Месть Бела - Джеффри Арчер

— А почему ты меня не зовешь с собой?

— Ты — Бог. То есть ты такой же, как эти. То есть не такой, конечно, а... Ну, ты понимаешь, о чем я говорю. Ты знаешь то, что не могу знать я. У тебя свой путь, такие как мы на нем только помеха.

— У нас один путь — за Ворота. Куда нас никто не захочет выпускать. — Конан присел на корточки, откинул со лба поверженной «богини» челку. На нежной коже наливался багровым цветом будущий синяк. — Как скоро после твоих ударов приходят в себя?

— Я ударил ее вполсилы.

— Оно и видно. Послушай, — северянин по свойству зрячих людей обернул лицо к собеседнику и тут же поймал себя на мысли, что можно этого и не делать, — а по-другому, не через Ворота, отсюда никак не выбраться?

— Нет.

— А я вот думаю — можно.

Коэн безучастно стоял на том же месте и в той же позе, а киммериец поднялся с корточек и принялся расхаживать по небольшому пространству помещения, не занятому кроватью, изучающе рассматривая обстановку. Он искал что-то, временно могущее заменить ему оружие. У Иштар, в отличие, скажем, от Адониса, не имелось при себе даже завалящего кинжальчика. А для задуманного северянином обзавестись оружием было бы желательно. Сумеет ли он перебороть свое проклятие и воспользоваться им — это уже другой вопрос, но чтобы попытаться и чем-то воспользоваться, надо этот предмет по меньшей мере держать в руках. Занятый поисками, Конан продолжал говорить:

— У «богов» должен иметься еще один, тайный выход. Я почти уверен. Не могли они не позаботиться на всякий случай. Вроде подземного хода. Так что неплохо было бы, если б наша Иштар очухалась. Но даже если мы выберемся отсюда, даже незамеченными, нас быстро разыщут эти «боги», чтоб им сдохнуть, и их стражники.

— Но мы расскажем людям...

— Если успеем. Ну, а успеем, так кто нам поверит. Ты-то сам, пока не услышал собственными ушами, не верил.

Конан, не найдя ничего более подходящего, остановил свой выбор на массивном дубовом, как и кровать, табурете, и принялся отламывать от него ножку.

— Так что, Коэн, как ни крути, а коли мы не обезопасим себя от «богов», дело наше дохлое.

— Ты хочешь их убить? — в голосе слепого охранника киммериец уловил не изжитое до конца благоговение перед Властителями.

— Не обязательно. Можно просто запереть, скажем, в такой вот комнате. Пока их найдут... Ладно, пошли выпускать Везунчика?

Северянин доломал табурет и, вооруженный теперь короткой, но увесистой палкой, подошел к Иштар. Легко забросил тело, которое недавно ласкал, на плечо.

— Берем ее с собой? — поинтересовался Коэн.

— А ты можешь сказать, сколько нам надо прождать тут, пока она очухается от твоего удара в полсилы?

Слепой вел зрячего по коридорам Обители. Никто по пути к темнице им не попадался. По уверениям Коэна, стражники Властителей и не должны появляться здесь. У охраны всего два постоянных поста: Ворота и темница. И без приказа просто так зайти в святая святых Обители, шляться по коридорам... лучше сразу броситься в Сухой колодец. Вот Боги — те да, те могут ходить когда и где угодно, кого угодно прихватывая с собой. Но, может быть, они сейчас все-таки спят?

Коэн резко остановился возле одного из поворотов. Конан, послушно шедший след в след, чуть не налетел на слепца. Последний, не поворачивая головы, тихо произнес:

— Убежище Оступившихся оставлен охранять Ликур. Ничего не предпринимай. Веди себя как обычно, как до этого.

И Коэн пошел дальше.

Возле двери в стене, огораживающей клетки, стоял тот, кого назвали Ликуром. Когда они приблизились, Ликур насторожился, развернув ухо к Конану. На лице стражника обозначилось легкое удивление. Конечно, человек с ношей ступает по-иному.

— Приказ Иштар — я стою до первого боя, — сказал Коэн. Ликур немного промедлил, вслушиваясь во что-то и размышляя, и ушел, не произнеся ни слова.

Что поделывали «боги», оставалось пока тайной, а Везунчик действительно спал. И проснулся, только когда Коэн стал отпирать клетку.

— Вставай, вставай, не притворяйся, что дрыхнешь, — Конан зашел в темницу и аккуратно положил на пол так и не пришедшую в сознание женщину.

— Что это ты приволок? Никак тело? — Везунчик проворно вскочил с постели, то есть с прелой соломы, и охваченный любопытством заспешил к Конану и его ноше.

— Потрогай, братец, потрогай. И попробуй сказать, что это не Богиня, что это не Иштар.

Везунчик потрогал.

— Что тут началось, я тебе скажу! Он заметался по клетке, как пойманный тигр, вопил, плакал, трясся, рвал на себе волосы. Попробовал даже кинуться на меня со своим гвоздем, но его перехватил зашедший в клетку Коэн и хорошо перекрыл палкой по спине. Тогда наконец Везунчик утихомирился, залег на свою солому и принялся жалостливо поскуливать оттуда. Мы с Коэном стали ему втолковывать что к чему. Конечно, больше говорил тюремщик. Пересказывал то, что услышал от Иштар. Понятно было, что если уж Везунчик не поверит своему, слепому, то мне-то и подавно. Ну, думаю, не до рассвета же нам его обрабатывать. Если сразу не согласится примкнуть к нам, то и Нергал с ним, запрем в клетке и пойдем без него. Возимся мы, значит, с Везунчиком и вдруг слышим стон. Обернулся — ага, наша небожительница очухалась...

Коэн первым оказался около «богини», замахнулся своим тупоносым дротиком и прошипел:

— Я тебя убью, дрянь!

Когда он произносил «дрянь», голос его дрогнул, словно споткнувшись. В душе у Коэна продолжалась борьба между былым и не до конца изжитым преклонением и новой ненавистью к своим ослепителям. И за чем останется окончательная победа, было пока неясно. Поэтому Конан счел нужным вмешаться, прежде чем Иштар заговорит. А пока «богиня», приподнявшись на локтях, ошарашено вертела головой, пытаясь понять, что случилось с миром.

Киммериец подошел к небожительнице, присел рядом на корточки:

— Эти люди, которых ты здесь видишь, знают все. Что вы не Боги. Что вы искалечили их в младенчестве. Они убьют тебя, как только я перестану их сдерживать. А я перестану их сдерживать, если ты не будешь выполнять, что я прикажу. Ты поняла меня, женщина?

— Похваляешься, как ты умеешь женщин запугивать, верзила? — Это подошла к беседующим мужчинам Локиния и поставила на стол два кувшина. Как незамедлительно выяснили Конан и Симур, кувшины им принесли отнюдь не пустые, а с розовым немедийским из холодного погреба.

— Ты просто в неудачные моменты подходишь, женщина. Посиди, послушай, и ты поймешь, что я добрейший и мягкосердечнейший из варваров, — оторвал губы от кубка киммериец. Его настроение с каждым глотком делалось все лучше.