Живите и помните! - Александр Афанасьев

– Разживемся рыбными консервами? – спросил я, ткнув пальцем в первое попавшееся здание.

– Черт… неплохая идея, – сказал один из морских пехотинцев, тот самый Вермеер, который был у Ругида за правую руку, – убил бы за сэндвич с тунцом.

– Черт, сэр, у нас полно возможностей убивать просто так… – сказал еще кто-то из морских пехотинцев.

Кто-то засмеялся – сейчас нет ничего лучше хорошего, чистого, искреннего смеха, такой редкости в наши поганые времена.

– Кажется, приехали…

Наш «Форд» остановился около одного из зданий, на вид такого же, как и все. Полковник вышел, огляделся по сторонам, внешне лениво, но я-то знал, что он все подметит своим несуетным и внимательным глазом…

И я подметил то, что одна из камер системы видеонаблюдения, установленная на здании, чуть повернулась, чтобы видеть нас. А это значило, что, в отличие от многих других зданий, здесь это не заброшено.

– Что здесь?

Полковник Ругид обернулся, широко улыбаясь.

– Здесь пещера Алладина, парень. Держу пари, ты и не видал никогда такого.

– Сэр, вы так и не отдали деньги за мое предыдущее пари.

– Ах, да… Точно.

Сотня перекочевала из одного кармана в другой. Все равно она мало чего сейчас стоила.

Полковник склонился над панелью системы контроля доступа и принялся нажимать на кнопки. Я попытался запомнить комбинацию, но бросил, слишком сложно, много цифр, да и полковник стоит так, что мне не видно половину панели.

Наконец что-то едва слышно щелкнуло, и полковник открыл калитку в воротах, а потом и сами ворота.

– Двигаемся. Безопасно.

Мы подъехали к зданию из белых бетонных плит, и я еще кое-что заметил. Уж очень хорош бетон! В порту – тут и морская соль, и ветер, и перепады температуры – все здания или ржавые, или крошащиеся, очень агрессивная среда. Есть специальные марки бетона, они применяются в том числе для тампонирования нефтяных скважин, при его изготовлении применяется так называемый «восьмисотый» цемент, но он очень дорог, и ни один гражданский подрядчик не будет строить из такого. А вот военный – вероятно, будет. Это, похоже, и не здание вовсе, а настоящее фортификационное сооружение!

Полковник повторил те же манипуляции с пультом системы контроля доступа уже на двери. Я заметил, что здесь можно было открыть либо маленькую калитку для того, чтобы прошел человек, либо большую, чтобы прошла средняя транспортная машина, либо можно было открыть створки на весь лоб здания, чтобы могло пройти что-то очень большое.

– Безопасно. Вперед.

Держа на всякий случай руку на рукоятке пистолета, я шагнул следом за морпехами внутрь и…

Натуральным образом обомлел.

Это было не здание завода по переработке рыбы, не место, где производят филе и рыбные консервы. Это был самый настоящий замаскированный сухой док! Подобные сооружения я видел в Крыму, в том числе огромные схроны для подводных лодок, но тут маскировщики сего сооружения поработали на совесть и, похоже, превзошли нас. Что мы, что немцы, строили укрытия для подводных лодок в скальных толщах, во фьордах, в заливах, используя огромные количества армированного бетона и естественные укрытия в скалах. Но на любое укрытие найдется достаточного калибра бомба, пусть даже и атомная. Но североамериканцы поступили хитрее – они замаскировали объект на самом берегу под обычный рыбоперерабатывающий завод. Я не сомневаюсь, что соседние здания, построенные точно так же, построены специально для маскировки, и перерабатывают рыбу на самом деле. Просто правительство построило и сдало их в аренду по льготной цене, чтобы все думали, что здесь и в самом деле рыбоперерабатывающий завод, и нет ничего другого. И никто, даже анализируя спутниковые снимки, не задастся мыслью, а почему одно здание как бы пустует. Ну не сдали его! Может быть, сюда для маскировки тоже машины подъезжали в мирное время.

Гениально!

Я достал из кармана сотню, вернул ее полковнику.

На бетонном полу, на специальных подставках, стояло судно. Катамаран с высокими надстройками, с двумя грузовыми стрелами, большой и малой, с высоко поднятой вверх вертолетной площадкой. Было на нем место для стандартных грузовых контейнеров, но не так много, как на platform support vessel, судне для обслуживания нефтяных платформ в открытом море. Высокая надстройка, радиооборудование на вид гражданское, но очень мощное, что-то мне кажется, что ни один рачительный хозяин не станет тратить свои денежки на такое радио– и навигационное оборудование для судна, вся задача которого заключается в том, чтобы чапать от платформы к платформе. Похоже, что это судно с двойным дном, так скажем.

– Добро пожаловать на «Леди Залива», мистер, – сказал Вермеер, – прибежище для хороших североамериканских парней.

На судно вели сходни, а вот сбоку было что-то вроде быстросборного военного городка, сделанного из стандартных морских контейнеров. Имея такие контейнеры, можно было возвести настоящую опорную базу в диком месте примерно за сутки. Видел я подобные городки в Мексике и Бразилии, видел своими глазами.

– Опорная база поддержки?

– Она самая, мистер. Она самая. Добро пожаловать на борт.

Судно кто-то законсервировал, и законсервировал очень грамотно, я даже смазку увидел, чтобы предохранять механизмы от ржавчины. Если выходить в море – целый день провозимся с расконсервацией.

Ругид открыл какой-то люк в надстройке.

– Сюда…

Генератор еще не пустили, в надстройках было темно, но видно было, что этот корабль строился по военным спецификациям. Кремальеры! Самые настоящие кремальеры, способные намертво задраить люк, и которые надо взрывать, чтобы вскрыть. Гулкая пустота коридоров, каждый шаг отдавался в ушах.

– Не споткнетесь?

– Полковник, и мой прадед, и мой дед, и мой отец, и я сам – офицеры Российского Императорского флота. Как-нибудь пройду.

На самом деле сказал я это зря, из чистой гордости. Набить тут шишку, ныряя в незнакомый люк, как нечего делать…

– Налево и ступеньки вниз.

Налево так налево…

Мы прошли отсеками и вышли в нечто наподобие ангара. Закрытого. Полковник неизвестно откуда раздобыл мощный аккумуляторный фонарь на ручке, включил его, и, увидев то, что высветил мощный белый луч, я непроизвольно присвистнул.

Вот это да…

– Мистер военный моряк в четвертом поколении, на судне нельзя свистеть, дурная примета, – укоризненно сказал Ругид.

Я, не обращая на него внимания, подошел к находившейся в сложенном состоянии винтокрылой машине, потрогал ее, чтобы убедиться, что это наяву.

Это был «Пейвхаммер», «Отбойный молоток», специальный конвертоплан от «Белла» и «Боинга» (совместная разработка, в одиночку никто бы не потянул) в военно-морском исполнении. Назывался он, по-моему, RH-22, спасательный вертолет двадцать второй модели, хотя могу и путать. Два двигателя и два режима полета – он мог лететь со скоростью турбовинтового самолета, а мог приземляться наподобие вертолета на ограниченной площадке благодаря поворачиваемым гондолам с винтами. В сложенном состоянии он как бы приседал на сложенном шасси, сами гондолы были установлены на мощной поперечине, перпендикулярно, а не параллельно направлению полета – так вот, эта поперечина в транспортном состоянии поворачивалась на девяносто градусов, гондолы тоже укладывались, складывались винты. В результате, если по длине и высоте спасательный вертолет оставался тем же самым, то по ширине он уменьшался раза в три. «Боинг» работал над этим аппаратом более пятнадцати лет, и он был одним из того немного, чего не было на нашем флоте. Мы пользовались морскими вариантами обычных вертолетов, разрабатывались и проходили испытания скоростные аппараты с толкающим винтом – в САСШ подобные работы вела фирма Пясецкого, но мы пока лидировали, а вот конвертопланов на нашем флоте не было совсем. И ни у кого их не было – североамериканцы их не продавали никому.