался Юрка.
– Межсезонье. Придут первые караваны – будет не протолкнуться.
Проехали мимо тумбы с афишами. Театр, выступление фокусника. Юрка бы не удивился и приглашению в синематограф.
Набережная сужалась, поднимаясь в гору. Пролетка остановилась у подножия лестницы, ведущей к трехэтажному светлому дому. На широких ступенях стояли круглые столики под полосатыми тентами. Разноцветные тени лежали на пустых креслицах. Пахло корицей и шоколадом. Юрке захотелось сесть и никуда больше не ходить.
– Наверх, – скомандовал Дан.
На первой ступеньке тощий кот ел рыбу, шлепая чешуйчатым хвостом по камню. Зашипел на людей, придерживая добычу лапой.
Возле белого вазона с цветами Дан остановился.
– Глянь.
За одним из столиков сидели двое. Вполоборота к Юрке – красивая женщина с черными косами. Она подперла голову и бездумно смотрела на набережную. Напротив нее кутался в плед старик.
– Алекс Грин, – негромко сказал Дан. – Если верить Такеру, он провел разом восемь человек.
Старик неловко, в обе ладони, взял чашку. Женщина торопливо потянулась к чайничку и подлила ему горячего.
– Между прочим, ему не исполнилось и сорока. Хорош?
Юрка удивленно всмотрелся. А ведь точно: седины нет, волосы темные. И руки совсем не старческие. Но голова дрожит, и лицо одутловатое, изрезанное морщинами.
– Вот так поводырем быть, понял?
Грин, кажется, услышал. Повернулся.
– Привет, – громко, с непонятным вызовом, сказал Дан. – Я вещи закину и вернусь.
Мужчина кивнул. Женщина посмотрела на них равнодушно.
Дан ухватил Юрку за плечо и потащил наверх.
– Ноги переставляй, – прошипел раздраженно.
А что, он переставляет. Только они плохо слушаются, и в голове гудит. Неужели все-таки простыл?
Поднялись на террасу, выложенную разноцветной плиткой. В кресле сидела пожилая дама, окинувшая пришельцев недовольным взглядом. Дан хмыкнул и нарочито громко протопал к крыльцу. Юрка поморщился.
За двустворчатой дверью открылся холл с огромной люстрой, подвешенной на цепях. Под стеклянными колпаками горели синеватые языки пламени. В их свете переливался хрустальный колокольчик, стоящий на конторке.
– Добрый вечер!
Прилизанный молодой человек в белоснежной рубашке и черном жилете поднялся навстречу гостям.
– Мы рады вас приветствовать… О! Вейн Уфф!
– Он самый. Нам две комнаты.
Молодой человек встревожился:
– Надолго?
– Как масть ляжет.
– Вы же понимаете, скоро сезон, большинство мест уже забронировано. Если вы пожелаете остановиться всего на три-четыре дня…
– Нет, – перебил Дан. Насмешливо оскалился: – Скоро сезон.
– Но тогда могу предложить только два места в четырехместном. Другие постояльцы должны приехать послезавтра. – Клерк улыбнулся и добавил: – Если, конечно, узлы заработают. Вы, кстати, не знаете?..
– Я не справочное бюро. Ладно, пиши мне пока на неделю.
Прилизанный клюнул ручкой в чернильницу и посмотрел на Юрку:
– А вам, молодой человек?
Тот растерянно пожал плечами.
– Давай так же, – скомандовал Дан.
Как в тумане, Юрка отсчитал монеты, даже не пытаясь понять, дорого или дешево проживание в «Хрустальном колокольчике».
– Ваш багаж?
– При нас.
– Чед, проводи гостей в двести шестой номер. Надеюсь, пребывание у нас будет приятным.
Снова пришлось подниматься. Юрка скользил ладонью по перилам, холодным, точно вырезанным изо льда.
– Поужинать можно в кафе, ты теперь при деньгах, – сказал Дан. – Если чего попроще, то через два квартала забегаловка, «Деревянная ложка» называется.
– Ничего не хочу, – пробормотал Юрка.
– Как знаешь. Я тебе больше не нянька.
В гостиничном номере уместилось четыре кровати, по две у каждой стены, огромный платяной шкаф и продавленное кресло. Юрка сел в него, уронив сумку на пол. Он хотел, чтобы Дан поскорее ушел, но тот долго плескался в ванной. Удивляться тому, что тут есть водопровод, сил уже не осталось.
Наконец вейн убрался. Юрка скинул обувь и повалился на кровать.
Вот он и пришел в Бреславль.
Тишина давила на затылок. Познабливало. Юрка подышал на пальцы, согревая, и вспомнил, как проснулся от холода…
…Порывом ветра распахнуло окно, и в комнату задувало крупинки снега. Весна, обещавшая скорое лето, обманула.
Бесшумно показывал цветные полосы телевизор. Комната в его свете выглядела чужой – синим отсвечивали обои, бликовали хрустальные бокалы в серванте, под столом лежала громоздкая тень. Юрка нашарил пульт и, не включая звук, пробежался по каналам. Везде одно и то же.
Стукнула рама, занавеска вздулась парусом. Юрка вскочил и закрыл створку. Почему-то было страшно повернуться к пустой комнате, и он медленно опустил задвижку шпингалета. За окном – хоть глаз выколи. Фонарь не горит, узкий серпик луны наполовину спрятался в туче.
– Дурак, – сказал шепотом Юрка. Нашел чего бояться, собственного дома.
Нашарил у косяка выключатель. Вспыхнул свет. Темнота осталась лишь в углу – трюмо, закрытое черной тканью. На материи виднелись дырочки. Это спороли звезды, вырезанные из фольги. Ткань когда-то служила задником в школьном спектакле.
Бабушку, как и деда, приходили хоронить учителя.
Юрка опустился на пол, обхватил колени руками. Попробовал кашлянуть. Хоть два пальца в рот пихай, чтобы выблевать пустоту, душившую изнутри. Дед был стержнем в его жизни. Бабушка, как оказалось, всем остальным.
Скрипнуло в коридоре. Старый дом всегда жил своей жизнью, но сейчас Юрка испуганно вскинулся и уставился в черный дверной провал.
Тихо. Только легкий стук крупинок снега по стеклу.
Юрка метнулся в коридор и хлопнул ладонью по выключателю. Пусть будет свет! Везде, во всем доме!
Лампы вспыхивали одна за другой. Последним засветился оранжевый абажур на кухне.
Тут было слишком, непривычно чисто – ни фартука на крючке возле плиты, ни распухшей от вклеенных рецептов тетради, ни блюдца с сухофруктами, которые бабушка любила прикусывать с чаем. После поминок убрались учителя, потом заходила Марья Ивановна, что-то готовила. Звала Юрку поесть, но он отказался. Стоило вспомнить об этом, и рот наполнился кислой слюной.