Ядерный Никола (СИ) - Терехов Роман Евгеньевич

— На войне было так же? — вдруг спросил Кевин.

Не стал кривить душой, хоть и ощущал некоторую чужеродность воспоминаний Ника Айронсайда.

— На войне, Кевин, я сражался за нашу страну, за наш образ жизни. И сейчас я пытаюсь сохранить то немногое из прошлой жизни, что смогу.

— Получается, вы всех нас спасли, сэр. Разве нет? — простодушно предположил художник.

— Нет, Кевин, еще не спас. Мы в самом начале долгого и трудного пути.

Я не стал ему рассказать про засаду на Голден Вью драйв, где не смог спасти дюжину хороших парней. Или про мясорубку при Рэббит Крик, где в полуразрушенной церкви навсегда остался личный состав роты Браво 108 пехотного полка.

В первом случае капитан оказался идиотом и погнал колонну без разведки. Отчего сам же первый и пострадал. Во втором случае врагу срочно требовалось доставить боеприпасы по дороге, которую удачно блокировали остатки роты под началом второго лейтенанта Айронсайда.

«Красные» не считались с потерями, эта дорога была им нужна как воздух. Положение роты осложнялось тем, что мы не смогли выбить «рисовые рожи» из второго здания на церковном подворье. Недобитые китаезы периодически давали нам просраться, постреливая и забрасывая гранатами.

Можно пристрелить троих, но четвертый неизбежно достанет тебя на смене магазина. Или гранатой. Или штыком в рукопашной.

Господь действительно оставил эту чертову страну, напоследок макнув Америку в особый сорт кровавого дерьма. Никто из моих бойцов не был готов к схватке лицом к лицу с упертыми коммунистическими фанатиками. Усмирять голодные бунты, даже уничтожать банды на окраинах городов — совсем не то, с чем мы столкнулись в бывшей Канаде. Стрелять в полигонных условиях, да позировать телерепортерам на марше, делать снимки на фоне убитых бомбами и ракетами китайцев. К этому мы подготовились превосходно. А к жесткому контакту — нет.

Я не смог спасти никого, кроме себя. Две дырки в шкуре, вторая по счету контузия. Сейчас, сидя под землей на пьяной вечеринке, вновь услышал трескотню автоматных очередей и отголосок взрыва, отправившего меня в темноту. Чудом повезло отключиться, поэтому узкоглазые коммуняки не добили меня вместе с остальными ранеными. А потом их как туалетную бумагу смяли парни в силовой броне. И я очнулся в куче мертвецов, у которых несколько наших собирали боеприпасы, чтобы встретить следующую атаку красных.

Санитарный вертиберд. Переполненный изувеченными солдатами госпиталь, из которого меня выперли прямо на гражданку, едва смог ходить самостоятельно. Все, что мне осталось, это ветеранская пенсия, чужая память и чужое прозвище Железнобокий за уникальную способность выживать под шквальным огнем китайских автоматов. И может статься это давнишнее поражение не позволило мне отступить, бросить этих людей умирать?

Ежедневно утром и вечером, облачившись в самодельный защитный комбез и противогаз, подходил к выходу из пристройки и счетчик излучения неизменно откликался печальным стрекотом. Включал генератор на пару часов, чтобы пополнить запасы энергии и сразу возвращался в бункер. Когда женщины сшили второй защитный эрзац-комбез, начал брать с собой Нордхагена или кого-то из мужчин, кроме Такера. В качестве свидетелей. Наверное, эти краткие вылазки ко входу были самой большой моей привилегией.

Мы записывали показания счетчика и быстро спускались вниз, чтобы сообщить безрадостную новость остальным обитателям. В такие моменты все обращались ко мне с нескрываемой надеждой на лучшее. Мужья обнимали жен, уговаривая еще немного потерпеть.

А терпеть было что. Оказалось, ужиться толпе малознакомых людей в замкнутом пространстве и тесноте очень и очень непросто. Мелкие бытовые конфликты множились на ровном месте. Едва прошел первый шок и выветрился алкоголь, из народа полезло дерьмо. Во всех смыслах.

Наш дом постепенно превратился в зловонную клоаку. Несмотря на экономию, техническая вода закончилась на шестой день. Лично стоял у душевой с часами, предупреждал каждого о лимите, но все было бесполезно. Хоть силой вытаскивай этих людей! С мужиками понятно, но лапать чужих жен себе не позволял. В итоге женщины нашли выход из ситуации — устроить помывку, пока я сплю. Как раз мы перекачали содержимое последней бочки в бак душевой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Так они и слили почти весь запас не думая о будущем. А еще для откачки сточной воды пришлось включать электрическую помпу и соответственно, генератор, истощая запас топлива.

Теперь мы «мылись» влажными полотенцами. А вот они никак не желали сохнуть и воняли. Кроме того, консервированная свинина с бобами, а если быть точным, бобы с гомеопатической добавкой свинины, совсем не подходящая еда для толпы людей в закупоренном помещении.

Ко всему прочему, от дыхания и приготовления пищи влажность выросла до критического уровня, с бетонного потолка непрерывно капал конденсат. А еще воняли нечистоты из сортира, ведь даже грязная вода для смыва закончилась.

Мозги жителей Сэнкчуари еще не приняли простого факта, что их комфортного мирка больше нет. Вместо него прямо сейчас в радиоактивной грязи с хрустом костей рождалось чудовище, у которого все блага, необходимые человеку для жизни, придется отнимать с боем. Многие на словах выступали за то, чтобы сходить к реке и набрать ведро-другое водички. То есть лично идти никто не собирался, но бредовую идею декларировали вслух, надеясь, что именно я, как самый главный и ответственный, рискну здоровьем. Наконец, мне это надоело, и с удовольствием напомнил, что кое-кто отнесся к моему приказу экономить воду совершенно несерьезно. И что поход за водой сейчас равен инвалидности, а при такой слабой дисциплине собравшимся без моей твердой направляющей руки не выжить.

Наконец, разум восторжествовал, мистер Вашингтон предложил вскрыть коммуникации дома, доступ к которым из бункера имелся, и слить содержимое труб. Решение этой проблемы ненадолго увлекло всех обитателей. К сожалению, чистой питьевой воды получить не удалось, из водопровода текла только ржавая и радиоактивная жидкость.

А вот канализацию удалось неплохо «подоить». Поскольку я в роли Джаани в доме постоянно не проживал, сточные воды не были загрязнены отходами и вполне годились, чтобы немного облегчить нашу ситуацию. Как только из трубы потекла сильно радиоактивная водичка, потребовал прекратить слив.

В полученную жидкость добавили чистящего средства «Абраксо», дали отстояться и отфильтровали через несколько слоев ткани. Поразительно, это заметно уменьшило радиоактивность воды, но мы ее использовали исключительно для стирки одежды и влажной уборки. В этот раз весьма рачительно.

Из-за водного кризиса случились еще неприятности. Миссис Ходжес решила помыть волосы чистой питьевой водичкой из общих запасов. За что выхватила от мужа, который на утро отказался от своей порции жидкости. Этот поступок повлиял на всех женщин, окончательно переключив мозги в правильную сторону.

Такер решил, что самый умный и незаметный, украв пару банок водички и бутылку «Ядер-Колы». Был пойман за руку, изобличен, прилюдно бит мной по лицу и лишен половины водной пайки на следующий день.

Еще раз посочувствовал самому себе, с каким дерьмом пришлось работать. Если бы он тогда выполнил мой приказ и вернулся в дом, да еще бы включил мозги, прихватив из подвала пустую емкость, то успел бы набрать еще немного воды для всех нас. Это притом, что нехватка чистой питьевой воды в обозримом будущем нам не грозила.

В первый день наши запасы живительной влаги были посчитаны и составляли восемнадцать дней из расчета по два литра на каждого и еще по литру на приготовление пищи, и чай, поскольку сидеть в бетонном бункере всухомятку удовольствие ниже среднего.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

А вот с запасами провизии дело обстояло не слишком хорошо. Стартовый рацион был рассчитан на девять месяцев затворничества для одного человека. Еще примерно на неделю, но уже для всей толпы нам удалось собрать в домах в день, когда упали бомбы. Это без учета всякой ерунды, вроде кексов «Веселые ребята», «Сахарных бомб» и чипсов, пусть этого добра, тоже не так, чтобы много. Четырнадцать, максимум пятнадцать дней отделяли нас от угрозы голода, когда двери бункера закрылись.