Зеркала - Мария Ермакова

— В доме остался кто-нибудь? — на ходу закричал Инвари.

Но люди, не видя его лица под тенью капюшона, только испуганно шарахались в стороны.

Не снижая скорости, задержав дыхание, он метнулся прямо в стену огня, заменившую дверной проем. Стряхнул с плеч тлеющие искры. Глаза наполнились слезами, но он еще различал очертания предметов, которых было совсем мало в бедно обставленной хижине.

Внутреннее убранство гудело, как встревоженный улей. Балки перекрытий опасно трещали. А он метался по комнаткам, превращенным дымом и пламенем в чудовищный лабиринт, уворачивался от падающих бревен и снопов искр, пока не споткнулся обо что-то мягкое.

Задняя стена дома рухнула, со скрежетом и треском просела крыша. Медлить более было нельзя. Проклиная все на свете, он подхватил тело на руки, и выскочил из огненной преисподней: перемахнул через остатки рухнувшей стены, попав на пустырь. Здесь не было ни единого человека — основная масса людей находилась со стороны фасада, выходящего на улицу.

Секундой позже кровля рухнула, и дом заполыхал с удвоенной яростью, полностью лишив кого-либо на той стороне возможности увидеть его.

Инвари положил бездыханное тело на землю, поднял руку, чтобы вытереть слезящиеся глаза, и во всполохах пламени удивился ее красному цвету. Но это была лишь жидкость, стекавшая по пальцам. Охнув, он склонился над телом женщины, в которой узнал мать Ангели. Уже ничто не могло спасти ее — аккуратной нитью опоясывал шею красный надрез, подобный жутко улыбающемуся рту, и кровь уже застывала в углу губ.

Внезапная судорога дернула тело, вернув ее из небытия, и ее глаза открылись, хотя и не видели уже ничего, кроме тьмы. Но она еще пыталась говорить, и от усилия кровавая пена весело запузырилась в ране. Инвари наклонился к самым ее губам, разбирая в прерывающемся дыхании слова, которых почти не было слышно:

— Выследили… — захлебываясь кровью, шептала несчастная. — Зверь!.. Спаси…

На последнем слове лицо ее перекосила ужасная гримаса, и она скончалась.

Бережно закрыл подмастерье ее глаза. Начертил над телом светящийся знак. И когда таинственные искры благословения унесли ее душу к последнему приюту, растворившись в предутренних сумерках, Инвари запрокинул лицо, и обратился к низкому небу с немым вопросом. Но ответа не было.

Он был разбужен в полдень немым слугой, чья перекошенная физиономия словно выплыла из кошмаров, в которых черные охотники уносили в ночь девочку с пшеничными волосами, вместо лица у которой была черная дыра. И всюду лилась кровь, превращаясь в реки огня.

Поднявшись с постели и умываясь в струях холодной воды из кувшина, почтительно удерживаемого слугой, Инвари был так погружен в свои невеселые мысли, что совсем не заметил странного выражения его лица. Казалось, немой недавно плакал.

Завтракал он один, у себя в покоях. Прислуживал ему все тот же дурачок. Видимо, герцог был слишком занят подготовкой к празднику, и потому не спешил сегодня развлекать себя философскими разговорами.

Почти не притронувшись к еде, Инвари отправился бродить по замку, гудевшему, словно встревоженный перед роением улей.

Слуги, которых оказалось великое множество, торопились вычистить все. Даже самые темные углы. В подземелье, куда Инвари спустился никем не задержанный, расставляли новые факелы и подбирали с пола осыпавшиеся камни и куски штукатурки. На него никто не обращал внимания. Видимо, следить за ним в пределах замка, считали бессмысленным и ненужным.

Пользуясь суматохой, он отметился в местах наибольшего скопления озабоченной прислуги, похитил склянку масла, которым заправляли лампадки, чтобы смазать потайную дверь в своих покоях, а затем исчез в тайных коридорах, рассчитывая вновь подобраться к Западной башне и побывать в покоях Адаманта. Он еще и сам не знал, что будет искать. Но было что-то, что он проглядел в прошлый раз.

Вчерашнее несчастье не шло у него из головы. По-звериному развитое за годы ученичества чутье подсказывало ему, что девочка еще жива. Но он и предположить не мог, где ее спрятали? И зачем кому-то понадобилось уничтожать всех светловолосых горожан? Где и как найти ему свидетелей тех далеких дней, когда все начиналось? Куда сгинул несчастный принц, и как распутать этот змеиный клубок, чья смехотворно тонкая нить попала случайно к нему в руки?

Из-за гобелена, скрывающего потайную дверь, выходившую прямо в вестибюль перед черным коридором, он очень мягко просканировал помещения, но, как и ожидалось, ничьего присутствия не обнаружил.

Привыкший искать поддержки в мудрости поколений, Инвари пробрался в пустующие и снова никем не охраняемые покои регента, и решительно направился в маленькую библиотеку Адаманта, не осмотренную им прежде.

Взгляд его рассеянно заскользил по полкам с книгами, и остановился на знакомой уже красной коже переплета. Как он и ожидал, это был последний том Истории королевской династии. Тот самый, которого он так и не нашел в дворцовой библиотеке.

Волнуясь, Инвари раскрыл первую страницу. Книга, долженствующая повествовать о событиях последних десятилетий, отличалась от остальных. В ней не было текста, лишь рисунки во весь лист, изумительные и яркие. Они совершенно не походили на миниатюры, виденные Инвари в предыдущих томах Истории. Те были тщательно выполнены, не лишены сходства и изящества. Но в этих сквозила живая душа Мастера!

С первого листа на Инвари смотрел человек, в котором была сокрыта огромная духовная сила. Недаром время его правления считалось одним из самых справедливых и благодатных. Арлон IV Ильрийский, Арлон Справедливый, король, чье царствование было отмечено печатью и счастий и бед, смотрел с рисунка, словно живой. Инвари невольно склонил перед ним голову. «Я здесь, Ваше Величество! — шепнул он портрету. — Я здесь, чтобы помочь Вам!». Ему почудилось, будто требовательное выражение лица короля стало вдруг глубоко печальным. Благородный лоб его прорезали глубокие морщины… Морщины, которых ранее не было! Потрясенный, разглядывал Инвари рисунок. Вот, сверкнул алмаз в королевском венце… Вот, дрогнули ресницы и приоткрылись уста, словно желая что-то сказать. Инвари поспешно закрыл глаза и перевернул страницу. Он еще не верил, что такое может оказаться правдой.

Свет черных свечей опалил его очи, когда он взглянул на следующий лист. Он тихо ахнул. Сияние пламени дрожало над гробом, в котором, вытянувшись и сжав кулачки, с гримасой мучительной боли на лице, лежала безумной красоты женщина. Ее белое лицо застыло, бескровные губы закрылись навеки, лишь волосы, белые как снег волосы, блестели в свете свечей, словно живые. Длинное черное платье, обрамленное черными же, источавшими с листа горький аромат лилиями, только подчеркивало неправдоподобную четкость и белизну прекрасных черт. Алмазный венец лежал у нее на груди, и искры от его сияния резали Инвари глаза.