Фантастика, 1984 год - Сборник

Он снова чиркнул спичкой и затянулся.

– Болтун… Догонят они! Нас сто тысяч человечеств; у нас целые планеты только и заняты переработкой и распространением научной информации среди членов Союза, а эти щенки в одиночку догонять собрались! Да, мозги вам достались отличные, такие во всей Галактике поискать, сможете, много сможете - но в коллективе! А заниматься интеллектуальными растратами, разбазариванием мыслительных мощностей - не позволим! Вы этому миру не хозяева, он наш общий, так что нечего тут самостийно управляться!

– А, собственно, какое вам дело до нашего прогресса или отставания? Вас сто тысяч человечеств, на кой вам малограмотные провинциалы?

– Болван! И болтун! Что вы мне в нос своим комплексом неполноценности тычете? Да поймите наконец, нужны вы! Нужны! Хоть вы и без царя в голове, мягко говоря. Дожили до такого возраста, а все не знаете, зачем на свете живете! Из века в век, как попки, - ах, вечные проблемы, ах, где ты, смысл жизни, ах, поиски себя…

– Вы, Александр Филиппович, наслушались обывателей и идеалистов. С этим как раз все в порядке.

– Ну-ка, ну-ка! И каков же этот ваш порядок?

– А таков: нелепо ставить вопрос об абсолютном смысле жизни. В разные эпохи в разных странах этот вопрос решался по-разному. Для нас, например, смысл жизни - освобождение людей от социальной несправедливости, угнетения человека человеком…

– Великолепно! Да, это - смысл жизни. Для человека. Для нескольких поколений. А потом? Что, как коммунизм построили, так жизнь смысл потеряла? Поймите, это не смысл жизни, это ближайшая цель - великая, прекрасная, но всетаки временная цель. Дальше надо глядеть, дальше! И не спешите отбрасывать элементарную биологию. Да, смысл жизни - это продление своего биологического вида. У вас - своего, у нас - своих. Выделим общее: продление существования разумных биологических объектов. А это означает в первую очередь сохранение мира, где живем мы, вы и прочие разумные биологические субъекты. Дайте сигарету! Впрочем, нет, не давайте.

Он вдруг остановился, повернулся к Шустерову и торжественно объявил:

– Уважаемый Лев Иванович! Вы первый представитель гомо сапиенс, с которым Союз Объединенных Человечеств вступил в официальный контакт. Мы просим вас быть нашим консулом на планете Земля и, если можно так выразиться, чрезвычайным тс лолномочным пророком…

– А почему именно я?

– А потому что у вас мозги варят, потому что вы подготовлены. И не ортодокс, вас убедить можно - да я вас уже убедил, верно?

– Н-ну…

– Не кокетничайте! И потому, что не боитесь рот раскрыть. Ладно, я продолжаю. Объединенные Человечества считают, что время для контакта наступило, поскольку вы, люди, самостоятельно открыли опасность, надвигающуюся на все разумные виды вообще: будущее сжатие Вселенной и обращение ее в сингулярность. Ваша планета необходима Союзу как форпост для дальнейшего продвижения к внешней части Галактики. К сожалению, сказочка о нуль-транспортировке пока остается сказкой, мы продвигаемся от мира к миру мелкими-перебежками, необходимы опорные базы. Мы обращаемся к планете Земля с просьбой и настоятельным призывом: помогите! Вы нужны! Нужна планета - как ступень в лестнице, нужна великая интеллектуальная мощь миллиардов людей. Без этого не достичь нашей цели, не предотвратить сжатия Вселенной…

– Да уж больно далека опасность, какая-то нереальная…

– Слушайте, вы! Вы себе представляете, что такое сжатие Вселенной? Ни черта! Вы ж тут знаете, что расширяется или там сжимается все пространство вообще! Додуматься до такой нелепости! Да мы про это в жизни не узнали бы, свет так и отсчитывал бы свои триста тысяч километров в секунду, безразлично, сжатые они или растянутые - и никакого красного смещения! А оно есть! А потом будет - фиолетовое, а тут уж станет по-настоящему тесно и жарко,- пространство не растянется и не сожмется, его просто будет все меньше и меньше между галактиками, звездами, между солнцами и планетами… ну вас к черту, дайте сигарету!

ГЕННАДИЙ РАЗУМОВ ЗА ЛЕСОМ, У МОРЯ…

Они были одни на всем свете. Не было рядом ни высокого берега, заросшего зеленой густой травой и низкорослым ветвистым кустарником, ни желто-серой широкой полосы длинного пляжа, ни пенящихся волн с белыми гребешками. И не было огромного многоэтажного дымного города, монотонно шумевшего недалеко за платановой рощей, за высокими скалистыми холмами.

Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, на старом растрескавшемся пне, обросшем мхом и древесными грибами.

Ее мягкие прохладные пальцы лежали в его широкой шершавой ладони. Она склонила голову к его плечу.

– Ты любишь меня? - прошептала она, чуть коснувшись его уха губами.

– Очень, - выдохнул он, еще крепче обняв ее за плечи.

. Они были одни во всем мире. Вокруг стояла насыщенная ароматом моря ночная прохлада. Черное низкое небо, усеянное россыпями блестящих звезд, колыхалось над ними, двигалось, волновалось.

– Смотри, сколько звезд, - сказала она, закинув голову назад и обняв его за шею.

– А сколько их падает, - он помедлил немного, потом добавил: - Знаешь что? Загадай желание.

– Я хочу, чтобы нам всегда-всегда, всю жизнь было так же хорошо, как сейчас… Вон, эта наша с тобой звездочка. Гляди, какая она большая, красивая… И как долго падает. - Она, счастливо улыбаясь, смотрела на небо, по краю которого медчленно плыла яркая оранжевая звезда.

Что-то было необычное в ее неторопливом скользящем падении. Другие падающие звезды быстро, стремительно прочерчивали небосвод, а эта опускалась как-то осторожно, неуверенно. Конечно, она, как и все, тоже падала, приближаясь к горизонту, тоже бледнела, тускнела и, казалось, вот-вот исчезнет совсем. Но вместе с тем эта звезда существовала как-то иначе,, как-то по-другому. Она одновременно исчезала и, наоборот, становилась с каждой минутой все больше, все ощутимее.

Трудно, невозможно было объяснить это ощущение, но безотчетный страх вдруг охватил все ее существо. Какая-то непонятная, странная тревога, как ветер, как шквал, неожиданно обрушилась на нее и стала стремительно и неумолимо нарастать, закрутила, понесла. Лоб покрылся испариной, похолодели руки, ноги, тело пробила дрожь.

– Ой, мне страшно! - вскрикнула она, почувствовав на себе чей-то пристальный пугающий взгляд. - Что-то приближается к нам, все ближе, ближе, уже здесь…

– Ну, что ты, родная, не бойся, я же с тобой, все в порядке. - Он крепко прижал ее к себе, обнял.

Но она видела, вернее, чувствовала ЭТО. ОНО было огромное, жуткое. Она не знала, что это, не могла объяснить свое состояние. Но ЭТО было, оно смотрело ей прямо в глаза, даже не в глаза, а куда-то внутрь, в самую ее суть, в душу.