Джон Голсуорси. Жизнь, любовь, искусство - Александр Козенко

Квартира старшей сестры Джона Лилиан и ее супруга-художника в основном отражала вкусы последнего и была приспособлена для его работы. Ада была очень дружна с Лилиан и вместе с Джоном часто бывала в семье художника. Как-то с ними вместе был и Ральф Моттрэм, который рассказал об этом посещении: «Дверь (как и все подобные двери в те времена) открыла горничная в белом чепце и переднике, она провела меня в огромную, даже чрезмерно огромную студию со всеми соответствующими атрибутами – мольбертами, занавесями, рамками, красками, разложенными у стен или сложенными в галерее, в которой достаточно пространства для большого, хорошо накрытого стола, на котором стояли чашки, тарелки и настоящий русский самовар на подставке, накрытый специальным соломенным чехлом. Все это придавало комнате более “домашнюю обстановку”, чем бывает обычно в таких местах. Председательствовала за столом миссис Лилиан Саутер. Ей помогали, с одной стороны, Джек и Ада, с другой – ее муж. У их ног, наполовину спрятавшись за материнским платьем или за ковром, возился самый веселый и необычайный из всех мальчишек. Это был Рудо, семи лет от роду».

На Ральфа Моттрэма произвела впечатление и холостяцкая квартира самого Джона. Он завтракал в его студии в Обри-Уок, 16А: «…Жена конюха угощала меня котлетами и яблочным пирогом, а Джек – превосходным рейнвейном. Мне было позволено увидеть походную складную кровать, на которой он спал, покрытую шкурами животных, убитых им во время его первых путешествий. В углу комнаты находился предмет, назначение которого было абсолютно непонятно для моего деревенского ума. Им оказалась кабинка турецкой бани: Джон уже тогда начал страдать от ревматизма, который так мучил его в старости. С этим аппаратом был связан один неприятный инцидент. Как-то ночью, установив аппарат и находясь в нем при определенной температуре, он был встревожен шумом в ванной комнате в верхней части лестницы. Джон позвал кого-нибудь, кто мог бы войти, но, не получив ответа, был вынужден прекратить свое лечение и с пистолетом в руке выйти посмотреть. Незваный гость удрал, но можно было не сомневаться в его намерениях, так как был сломан замок на уличной двери. Однако беспокойство Ады приняло другое направление: “Джек, ты мог подхватить пневмонию!”».

Хотя в Лондоне Джон и Ада жили раздельно, но зарубежные турне они всегда совершали совместно. В 1901 г. они посетили Неаполь, Рим, Париж и несколько позже Цюрих; на следующий год – Париж, Севилью и Мадрид, а в 1903 г. путешествовали по Германии; 1904 г. – по Италии, посетив городок Домодоссолу в предгорьях Альп, где любовались Святой горой Кальварио, останавливались в Турине и некоторых других местах северо-западной Италии. Такие поездки были для Джона переменой обстановки и отдыхом, но и в них он продолжал писать. В то же время зарубежные впечатления в очень малой степени использовались в его произведениях, он писал об англичанах в Англии.

Расширялся круг знакомств Голсуорси в литературном мире Великобритании. Летом 1900 года Конрад познакомил его с известным критиком Эдвардом Гарнетом. Он привел Голсуорси с собой на ланч в загородный коттедж Гарнетов «Кирн». Надо сказать, что заочно они уже были знакомы. Не кто иной, как Эдвард Гарнет, еще в 1898 г. в отрицательном внутреннем отзыве на роман Голсуорси «Джослин», что, собственно, и привело Фишера Анвина к решению не издавать это произведение, писал: «Автор никогда не станет писателем, но всегда будет смотреть на жизнь, как из окон клуба». Голсуорси также вел переписку с супругой Гарнета Констанцией, будучи в восхищении от сделанных ею переводов Тургенева. Влияние последнего на творчество Голсуорси было видно уже в его романе «Вилла Рубейн». Констанция переводила и других выдающихся русских писателей – Достоевского, Толстого, Чехова. Именно в ее переводах Голсуорси прочитал их произведения, что, несомненно, способствовало совершенствованию его литературного метода.

В тот первый визит Голсуорси с Конрадом к Гарнетам Конрад был в очень хорошем, веселом настроении, а Голсуорси, слушая его оживленные реплики, сидел молча и говорил очень мало. Когда Гарнет вернулся с ним через Парк в Вестерхэм и они прощались, Голсуорси заметил с блеском в глазах: «Я не такой дурак, каким кажусь».

С октября 1900 г. возникла привычка в совместных обедах в Сохо, а двумя годами позже ему случилось посетить ресторан «Монблан» в Ковент Гардене, где еженедельно собирались на ланч Уильям Генри Хадсон (1841–1922) – натуралист и писатель, автор многочисленных романов и рассказов из жизни животных; Джозеф Хилери Беллок (1870–1953) – историк, эссеист, поэт и романист, автор биографий «Дантон» (1899), «Наполеон» (1932) и «Истории Англии» (1923–1931); Форд Медокс Хьюффер (1873–1939) – английский писатель и литературовед немецкого происхождения, во время Первой мировой войны сменил имя на Форд Медокс Форд, автор исторической трилогии «Пятая королева» (1906–1908) и романа «Хороший солдат» (1915), принесших ему наибольшую известность, интересны и его литературоведческие работы «Россетти» (1902), «Генри Джеймс» (1913), «Джозеф Конрад» (1924) и воспоминания о Голсуорси – «Это был соловей» (1933); Арнольд Беннет (1867–1931) – писатель, продолжатель традиций английского критического реализма XIX века; Джозеф Конрад (1857–1924) – английский писатель польского происхождения, настоящее имя Юзеф Теодор Конрад Коженевский; Томас Секкомб – английский писатель; Эдвард Томас – английский писатель и некоторые другие.

Ральф Моттрэм, которого как-то Голсуорси взял с собой на ланч в ресторан «Монблан», записал свои впечатления об этом событии. «Мы поднялись на второй этаж, где в центре залы, стены которой были расписаны романтическими ландшафтами Швейцарии, находился длинный стол в истинно континентальном стиле, с грудами тарелок и графинами терпкого красного вина, накрытый груботканой скатертью. Во главе стола сидел Эдвард Гарнет, одеянием своим напоминающий священника. Это впечатление усиливалось от того, что ел он одной вилкой, в левой руке держал книгу, которую внимательно изучал, видимо для будущей рецензии, ухитряясь при этом с набитым ртом задавать тон общему разговору. Слева от него сидел Хилери Беллок, явившийся, как и я, в котелке; залпами опорожняя рюмки, он говорил без умолку. Томас Секкомб и Джек, сидевшие напротив Хадсона (когда он присутствовал, не производил впечатления), вели себя очень тихо…

Джек ел умеренно и разборчиво, не вынимая монокля из глаза. Теперь я подозреваю, что он платил за несколько таких ланчей.

Я запомнил один эпизод общей беседы. Беллок расходился во мнении с Гилбертом Паркером в те дни и говорил в догматическом тоне. Гарнет утешил его: “Очень хорошо, мой дорогой Беллок. Не сомневаюсь, что ты прав. Я думаю, тебе было бы лучше написать словарь, тогда мы будем знать!”. “Так и сделаю”, – воскликнул другой, “Гилберт, смотри, Паркер” и затем “Паркер, смотри, Гилберт”. О нем больше ничего нельзя сказать. Я сидел ошарашенный, но поглощенный разговором. Был ли Конрад болен? Он часто болел, как мы теперь знаем. Опаздывал ли Честертон? Он часто опаздывал. Не пришел Форд Медокс Хьюффер. Я думаю, бородатый Гарри Фарнисс из “Панча” сидел около меня. Среди такой компании в швейцарском ресторане коренная островная натура Голсуорси, смеющегося и молчащего, давала для самоощущения больше, чем могли бы дать любые высказанные декларации».

Что же представлял собой Эдвард Гарнет? Им самим не было создано сколь-нибудь значительных литературных произведений, но как критик пользовался чрезвычайным влиянием и был важной фигурой среди признававших его лидерство писателей. Он родился в 1868 г. в семье литературного критика и биографа Ричарда Гарнета. Супруга Эдварда, родившаяся в 1962 г., переводила русских писателей и помогла ему написать книги об И. С. Тургеневе, Л. Н. Толстом, А. П. Чехове и предисловия к произведениям русских авторов. Но призвание Эдварда Гарнета состояло в открытии таланта и дальнейшего его развития в начинающих малоизвестных писателях. Добившийся признания литератор уже не вызывал у него столь сильный интерес. Среди тех, чьему росту способствовал Гарнет, находим имена Дж. Конрада, Джона Голсуорси, Форда Медокса Хьюффера и Д. Г. Лоренса – очень разные, но, несомненно, талантливые писатели.

В начале девятисотых годов Голсуорси часто посещал Кирн-хаус, который сам Эдвард называл «уголком Достоевского». Этот дом был построен на деньги, унаследованные Констанцией от отца. Гарнеты построили свой загородный дом вблизи от Лондона, чтобы ежедневные поездки не были утомительными. Это был участок в Лимпс-филд-Чарте в Кенте – настоящая сельская идиллия вблизи дома их друга Сиднея Оливье. Он со всех сторон был окружен лесом. Кирн-хаус был построен по собственному проекту Гарнетов. Они спроектировали свой небольшой дом в форме буквы «L» с толстыми стенами и огромными каминами. Вместе с тем, по мнению Голсуорси, комнаты были очень маленькими, и, несмотря на то что дом получился теплым, он выглядел странно и был неудобен. Невдалеке от них некоторое время в коттедже «Грейси» жил Форд Медокс Хьюффер с супругой Элси. Этот период можно назвать «деревенским» в жизни Форда, он с важным видом обходил окрестности «в халате из грубой ткани и гамашах (чехлы без подошв, надеваемые на обувь и застегиваемые сбоку, часто высотой до колен) и разводил уток».