Отражение Ворона - Дмитрий Вересов

– Я тоже надеюсь, но пока не могу сказать ничего определенного. Бедняга проходит всестороннее обследование. Так некстати, право… Но мальчик неплохо справляется. Исполнителен, сообразителен.

– Мальчик! – Петти неодобрительно хмыкнул. – А вы не находите, мадам, что ваше романтическое увлечение несколько не ко времени?

– Романтическое увлечение? Это вы об Элиасе? – Леди Морвен рассмеялась, да так искренне и заразительно, что Петти тоже невольно заулыбался. – На этот счет могу вас успокоить – Элиас предпочитает мужчин. Но вы не в его вкусе.

– Ну, дорогая, в вопросах любви я старомоден. Не говоря о том, что попросту стар…

– Не напрашивайтесь на комплименты, сэр. – Лицо леди Морвен вновь приняло серьезное выражение. – Однако мы здесь не за тем, чтобы обсуждать стати моего секретаря. Вы, кажется, хотели мне кого-то представить, нет?

– О да, мадам, конечно. Мистер Цорес-младший давно уже здесь и с трепетом ждет…

– Его превосходительство, губернатор штата Калифорния мистер Джефри Робинсон! – хором провозгласили Ричард Бир и Барбра Лэндзенд.

Музыка резко смолкла. Танцующие остановились, нетанцующие прервали разговоры и поставили бокалы. Оркестранты поднялись и стоя исполнили первые такты калифорнийского гимна.

По моментально освободившемуся проходу в центре зала быстро прошла небольшая группа людей во главе с представительным седовласым джентльменом, немного похожим на комика Ниль-са Лессена в роли президента США. Джентльмен бодро взошел на подиум, обнялся с Ричардом Биром, расцеловался с Барброй и отобрал у нее микрофон.

– Друзья калифорнийцы, леди и джентльмены, разрешите в этот радостный день и так далее, и тому подобное… Моя старушка передает вам всяческие приветы и очень извиняется, что не могла почтить бал своим присутствием. Но простим ее, друзья мои, у нее уважительная причина. Наша Генриетта сегодня рожает, и все семейство с утра в клинике… Минуточку… – губернатор с озабоченным видом прильнул к наушнику.

– Генриэтта – его дочь? – шепотом спросила Таня у Колина.

Ответить он не успел – дядюшка Джеф торжественно поднял руки и провозгласил:

– Радостная весть, друзья мои! Генриэтта благополучно разрешилась от бремени. Три мальчика и пять девочек, шесть черных и два палевых…

Восторженный рев публики и шквал аплодисментов заглушил дальнейшие слова губернатора. Оркестр грянул туш. Дядюшка Джеф в сопровождении свиты спустился в зал принимать поздравления.

До кружка, центр которого составляли Таня и Колин, Робинсон добрался уже несколько потрепанным.

– Господин губернатор, позвольте представить вам миссис Таню Розен и моего русского друга мистера Рафаловича… – начал Колин.

– Колин, надутый британец, будь проще, здесь Калифорния! – Губернатор похлопал его по плечу, пожал руку Лене и с заметным удовольствием расцеловал Таню в обе щеки, после чего отошел на полшага и лукаво погрозил ей пальцем, похожим на сосиску. – Наташа Кютюзофф! В сцене, где вы получаете известие о гибели мужа, моя старушка прослезилась. А мой друг Горби сказал, что такой правдивой картины о русских моряках он не видел даже у себя в России… Милая Таня, мы ведь почти соседи, заезжайте как-нибудь на барбекью и стаканчик калифорнийского, будем рады…

Он вручил Тане пластиковую визитку и двинулся дальше.

– Ты покорила дядюшку Джефа, – шепнул Колин. – На моей памяти он никому еще не давал своих визиток.

На месте, где только что стоял губернатор, появился высокий светловолосый мужчина лет тридцати пяти – сорока. Он сразу напомнил Тане кого-то очень знакомого. «Это же Дэвид Боуи! – догадалась Таня, – надо же, как молодо выглядит. Хотя при нынешней косметологии… Подтяжки, золотые нити…»

– Здравствуйте, Таня, – произнес «Дэвид Боуи».

– Здравствуйте… – Она не сразу сообразила, что незнакомец, похожий на Боуи, обратился к ней по-русски.

– Меня зовут Нил Баренцев. Вы меня вряд ли помните. Я учился с вашим первым мужем Иваном и бывал у вас на Беринга…

– Нил… Ах, Боже мой, Нил! Конечно же, я вас помню! Как там Иван, как Ленинград?

– Не знаю. Я, собственно, покинул Россию намного раньше вас, еще при Андропове. Но дело не во мне, вас очень хочет видеть одна молодая особа…

Нил шагнул в сторону, и Тане на шею с визгом бросилась молоденькая коротко стриженая брюнетка в бальном платье цвета морской волны.

– Девушка, что вы… – Таня опешила от такого неожиданного проявления чувств.

– Мама, мама Таня!

– Нютка! – Таня принялась тискать блудное дитя, покрывать лицо дочки поцелуями. – Ты! Подстриглась, покрасилась, я и не узнала… Куда пропала, чего не звонила?!..

– Мама-мама-мама, я так соскучилась…

– Колин, вот это и есть моя дочь Энн, про которую ты много слышал. Нюта, это…

– Колин Фитцсиммонс, мама, ну кто же не знает Колина Фитцсиммонса! Здравствуйте, у нас еще не показывают ваше кино с мамой, но много пишут…

– Энн учится в Швейцарии, в Женеве, – пояснила Таня. – Будущий историк.

– Вот и нет, вот и нет! – воскликнула Нюта. – Я перевелась на медицинский! Буду детским врачом… Мама, мама, мама, я так рада, так рада… – Она вновь обняла Таню за плечи и закружила на месте, благо оркестр играл «Венский вальс». – Парам, парам, парам-пам-пам…

– Так не годится, надо разбить вашу дамскую пару, – вмешался Фитцсиммонс – Мадемуазель, вы позволите…

Он галантно подал Нюте руку, и они, вальсируя на ходу, двинулись к центру зала. Таню тут же подхватил оказавшийся тут как тут культовый режиссер Твентин Карантино.

Нил с улыбкой проводил взглядом танцующих и отправился к одной из импровизированных барных стоек выпить чего-нибудь легкого. Выполнив свою миссию, он не собирался задерживаться здесь надолго. Как правильно заметил Гейл Блитс, шумные и многолюдные собрания, пусть даже и состоящие сплошь из знаменитостей, были не в его вкусе, и если бы не Нюта… Кстати, вот и она – так самозабвенно зажигает с Антонио Бандерильясом, будто выросла в латинском квартале под звуки самбы и руэды. Да и Таня не отстает, так и извивается в черных лапищах знаменитого рэпера, как его, Айс-Крим, что ли?.. Боже мой, как они похожи, мама и дочка…

Он увлекся созерцанием и не замечал, что и сам уже несколько минут был объектом пристального наблюдения – сверху, с галереи, сквозь круглые очки на него неотрывно смотрел Элиас Клингзор, новый секретарь леди Морвен.

– Джо, дорогой, прошу вас, успокойтесь, мне кажется, вы принимаете все слишком близко к сердцу…

– О да, простите, мадам, разумеется, подобную ситуацию надо ведь принимать далеко… далеко от сердца, не так ли? – Высокий, нескладный, длинноносый, в черном полуфраке Джо Цорес поразительно походил на грача. Заложив руки за спину, он нервно мерил шагами малую переговорную. – Это ведь всего-навсего сделка, обыкновенная взаимовыгодная сделка… Немножко шантажа, немножко подкупа, немножко угроз – и все в порядке, можно идти под венец с человеком, которого ненавидишь и презираешь…

– Чем же это я заслужила вашу ненависть и презрение, Джо?

– А я не о вас говорю, я о себе… – Джо остановился, стукнул себя ладонью в грудь. – Мне сорок пять лет. Следующей весной мне будет сорок шесть, еще через год – сорок семь. У меня четыре искусственных зуба, лысая макушка, мешки под глазами и отвратительная кожа. Я слепой как крот и три раза проходил курс лечения от депрессии… Я не сделал в жизни ничего, чем мог бы не то что гордиться, а хотя бы вспомнить с удовлетворением. Многообещающий юрист Джозеф Цорес! В единственном деле, которое ему доверили вести, перепутал папки и вместо иска к страховой компании вчинил иск налоговой службе Соединенных Штатов, после чего был с позором изгнан из корпорации. Международный финансист Джозеф Цорес, куратор «венгерского проекта», принесшего два миллиарда чистого убытка и вошедшего во все учебники как образец бестолкового менеджмента! Новеллист и драматург Джозеф Цорес, чья пьеса продержалась на Бродвее целых полтора вечера, а весь тираж сборника юмористических рассказов после разгромных рецензий в «Таймс», «Пост» и «Нью-Йоркере» был тайком выкуплен и уничтожен автором!.. И вы, вы, блистательно умная, ослепительно красивая леди голубых кровей, хотите сказать, что можете без ненависти и презрения взирать на этого урода, на эту бездарь, на эту жертву генетической ошибки?!

– Представьте себе, могу… – Леди Морвен медленно поднялась с диванчика, сделала два шага навстречу Джо, дружески взяла его за руку, отчего он вздрогнул, как наэлектризованный. – Давайте-ка присядем и поговорим спокойно. Сигару, немного бренди?

– Вы очень добры… да… – Джо дал себя усадить, принял бокал, на треть наполненный густым «Гран-Шампань». Руки его дрожали, благородный напиток плескался, как на палубе в хорошую качку.

– Знаете, Джо, если бы не ваша искренность, я могла бы подумать, что это такая извращенная форма мужского кокетства, к которой иногда прибегают привлекательные мужчины вроде вас…