Инквизитор и нимфа - Юлия Зонис

— Салливан решил подра-аться. Брось бяку, а то ненароком обрежешь себе чего-нибудь не то.

Сзади обидно заржали. Марк развернулся, отсалютовал самурайским мечом и нагло заявил:

— А что, Люк, давай подеремся. Или ты без Оби Вана не такой смелый?

Вигн почернел лицом. Он терпеть не мог, когда его звали Люком, — может, потому, что и правда немного смахивал на парнишку из древней космооперы. Мог простить эту кличку только Моносумато, но никак не Салливану.

— Ну давай, — хмыкнул Вигн. — Становись. Ох я тебя и разукрашу.

Только разукрасить Вигн никого не успел. Едва они встали друг напротив друга, Марк остекленел взглядом — это у него от долгих тренировок отлично получалось — и проплясал несколько тактов джиги. Ребята неуверенно захихикали, узнавая подпись вожака. Сам вожак сильно удивился, но прежде чем успел что-то сказать, Марк деревянным движением марионетки вогнал острющий меч себе в ногу. Не сильно, однако достаточно, чтобы кровь брызнула во все стороны. Угодил точнехонько в одну из мелких артерий, которую долго перед этим выбирал в анатомическом атласе. Лукас посерел еще больше, чем стремительно теряющий кровь Марк, уронил меч и завопил: «Это не я!» Но, конечно, ему никто не поверил.

Лукаса Вигна с позором исключили на следующий же день. А еще через неделю, когда Марк вышел из лазарета, из лицея исчез и мастер-оператор.

Марк уже почти одолел осыпь, когда камешек выскочил из-под ноги. Последние метры викторианец позорно прокатился на заднице в компании мелких и крупных булыжников. Хорошо еще, что не поехал весь склон. В небо взвилось облако пыли. Чихая, Марк встал и вышел на пятачок острозубых камней у воды. Ветер усиливался и разгонял тучи. Похоже, не будет никакой грозы. Серая пелена рвалась, в просветах уже замелькали багровые закатные лучи. По воде побежали алые блики.

Вот здесь упал отец Франческо. Марк остановился и принялся разгребать ногой щебенку. Была осень, река вздулась от дождей, труп смыло и потащило вниз по течению. Марк и сам не понимал, что ищет, — даже кровь давно унесла вода. Желто-серые валуны, обломки, чешуйки глины… Повинуясь неясному импульсу, он опустился на колени и распростерся на камнях. Лежать было неудобно, в тело впивались острые осколки. Это если ты живой. А если мертвый, то уже все равно.

Тогда, за два месяца до окончания лицея, вернувшись в класс и не увидев Лукаса, Марк ощутил странное удовлетворение. Не облегчение и не злорадство, а именно удовлетворение, как от хорошо проделанной работы. После того как урок закончился и остальные студенты потянулись из аудитории, отец Франческо попросил Салливана остаться. Стоя перед учеником, который к тому времени заметно перерос учителя, старый викторианец покачал головой:

— Я понимаю, почему ты это сделал.

— О чем вы, наставник?

Отец Франческо поднял руку:

— Не перебивай меня, Марк, пожалуйста. Не считай окружающих дураками. Этот звонок, выключенный экран… Такэси настаивал на расследовании, и мне с трудом удалось его отговорить. Кто тебе помогал? Дочка сенатора Медичи? Только не делай большие глаза. Ты хотя бы представляешь, как эта ваша невинная шалость могла сказаться на карьере сенатора? Не говоря уже о том, что ты поломал жизнь однокласснику, а Такэси никогда теперь не сможет преподавать. Ты этого добивался?

Марк молчал.

— Я хочу услышать от тебя только одно. Я хочу услышать, что тебе стыдно. Что ты осознал, насколько низко и бесчестно поступил. И что впредь это не повторится.

Марк взглянул на наставника и смутно удивился — он и не заметил, насколько отец Франческо сдал за последний год. Редкие волосы, окружавшие лысину, напоминали пух одуванчика, а по коже головы рассыпались пигментные пятна.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — спокойно сказал Марк.

Отец Франческо развернулся и вышел из класса. Это был их последний разговор.

«Я поступил бесчестно», — мысленно произнес Марк.

Он и сам толком не понимал, к кому обращается. К памяти наставника? К изломанной тени, привидевшейся на камнях? К себе самому?

«Я поступил бесчестно, и я поступлю бесчестно еще не раз. Тебе нужно мое раскаяние? Хорошо. Я раскаиваюсь. Только это ничего не меняет».

Вверху гудел ветер, совсем рядом бормотала вода. Камни отдавали тепло, но под ними, под тонким слоем разогретой земли, чувствовался вечный, неизменный холод. В этой битве всегда выигрывает смерть, забвенье, зима… Марк оперся на руку, чтобы встать, и тут в горке щебня что-то блеснуло. Серебряная искорка. Он потянулся вперед, и пальцы сомкнулись на кнопке «вечной» флэшки.

Глава 6

Нарайя

Красным Лбом аборигены прозвали гранитный выступ, расположенный выше по течению. Он и правда выделялся ярким пятном на фоне желтоватого песчаника. На граните росли высокие сосны, и от них шел сильный смолистый дух. Марк забредал сюда пару раз во время своих бесцельных блужданий по округе, и место ему полюбилось. Хорошо было сидеть на большом, прогретом солнцем камне, любоваться падающим за реку солнцем, вдыхая смоляной запах. В трещинках камня желтела опавшая хвоя. Поселок отсюда был не виден.

На рассвете следующего дня Марк прихватил истолченные в порошок и смешанные с безобидной травкой таблетки, обошел скалы лесом и устроился на привычном валуне. Ржаво-красный шарик Ригеля D непривычно быстро карабкался в небо, и тени от сосен стремительно укорачивались. В реке поплескивала рыба, по стволам сновали изумрудные бесстрашные ящерки. Где-то долбил кору местный хохлатый дятел. Утренняя прохлада уже сменилась надоевшей жарой, а мальчишка все не появлялся. Устав ждать, Марк открыл вчерашний файл.

Вернувшись в палатку, он первым делом подключил флэшку. Большая часть файлов не открывалась или выдавала какую-то мешанину символов. То ли карточку подпортила вода, то ли отец Франческо использовал код, неизвестный бывшему ученику. Два работающих файла погрузили Марка в раздумья. В первый момент ему даже показалось, что старый викторианец собирал компромат на собратьев по ордену. Однако ничего инкриминирующего в записях не было. Первый файл оказался таблицей с именами и рангами в левом столбце и краткими заметками в правом. В заметках перечислялись планеты и сроки. Судя по всему, планеты, посещенные братьями, и сроки их пребывания там. Иногда указывался возраст, в котором викторианцы навестили указанные миры. В среднем столбце во всех строчках стояло «Земля».

Марк нашел в списке и себя (Земля, прочерк), и самого Паолини (Земля, прочерк). С интересом узнал, что Лукас посещал в двухлетнем возрасте Либерти (что-то он этим в классе не хвастался). Моносумато, если верить таблице, провел на Терре пять лет в возрасте от двенадцати до семнадцати. Он, как и Висконти, был поздней пташкой и в лицей угодил переростком.