Жить вместе в 21 веке - Андреа Риккарди

политическое и культурное обнищание. В Египте, культурном сердце арабского мира, публикуется 375 книг в год по сравнению с четырьмя тысячами в Израиле. Известный тунисский интеллектуал Мохаммед Талби (Mohammed Talbi), мусульманский ученый и человек европейской культуры, тонко отметил, что обнищание арабов (и их отсталость по сравнению с Израилем) зависит от недостатка свободы. Поэтому некоторые и ударяются в насилие: «Когда ломаются перья, остаются лишь ножи. Остается мало выбора: молчание, тюрьма или в леса. Во всех этих случаях в жертву приносится мысль».

Недостаточно распространять демократические методы, нужно развивать свободу, обмен мнениями, вкус и уважение к различиям, умение разрешать конфликты политическими средствами, а не насилием. Весь арабский мир пострадал от упадка Ливана из- за гражданской войны и сирийской оккупации: он был источником плюралистического восприятия и дискуссий в культурной жизни. Христианские меньшинства вносят элемент свободы в мусульманский мир. Этнические меньшинства в арабском мире важны: это видно по курдам (светским) в Ираке или по кабилам в Алжире и Марокко. Выявление многообразия в арабском (и мусульманском) мире наносит поражение террористическому и тоталитарному джихадизму. В этом была великая интуиция Иоанна Павла II по отношению к коммунистическому миру (столь отличному от ислама): укреплять нации, поскольку они подавлялись, свободу и многообразие.

Ислам и демократия

И здесь встает давний вопрос о совместимости ислама и демократии. Вопрос этот ставился уже не раз, и есть тенденция искать на него ответ несколько «по-фундаменталистски», сосредоточив внимание на источниках ислама. Хантингтон, кажется, считает, что они не совместимы. Это не философская проблема, но вопрос, по какой дороге идти. Демократия — конкретная история. Исламская цельность (то есть слабое различение индивидуума и сообщества и недостаточное уважение к многообразию) — не непреодолимая культурная преграда. Многие ученые полагаются на влияние европейской демократии на ислам. С другой стороны, диктатуры в исламском мире привели к крайне негативным последствиям: распространение авторитаризма оказало влияние и на мышление и привело к развитию оппозиции под руководством фундаменталистов. Прогрессистский миф об оппозиции власти со стороны гражданского общества в конечном итоге привел к возвышению радикального ислама, очень активного в создании социальных сетей и протесте против имеющегося положения. Оставление у власти диктаторских или полудиктаторских режимов приводит лишь ко все большему росту фундаменталистской оппозиции. Несомненно, гарантий на будущее никто дать не может, но какие альтернативы у риска демократии?

В Турции фундаментализм интегрировался в демократическую жизнь в АКП Эрдогана (Партии справедливости и развития, наследнице исламской партии Рефах, распущенной военными в 1997 году), несмотря на скептические опасения о возможном использовании ими демократических методов в своих целях. Сильная военная власть выступает в качестве противовеса фундаменталистскому правительству в светской Турции. Кувейт, Марокко и Иордания благодаря роли монархии (а в некоторых случаях и ее религиозному освящению) позволили фундаменталистским течениям включиться в политическую жизнь. В 1994–1995 годах, во время алжирского кризиса, на фоне роста терроризма и повстанческих движений, после прекращения избирательного процесса, в котором в 1992 г. победили фундаменталисты из ИФС (Исламского фронта спасения), в Риме, при гостеприимстве Общины святого Эгидия, светские партии, социалисты, националисты и ИФС разработали «платформу» для перехода к демократии. Правительство и военные отвергли ее. Некоторые сочли ее рукой помощи, протянутой врагам свободы.

Идея заключалась в том, чтобы ввести фундаменталистов в ряд других политических сил и избежать драмы гражданской войны. Военная власть могла бы выступать в качестве противовеса. В «Римской Платформе», подписанной целым спектром политических сил, не говорилось о шариате как об источнике права и торжественно отвергалось насилие как средство завоевания власти или ее сохранения. Ко многому из «Платформы» вернулся президент Бутефлика в переговорах с вооруженными исламистами ИФС. Война в Алжире унесла жизни 100.000 человек и нанесла обществу глубокие травмы; единство алжирского народа нуждается в восстановлении после насилия террористов, а также действий органов безопасности.

Впрочем, ведь демократические системы не только утверждают волю большинства, но и могут давать гарантии меньшинствам. В ЮАР есть гарантии для белого меньшинства, зулу и других, позволившие совершить безболезненный переход от режима апартеида; большинство не имеет абсолютной власти.

Демократические страны развиваются на основе противовесов. Типичный пример — роль военных в Турции. В Албании, где образовалась своего рода «двухпартийная система» взаимной ненависти социалистов и демократов (с превышением власти победителей над побежденными в 1997 году), Община святого Эгидия предложила предвыборное соглашение о гарантиях, действующее до сих пор. Соглашения, на которых держится примирение в Бурунди, предоставляют гарантии меньшинству тутси, и даже контроль над сенатом. Ливанский ученый Гасан Саламе (Ghassan Sala- тё) выразил потребность в противовесах, предложив заключать «предвыборные соглашения между властью и различными элементами оппозиции, включая исламистов». И добавил: «Само собой разумеется, что эти соглашения по постепенному переходу к представительской демократии возможны, только если исламисты обязуются, придя к власти, считать свои решения обратимыми и политику оспариваемой на законных основаниях». Предвыборные соглашения могут выступать важными гарантиями, смягчающими произвол большинства в демократическом обществе.

Нет альтернативы свободе, хотя нелиберальные меньшинства и смогут воспользоваться ею. Это давняя проблема демократии. В Италии после второй мировой войны стоял вопрос, не использует ли коммунистическая партия свою свободу для разрушения демократии. Если коммунисты победят, не кончится ли свобода? Коммунистическая партия обладала огромной силой в стране. Де Гаспери (De Gasperi) и Пий XII, несмотря на давление в обратную сторону, приняли вызов демократии, сознавая, что твердых гарантий будущего не существует. Если бы сегодня демократическим путем победили фундаменталисты, каким было бы будущее демократии?

Этот вопрос и стоял в Алжире, когда в 1992 году был прерван избирательный процесс. Помню, что политический деятель международного уровня, тогдашний генеральный секретарь ООН Бутрос Бутрос Гали поддержал это решение. Теперь на выборах в Палестинских территориях победили фундаменталисты ХАМАСа; Израиль и все международное сообщество стоят перед необходимостью принятия серьезных решений. Но и сам ХАМАС, если захочет управлять страной, не должен ли будет изменяться в сторону политического реализма? С другой стороны, на выборах в Иране (возможно, не без влияния ограничений политической системы) дважды побеждал жесткий кандидат хомейнистской направленности Ахмадинежад (Ahmadi-Nejad), который возвращается к ядер- ной программе и стремится сделать свою страну державой, подобной Индии или Китаю. Впрочем, править без согласия народа в нашем мире становится все труднее. Опыт Соединенных Штатов по созданию аванпостов Запада без народной поддержки, привел в Латинской Америке, например, к катастрофическим результатам.

Демократия — это всегда риск выбора

Некоторые считают, что невозможно обращать слишком много внимания на различия в мусульманском мире, с ним нужно бороться как с новым нацизмом. Однако это не недавнее политическое