Иван Грозный - В. Кобрин

На смену приходят другие. Малюта Скуратов и Василий Грязной, до того известные лишь тем, что были рьяными исполнителями смертных приговоров, получают чины думных дворян, то есть входят в состав Боярской думы. Они фактически возглавили тогда опричнину.

Вместе с тем тогда же в опричнину входит немало титулованных аристократов. Многие из них оказались связанными с погибшим старицким князем. Так, опричным боярином стал родной брат умервщленной вместе с мужем старицкой княгини князь Никита Романович Одоевский, один из самых могущественных земельных магнатов XVI века, сохранявший в своих руках (вместе с Воротынскими) Одоевское княжество на юго-западе от Москвы, в верховьях Оки. Племянниками Владимира Андреевича Старицкого по женской линии были князья Петр и Семен Данилович Пронские. Петр был к тому же боярином у Владимира Андреевича. Опричным воеводой стал после казни князя Владимира его троюродный брат и дворецкий князь Андрей Петрович Хованский.

Откуда вдруг взялось такое доверие к вассалам казненного старицкого князя, к его родне? Остается только гадать, но думается, с известной долей вероятности можно предположить, что подозрительный до мнительности царь должен был располагать какими-то доказательствами личной преданности ему этих людей, прошлое которых не внушало доверия. Таким доказательством мог быть инспирированный царем ложный донос на своего родича и господина, помогший расправиться с удельным князем. Не продала ли родня старицкого князя грозному царю своего невезучего родственника?

Но старицкими боярами не ограничивается круг аристократов, ставших опричниками после 1570 года. Тогда же в опричнину вошли потомки великого князя литовского Гедимина князья Федор Михайлович и Никита Романович Трубецкие, принадлежавшие к самой верхушке аристократии и сохранившие владения в своем бывшем уделе - Трубчевском княжестве. Думается, этих фактов достаточно, чтобы убедиться, что худородность, "демократичность" состава опричнины - миф. Тем более что и менее знатные деятели опричнины - Черемисиновы-Карауловы, Нащокины (Роман Алферьев и Михайло Безнин) вплоть до Малюты Скуратова и Василия Грязного с их многочисленной родней были выходцами из того же Государева двора, то есть из верхушки господствующего класса, что и земские воеводы.

Таким образом, опричный двор принципиально не отличался ни от доопричного, ни от современного ему земского. Но вместе с тем некоторые различия существовали. Здесь, например, было больше иноземных выходцев (из Германии, Великого княжества Литовского, с Востока), людей, лишенных корней в стране, а потому более послушных исполнителей воли царя.

Дело не в том, были ли опричники выходцами из иной, чем земские, социальной группы. Существенно другое: они - личные слуги царя, готовые на все для исполнения любого его самого грязного поручения. Этому помогала гарантия безнаказанности. Штаден сообщает, что, учредив опричнину, царь послал в земщину приказ: "Судите праведно, наши виноваты не были бы". Эти слова Штаден написал латинскими буквами по-русски ("Sudite praveda, nassi winowath ne boly by"), - свидетельство того, что он сам их слышал. Разумеется, не из уст царя. Возможно, царь и не отдавал такого приказа, а Штаден передает лишь слух. Но такой слух рождается не на пустом месте, он возникает из осмысления жизненной практики. А ее-то Штаден знал прекрасно. Тем больше доверия вызывает его дальнейший рассказ:

"Любой из опричных мог... обвинить любого из земских в том, что этот должен ему будто бы некую сумму денег. И хотя бы до того опричник совсем не видел обвиняемого им земского, земский все же должен был уплатить опричнику, иначе его ежедневно били публично на торгу кнутом или батогами до тех пор, пока не заплатит... Опричники устраивали с земскими такие штуки, чтобы получить от них деньги или добро, что и описать невозможно".

Штаден хорошо знал, о чем пишет. Пока он еще не стал опричником, его жульнически обобрал другой немецкий выходец, уже служивший в опричнине, Каспар Эльферфельд. Впрочем, через некоторое время Штаден, успевший вступить в опричнину и заслужить милости царя, сумел в отместку засадить Эльферфельда в тюрьму, где тот и умер.

Объективные результаты

Итак, опричнина не была антибоярским мероприятием. Более того, она даже не изменила структуру русского феодального землевладения. Крупное землевладение, в том числе и княжеское, сохранилось. Например, в начале XVII века средний размер княжеских вотчин и поместий в 2 раза превышал средний размер имений нетитулованных феодалов. Даже в конце XVII века большинство князей, входивших в Боярскую думу, владели хотя бы символическими вотчинами в своих родовых гнездах. В 20-х годах XVII века князья Оболенские сохранили в своем бывшем княжестве большую часть пахотных земель.

Так что же, опричнина всего лишь прихоть полубезумного деспота, несчастный случай? Думается, положительный ответ на этот вопрос упростил бы историческую действительность. Ведь какой бы яркой ни была историческая личность, какой бы глубокий отпечаток (приятный нам или неприятный) ни наложила она на ход конкретного исторического развития, не уйдешь от вопроса: какие причины, коренившиеся в развитии социальных отношений, в национальных традициях, в соотношении сил позволили этой личности проявиться именно так?

У царя Ивана, разумеется, были и какие-то отклонения от психической нормы (хотя я бы поостерегся просить врача-психиатра через четыре века с лишним ставить точный диагноз на основании фрагментарно сохранившихся источников). Но "медицинское" объяснение большого периода истории огромной страны явно неудовлетворительно. В самом деле, возможно ли, чтобы в правовом государстве, хотя бы и абсолютистском, не вполне нормальный психически монарх казнил десятки тысяч невинных людей? Уже при первых признаках проявления его бешеного нрава он был бы легально, по заранее разработанным правовым нормам отстранен от реальной власти, которая перешла бы к наследнику или регенту, возможно, коллективному-регентскому совету. Такие случаи известны в европейской истории XVIII-XIX веков.

При недостаточном развитии правовых норм и правосознания возможна и другая ситуация: нежелание господствующего класса смириться с попранием своего достоинства, с нарушением своих освященных традициями привилегий. Тогда возможен дворцовый переворот, как не раз бывало в России XVIII века. Недаром об этом времени говорили, что в России существует самодержавие, ограниченное не парламентом, а цареубийством. Нет, не выходит решать вопрос об опричнине только через призму сумасбродств Ивана IV.

Поставим еще один вопрос. Случайно ли, что во времена, когда идет становление единых государств, на престолах, как по заказу, появляются тираны? Людовик XI во Франции, Генрих VIII в Англии, Филипп II в Испании... Нет ли и здесь какой-то закономерности?

В поисках ответа на вопрос о смысле опричнины попробуем обратиться к ее результатам. Здесь, впрочем, необходима одна оговорка. Объективные результаты того или иного события, явления, действия, учреждения необходимо строго отделять от субъективных намерений политических и государственных деятелей. Вряд ли Иван Грозный ставил перед собой большие государственные задачи, сомнительно, чтобы им реально руководили какие бы то ни было стремления кроме укрепления личной власти. Но результат политики, да еще столь импульсивной, как у царя Ивана, часто оказывается непредсказуемым.

Итак, к результатам! Казнь Владимира Андреевича Старицкого. Судя по всему, ни сам старицкий князь, ни его мать, ни тем более его жена и дочь ни в чем не были виноваты. Это была гнусная расправа над невинными людьми. Но мы ищем не оправданий, а смысла. Результатом гибели князя Владимира оказалась ликвидация последнего удельного княжества на Руси. Правда, иной раз выставляют возражения. Уцелевший сын Владимира Андреевича, кажется, на время получил отцовский удел. Но, во-первых, сведения об это слишком туманны, а во-вторых, этот княжич вскоре умер. Вспоминают далее об уделах крещеного татарского царевича Симеона Бекбулатовича, владевшего Тверью и Торжком в качестве великого князя и княжившего в Угличе после смерти Ивана IV и царевича Дмитрия, который там трагически погиб в 1591 году. Но и эти примеры не доказательны. 'Ни Симеон, ни Дмитрий не играли никакой самостоятельной роли, не имели своих боярских дум и воевод, их права в основном ограничивались получением доходов с данных им в удел территорий.

Обращают внимание на завещание самого Ивана IV, в котором он выделяет младшему сыну - царевичу Федору необычно большой удел. Но и это завещание не восстановило удельную систему. Дело не в том, что завещание осталось невыполненным из-за гибели старшего брата Федора-царевича - Ивана Ивановича. Важнее другое. Царь выделял младшему сыну удел лишь формально, следуя традиции. Вместе с тем он советует детям: "А докудова вас бог помилует, свободит от бед (а разве когда-нибудь кончаются "беды"-трудности? - В. К.), и люди бы у вас заодин служили, и земля бы заодин, и казна бы у вас заодин была". Реально выделять удел младшему наследнику царь таким образом не советует, а решение этого вопроса оставляет полностью в компетенции будущего царя. Старшему сыну он рекомендует заботиться о младшем, "чтобы ему не в досаду, что ему на дашь удела и казны"; Федора же отец наставляет, чтобы он не просил у старшего брата удела. Итак, что ни говори, а казнь князя Владимира Андреевича ознаменовала конец удельной системы на Руси.