Убийца в фамильном гнезде - Яна Розова

За обедом вспоминали заслуги Виктора Ивановича Цирулика. Солировал Айземан. Он провозгласил три тоста в память покойного главы семейства, поделился своими воспоминаниями о нем, отметил, что новое поколение достойно несет поднятый стариком Цируликом стяг, и не забыл отметить свой личный вклад в наше общее дело. Остальные члены семьи и гости только поддакивали, отдавая должное блюдам на столе.

Когда велеречивый адвокат немного проголодался и взялся за свой суп, Никита сказал:

– Нам нужно кое-кого пригласить на шашлыки, да, Евгений Николаевич?

– Да, – подтвердил его тесть. – Надо серьезно заняться распространением продукции нашего молзавода. Вот хороша же сметанка! – Он поднял ложечку со сметаной на уровень своих глаз и просиял довольной улыбкой. – А универсамы не берут ее у нас!

– Мы позовем директора первого универсама с семьей, – продолжал Никита. – Если он возьмет наше молоко, то и другие это сделают. Нета, тебя устраивает суббота? Ты не смогла бы все подготовить?

– Конечно, – согласилась я. – Где?

У нас был специальный шашлычный двор, но мы сдуру затеяли там ремонт – прямо весной, когда всех вокруг тянет на природу. Ремонт, увы, затянулся.

– Если погода будет хорошая, то устроимся возле поля, где были раскопки. Там в лесополосе есть кострище.

– Как скажешь, Никита.

2

После совместного поминального обеда в мой кабинет, который раньше был кабинетом деда, вошла Оксана. Я всерьез здесь обосновалась, хотя почти полностью сохранила прежний антураж, оставив даже портрет Марии Цирулик. Только вместо кровати деда я поставила кресло-качалку и столик для фруктов. Довольно долго комната сохраняла запахи, присущие Цирулику-старшему, – старости, дорогого парфюма, лекарств и запаха кожи от его папок с документами, но потом он развеялся. Думаю, что в этом кабинете теперь пахло мной: духами, кофе, лошадьми, сигаретами и глянцевой полиграфией, потому что я полюбила листать гламурные журналы.

– Я привезла тебе книгу, которую ты просила. – Оксана протянула мне очень солидное издание в твердой обложке.

– Спасибо, – ответила я, небрежно положив книгу на свой стол. – Садись. Ты как себя чувствуешь?

– Нормально. – Она недоуменно пожала плечами. – Никита увидел эту книгу и взбесился. Хотел ее порвать.

– Не обращай внимания, – посоветовала я. – У него мерзейший характер.

Оксанка покрутилась у зеркала, которое я тоже добавила в обстановку комнаты, достала из кармана помаду и выпятила губки. Мазок кисточкой, другой…

– А что, это правда, будто вы с Никиткой трахались?

Я ответила сдержанно, выразив тоном осуждение ее формулировки:

– Да, у нас был роман.

Она еще немного покрутилась перед зеркалом и вышла. А я взяла книгу в руки. Меня охватило чувство, будто я вторгаюсь в чужие пределы, подглядываю за кем-то и даже шпионю. Это совершенно ничем не обосновано, ведь книги для того и пишутся, чтобы их читали. Да никто и не описывает в своих книгах свою подноготную.

Я перевернула книгу обратной стороной и увидела его фото. Больше всего я опасалась увидеть улыбку, но на фотографии он не улыбался.

«Илья Захаров, российский путешественник, писатель. Побывал в самых отдаленных уголках нашей планеты. Илья Александрович…» Дальше я читать не стала, вернув книгу на стол. Фотографией вниз.

Два года назад или, может, чуть раньше я увидела рекламу первой книги Ильи об Индии и почти сразу второй – о Китае. Конечно, я не сразу сообразила, что российский путешественник, побывавший и там и сям, – это тот самый «мужчина с поводком». Но потом до меня дошло. Книга, которая лежала у меня на столе, описывала год жизни Ильи на необитаемом острове в Океании. Это было уже третье путешествие Ильи Захарова, подготовило том очень солидное российское издательство. Первые две книги я не стала покупать из соображений обычной трусости.

…Если честно, то самым трудным в начале моей первой пятилетки в поместье оказалась попытка справиться с жуткой тоской по Илье. Я только что потеряла сестру-близнеца, мне и так было тяжело, а тут еще выяснилось, что Вету убил тот единственный мужчина, который сумел дотронуться до моего девичьего сердца. Ну как такое могло случиться? Это же полный бред!

Временами я позволяла деду убедить себя в том, что Илья – убийца и недостоин никаких добрых чувств, а уж тем более любви такой хорошей девочки, как я. Но стопроцентно верить его словам я не могла. Если бы мы могли поговорить, если бы Илья только признался, что он сделал то, что сделал!

Если бы я могла сказать ему… А что бы я сказала ему?

Долгими ночами я придумывала эти слова, пока не иссякло само желание их произносить. Иногда во мне вновь вскипал этот душещипательный и бессмысленный внутренний монолог, но теперь все реже.

Конечно, я пыталась ему позвонить, найти его дом, который, по словам деда, должен был находиться где-то на окраине Гродина.

Телефон Ильи я выпросила у Зои Павловны, но абонент все время находился вне зоны связи. Адрес Ильи я узнала в справочной службе, но дом был заперт, хотя, по словам того же самого Виктора Ивановича Цирулика, летом в нем должна была жить сестра Ильи со своей семьей.

Однажды, в первый год своей жизни в «Теремке», я сбежала оттуда. Ночью, пешком, в грозу. Как в дурной мелодраме, я, рыдая, шла по дороге, даже не думая, куда я иду и зачем. Никто не погнался за глупой беглянкой, потому что не было ни повода, ни предлога для бегства.

В ту ночь меня подхватила попутка – какой-то дядька возвращался из командировки. Он только открыл передо мной дверь и стал ругаться – как можно молоденькой девушке, в такую погоду, одной бродить по дорогам? У него тоже есть дочь, и она… Всю дорогу до Гродина я слушала истории про его непутевую дочь.

У меня был ключ от Костиной квартиры, и я осталась там до утра. Читала письма сестры, пила горячий чай, плакала и мечтала снова уехать в Париж. На горе, мне попался тот отрывок из ее письма, где она вспоминала, как мы с ней мечтали о будущих своих возлюбленных. Ужас заключался в том, что каждая из нас нашла свою мечту, а в итоге Вета мертва, а я брожу по земле, как живой мертвец.

Утром, после ночи, в которую, по обыкновению, снилась только темнота, приехал Валерий Викторович. У него всегда получалось уговаривать меня и отвозить в сложные моменты к деду. Получилось и на этот раз.

Тренер, как всегда похожий на напыщенного сноба, произносил слова, совсем не ожидаемые от него:

– Неточка, тебе лучше вернуться. Ты теперь любимая папина игрушка, так что даже не стоит сопротивляться. До тебя были и другие – я, Илья, Костя. Дед не отпустит тебя, пока не наиграется.

И это меня убедило.

3

Надо было заниматься делами.

Я собиралась съездить в яблоневый сад, посмотреть, как идет опрыскивание деревьев. В прошлом году весь урожай яблок, который еще до созревания я продала на комбинат, выпускавший соки, сожрала какая-то тля. А я взяла аванс за яблоки и потратила его на новое оборудование для пекарни в Белых Камнях. За неделю до срока поставки яблок на комбинат мы с Геннадием Васильевичем поняли, что попали: все плоды оказались червивыми да к тому же были покрыты какой-то черной гадостью. Пришлось купить нужное количество яблок в соседнем колхозе, причем по приличной цене, которую остаток от аванса и наполовину не перекрыл. Словом, с этими яблоками у нас вышли одни убытки.

Осенью я предложила весь сад срубить, деревья сжечь, а на месте сада посадить кукурузу. Но наш Геннадий Васильевич придумал, как бороться с нечистью, то есть с тлей. Он нашел чудо-химикаты, абсолютно экологически чистые (если вы можете в это поверить), разработал великий план битвы за урожай, а сам укатил за границу. Контролировать ход тотального уничтожения личинок агроном поручил мне.

Я пошла в свою спальню, влезла в джинсы и водолазку, свистнула собаке и пошла в конюшню за Вишней.

…Дед мне как-то сказал, что я пытаюсь быть похожей на Илью, что я переняла его манеру одеваться, ходить по поместью в сопровождении афгана, много ездить верхом, разводить по ночам костры. Так ведь я не видела другого образца для подражания – я заняла место Ильи, работала, как и он, за стол и кров. На кого еще мне быть похожей?

Теперь у меня был мой собственный афган, который заменил ушедшего с Ильей Альхана. Акбей был почти таким же крупным, но в отличие от голубого домино Альхаши он был палевый, с черной маской на морде и коричневым тугим колечком на хвосте. Акбей бегал еще резвее Альхана, но был более равнодушен к кошкам, поэтому несколько зверей этой породы у нас в «Теремке» все-таки прижились.

В целом моя борзая переняла все привычки борзой Ильи, только из-за моего мягкого характера он вырос еще хамовитее Альхана, причем раз в десять.

Например, Бей спал только у меня на кровати. И ничего сделать с этим я не могла. Приходилось купать его чуть ли не ежемесячно и каждый вечер мыть лапы. Воровал он так же профессионально, как и Альхан, да и техникой зомбификации владел виртуозно. С ним рядом просто невозможно было есть – куски с вилки исчезали по дороге от тарелки ко рту.