Открывашка и пробой (СИ) - Павел Смолин

— Офигенно! — поделился впечатлениями Лёха.

— Que te follen! — поприветствовал нас попугай и взлетел, зацепившись лапками за прутья клетки.

— Домой хочешь! — умилился оборотень и открыл для попугая дверцу. — Я тебе еще корма принес, — порадовал птичку новостью.

Я тем временем пересчитывал коров — все на месте. Лёха поставил клетку и принялся высыпать на одеяло содержимое сумок.

— Еще хочешь? — хохотнул я.

— Я плиту хочу забрать, — поделился он планами. — Маме подарю. И апельсинов целую кучу! Можно?

Как отказать такому хорошему ребенку?

— Пошли, но теперь иди один — так будет быстрее. А я пока апельсинов наберу, — достал из авоськи принесенную из дома еду. И почему я не догадался взять эту чудо-тару с собой раньше?

— А почему ты авоську в прошлый раз не взял? — подумал о том же самом Лёха.

— Так нужно! — не захотел я оправдываться перед малолеткой.

Во вторую ходку пацан приволок шмотки и плиту — я ее поднять даже не смог. В третью — «толстую» цветную видеодвойку марки «Sony» — с кассетами, включая фильм «Звездный десант»! — радио, кассетный магнитофон с кассетами и несколько настольных ламп. Еще через десять минут на полянке, к полному безразличию коров, появились пылесос «Bosh», холодильник и стиральная машинка-автомат.

— Нужно еще картины забрать, в нашем ДК повесим! — со слегка ошалелым видом заявил не собирающийся останавливаться Лёха.

— Я думаю, достаточно! — заставил меня подпрыгнуть от неожиданности низкий хриплый мужской голос за спиной.

Почему я такой необучаемый?

Повторив безуспешную попытку сбежать в пробой, я снова был пойман за подмышки как нашкодивший ребенок.

А я разве нет?

Но в этот раз не так унизительно — вместо Лёхи меня держал седой, худощавый и высокий оборотень со страшной, словно поделенной напополам берущим свое начало у левой скулы и заканчивающимся у правого виска шрамом, рожей и зелеными глазами.

— Куда побежал? — спросил он меня.

— Геннадий Петрович, Андрей не виноват — это я его попросил! — заступился за меня Лёха.

— А я и не говорю, что виноват, — спокойно ответил ему Геннадий Петрович и испытующе посмотрел на меня. — А ты как считаешь?

Я считаю, что моя относительно спокойная деревенская жизнь заканчивается.

— Коров без присмотра нельзя было оставлять, — ответил я то, что думал.

— Нельзя, — подтвердил шрамированный. — Тебе люди самое ценное доверили, а ты — носишься не пойми где. Хорошо, что в первый день пастушьей работы без присмотра никого не оставляем, — ухмыльнулся.

— Извините, — мне и вправду стало очень стыдно.

Корова в деревне — это две трети и так довольно спорного благосостояния. А если бы случилось чего?

— Рассказывай, где были, и как твоя способность работает, — велел мужик, поставив меня на землю, сложив руки на груди и придавив взглядом.

Попробую убежать — схватит снова. Ненавижу этот мир.

— Геннадий Петрович, только в лабораторию Андрея не отправляйте — его там убьют! — жалобно попросил Лёха.

Хорошо быть попугаем — вон он, в клетке сидит, развлекается при помощи зеркальца, думая, что за ним спрятался другой попугай, и пытаться придумывать оправдания ему не надо.

— А тебя есть смысл «отправлять в лабораторию», Андрей? — задушевным тоном спросил оборотень.

Пытаться вилять и отнекиваться смысла нет — он, походу, с утра за мной следит, вуайерист хренов, и все уже понял сам, просто удостовериться хочет. И тут до меня дошло, что даже без следящего оборотня сохранить секрет было бы почти невозможно: а как бы я объяснил хотя бы принесенный Вальке апельсин? «По реке приплыл»? А я бы обязательно ей его принес — просто на удивленную рожу посмотреть. Попугая объяснить еще как-то можно: «прилетел». Ага, с обрезанными крыльями! Но после того, как к грабежу присоединился Лёха, дорога нам была только в один конец: объясните-ка, ребята, откуда у вас полная полянка бытовой техники, гора жратвы и куча шмоток взялись?

И почему я не подумал об этом сразу⁈ Ответ один — жадность.

— Рассказывай, — велел шрамированный.

— Я вижу следы пробоев и могу через них ходить в другие места, — зажмурившись, выпалил я.

— Та-а-ак, — протянул оборотень.

— Он не врет, Геннадий Петрович!

— Да вижу, что не врет, — отмахнулся он. — Это все — оттуда? — обвел рукой награбленное.

— Оттуда! — ответил за меня Лёха, явно радуясь, что секрет хранить больше не нужно.

Разрывался ребенок между дружбой и долгом. Надеюсь, хотя бы его пощадят.

— Мы ферму апельсиновую нашли, иностранную, богатую. У богатых же можно воровать, если ты — бедный? — продолжил маленький оборотень. — Нас не поймают, Геннадий Петрович, там хозяин куда-то ушел, никто нас не видел.

— А ты Лёшке, после того как с ним… — кивнул шрамированный на попугая. — …Вернулся, другое рассказывал.

— Первый раз меня фермер видел, — кивнул я. — В Римской Империи были, там на стене календарь с Папой висит, а язык на испанский похож.

— Puta! — продемонстрировал попугай.

— А ты откуда знаешь, что «на испанский»? — подозрительно спросил оборотень.

— Потому что английский я знаю, а немецкий и французский много раз слышал! — раздраженно ответил я. — Остаются другие европейские языки, а «Путой» мексиканцы обзываются, у них — испанский!

— А ты правда английский знаешь? — восхитился Лёха.

— А у вас в школе иностранных языков нет? — удивился я.

— Ни у них, ни у других, — ответил за пацана шрамированный и прищурился. — Только дети богачей учат, дома.

Вспомнив «экзаменовку» в Центре, я осознал его правоту — никаких тестов по иностранным языкам там не было. Напрягшись, припомнил свой аттестат — да, иностранных языков там нет.

— Память-то не вернулась? — спросил Геннадий Петрович. — И как так вышло, что твой богатый папенька тебя так плохо искал?

Не выдержав его испытующего взгляда, я раздраженно рявкнул:

— Я вообще из другого мира!!!

Всё, теперь мне точно конец.

Глава 11

Сидя под апельсиновым деревом, я решал сложный вопрос — плакать или смеяться, потому что после подробного допроса Геннадий Петрович наказал Лёхе присматривать за коровами и «барахлом», и я провел его через пробой. Желание оставить его в «прихожей» подавить удалось с невероятным трудом. Стыдно, но основным аргументом так не делать стал не гуманизм, а Лёха — на поляну путь мне бы был заказан, потому что дружба дружбой, но меня пацан знает третий день, а Геннадия Петровича — всю жизнь, потому что до случившегося 6 лет назад пробоя шрамированный оборотень преподавал физкультуру, а после переквалифицировался в инструктора для маленьких оборотней. Ну и физкультуру им преподавать продолжает! Да мелкий меня сразу заломает и утащит к старосте!

Всхлипнув, я улегся на бок и обнял коленки.

За что мне все это? Сбежать можно прямо сейчас, но… Но мне очень, очень