Фрайдэй - Роберт Хайнлайн

Примерно в четыре Дженет, с моей помощью, сделала сэндвичи и сварила кофе.

Я проснулась в девять, потому что зашевелился Жорж. Я обнаружила, что спала, положив голову ему на грудь и прижавшись к нему плечом. Иен полулежал поперек кровати, опершись на подушки и повернув голову в сторону экрана — но его глаза были закрыты. Дженет не было — она пошла в мою комнату и залезла в формально мою постель.

Я обнаружила, что, если двигаться очень медленно, я могу встать с кровати, не разбудив Жоржа. Я это сделала и выскользнула в туалет, где избавилась от использованного кофе, и мне стало лучше. Я заглянула в «мою» комнату, увидела мою пропавшую хозяйку. Она не спала. Она помахала мне рукой и знаком пригласила меня войти. Она подвинулась, и я легла рядом с ней. Она поцеловала меня.

— Как там мальчики?

— Оба еще спят. Точнее, спали три минуты назад.

— Хорошо. Им надо выспаться. Они беспокойные люди; я нет. Я решила, что нет смысла следить за Армагеддоном налитыми кровью глазами, поэтому пришла сюда. Я думаю, ты в это время спала.

— Должно быть. Я не знаю, когда заснула. Мне казалось, что я слушаю одни и те же новости в тысячный раз. Потом я проснулась.

— Ты ничего не пропустила. Я приглушила звук, но оставила подстрочник на экране — там продолжалась все та же грустная история. Марджори, мальчики ждут, когда начнут падать бомбы. Я не думаю, что бомбы будут.

— Надеюсь, ты права. Но почему нет?

— Кто на кого будет бросать водородные бомбы? Кто враг? Насколько я могу судить по новостям, волнения происходят во всех крупнейших блоках. Но, если не считать того, что, похоже, является ошибкой квебекского генерала, военные нигде ни во что не вмешивались. Убийства, поджоги, взрывы, диверсии всех видов, перевороты, террористические акты — но без какой-либо системы. Это не Восток против Запада или марксисты против фашистов, или черные против белых. Марджори, если кто-нибудь запустит ракеты, это будет значить, что весь мир сошел с ума.

— Разве на это еще не похоже?

— Я так не думаю. Система этого в том, что нет никакой системы. Каждый человек является мишенью. Это, похоже, нацелено на все правительства в равной степени.

— Анархисты? — предположила я.

— Может быть, нигилисты.

Вошел Иен. У него под глазами были круги, на озабоченном лице — щетина, он был в коротком халате, из-под которого торчали колени.

— Дженет, я не могу дозвониться до Бетти и Фредди.

— Они разве не собирались вернуться в Сидней?

— Дело не в этом. Я не могу дозвониться ни до Сиднея, ни до Окленда. Только слышу в ответ этот чертов синтезированный компьютерный голос: «В настоящее время линия занята. Пожалуйста, позвоните позже, спасибо за внимание».

— Ой. Может быть, снова диверсии?

— Возможно. Но, может быть, хуже. Услышав это квакание, я позвонил в диспетчерскую в порту и спросил, что, черт возьми, случилось со спутниковой линией Виннипег-Окленд? Поскольку я капитан, я в конце концов добрался до начальника смены. Он сказал мне забыть о нарушенной связи, потому что у них серьезные неприятности. Все ПБ стоят на приколе, потому что два взорвались в космосе. Виннипег-Буэнос-Айрес, рейс двадцать девять и Ванкувер-Лондон, рейс сто один.

— Иен!

— Никто не спасся. Взрыватели реагировали на давление, потому что оба взорвались при выходе из атмосферы. Джен, когда я полечу в следующий раз, я сам все проверю. И остановлю обратный отсчет, если будет хоть малейший повод. — Он добавил:

— Но я не могу предположить, когда это случится. Невозможно запустить ПБ, если нет связи с портом прибытия… а начальник смены признался, что отказали все спутниковые линии.

Джен встала с кровати и поцеловала его.

— Перестань волноваться! Прекрати. Немедленно. Конечно, ты сам все будешь проверять, пока диверсантов не поймают. Но сейчас ты можешь выбросить это из головы, потому что тебя не назначат в полет, пока не восстановят связь. Поэтому объявляется выходной. А насчет Бетти и Фредди, жаль, что мы не можем поговорить с ними, но они могут о себе позаботиться, и ты это знаешь. Несомненно, они тоже волнуются за нас, но им этого тоже не стоит делать. Я только рада, что все случилось, когда ты был дома — а не на полпути вокруг земного шара. Ты здесь, ты в безопасности, и это все, что меня волнует. Мы просто будем сидеть здесь, в уюте и спокойствии, пока весь этот бред не кончится.

— Я должен ехать в Ванкувер.

— Муж мой, ты ничего не должен делать, только платить налоги и умереть. Они не будут сажать артефакты в корабли, если корабли не взлетают.

— «Артефакты»? — ляпнула я и пожалела.

Иен, казалось, только сейчас меня заметил.

— Привет, Мардж. Доброе утро. Ты можешь ни о чем не беспокоиться — и я хочу извиниться, что все это случилось, когда ты гостила у нас. Те артефакты, о которых сказала Джен, — не механизмы, они живые. У начальства появилась дикая идея, что живой артефакт, созданный для пилотирования, сможет справляться с работой лучше, чем человек. Я председатель виннипегского отделения профсоюза, поэтому я должен бороться. Завтра в Ванкувере собрание правления.

— Иен, — сказала Джен, — позвони генеральному секретарю. Глупо ехать в Ванкувер, не проверив.

— Ладно, ладно.

— Но не просто спроси. Заставь генерального секретаря нажать на правление и отложить собрание, пока все не придет в норму. Я хочу, чтобы ты оставался здесь и следил, чтобы со мной ничего не случилось.

— Или наоборот.

— Или наоборот, — согласилась она. — Но, если нужно, я упаду в обморок тебе на руки. Что ты хочешь на завтрак? Только не очень сложное, а то я воспользуюсь данным тобой обязательством.

Я их уже не слушала, потому что от слова «артефакт» что-то во мне переключилось. Я думала, что Иен — да и все они, и здесь, и в Австралии — достаточно цивилизованные и опытные люди, чтобы относиться ко мне подобным так же, как к обычным людям.

А теперь я слышу, что Иен представляет свой профсоюз в борьбе с администрацией за то, чтобы такие, как я, не могли соревноваться с людьми.

(Что, по-твоему, мы должны делать, Иен? Перерезать себе горло? Мы не просили производить нас, так же как и ты не просил себя родить. Мы, может быть, не люди, но мы разделяем вековую судьбу людей: мы чужие в мире, который создан другими.)

— А, Мардж?

— Извини, я задумалась. Что ты сказала, Джен?

— Я спросила, что ты хочешь на завтрак, дорогая?

— Не имеет значения; я ем все, что стоит на месте или даже медленно движется. Можно, я пойду с тобой и помогу? Пожалуйста?

— Я надеялась, что ты это предложишь. Потому что несмотря на его обязательство, на кухне толку от него немного.

— А я отличная повариха!

— Да, дорогая. Иен дал мне письменное обязательство, что будет всегда готовить еду, если я его попрошу. Так оно и есть; он не пытался отвертеться. Но, чтобы к этому прибегнуть, мне нужно быть ужасно голодной.