Золотой цверг - Вадим Проскурин

– Да, я знаю. А почему?

– Потому что в такие игры мы не играем. Мы в них живем. А это очень тяжело.

– Для тебя это все как настоящее?

– Ну… в общем, да. Эта игра не так уж сильно отличается от реальных миссий.

– Получается, “Майкропроз” в рекламе не врет?

– Не врет. Почти не врет.

7

– Амида, – прошептал Даниэль Кришнамурти и открыл дверь, которая могла привести его к славе.

За дверью Даниэль увидел нечто, что привело его в изумление, граничащее с остолбенением. Точнее, это было не нечто, а некто, это была сама Ким Джонс, ведущая вечерних новостей по шестнадцатому каналу, самая настоящая Ким Джонс!

– Привет, – сказала она и улыбнулась широкой голливудской улыбкой.

Даниэль заметил, что в реальной жизни Ким Джонс выглядит старше, чем на экране, ей, пожалуй, не меньше сорока.

– Здравствуйте, – пробормотал Даниэль.

– Садись, – сказала Ким. – На, читай, – она протянула Даниэлю тонкую пачку бумаги, исписанную мелким шрифтом.

Даниэль посмотрел с умным видом на первую страницу и отложил бумаги в сторону. Даниэль читал очень медленно, он был почти неграмотен, но признаться в этом обожаемой собеседнице было выше его сил.

– Что это? – спросил Даниэль, чувствуя себя полным идиотом. – Мне что, надо прочитать все?

– Необязательно, – ответила Ким. – Если ты готов поверить мне на слово, что там нет юридических ловушек, можешь вообще не читать. Это типовой договор на передачу авторских прав и эксклюзивное интервью.

– Какое интервью?

– Эксклюзивное. То есть ты не должен давать интервью на ту же тему другим журналистам в течение месяца. Можешь общаться только с ребятами нашего канала. И еще ты не должен публиковать эти снимки без нашего разрешения.

– Сколько я получу?

– Вместе с налогами – одну тысячу местных евро. Чистыми получится около семисот.

– Семьсот евро за снимки и интервью?! Месячная зарплата Даниэля составляла чуть меньше двухсот евро. Билет на Землю стоил четыре тысячи.

– Да, семьсот евро за снимки и интервью. Согласен?

– А о чем говорить в интервью?

– Откуда у тебя взялись эти снимки.

– Но…

– Боишься?

– Ну…

– Хочешь, интервью будет анонимное?

– Это, типа, никто не будет знать, что это я принес эти снимки?

– Да. Согласен?

– Согласен.

– Тогда приложи палец вот сюда. Замечательно. Ну, рассказывай.

И Даниэль начал рассказывать.

8

Якадзуно валялся на мягком ковре, застилающем пол комнаты отдыха экипажа, и задумчиво теребил прядь густых черных волос Зульфии, еще не успевших высохнуть и обесцветиться от регулярного знакомства с атмосферой Гефеста.

Теперь все пассажиры поезда переселились в помещение экипажа, гораздо более просторное и комфортабельное, чем те крохотные комнатушки, что выделяются сопровождающим груз. В дальнем углу комнаты покоился рюкзак Ратникова, лямки были связаны хитрым узлом. Якадзуно заметил, с каким усилием Анатолий тянул за концы, завязывая узел, у неподготовленного человека вряд ли получится развязать его быстрее чем за час.

– А ты хороший парень, – томно произнесла Зульфия. Якадзуно оставил в покое волосы Зульфии и опустил руку ниже.

– Нет уж, – решительно отстранилась Зульфия, – хватит, я больше не выдержу. Лучше на кошках тренируйся, – она хихикнула, – или на Роджере.

Роджер, который лежал на том же ковре в двух метрах справа от Якадзуно и читал книгу, промычал что-то неопределенное. Якадзуно поморщился – то, чем восторгалась Зульфия, было на самом деле одним из проявлений расстройства, носящего скорее психологическую, чем физиологическую природу. Было бы интересно посмотреть на эту женщину, если бы ее муж обладал тем же талантом. Впрочем, почему интересно? Это как раз совсем неинтересно.

– Слушай, Зульфия, – спросил Якадзуно, – а тебе делали прививку?

– От Гефеста? Конечно, делали, иначе у вас сдохнешь.

– У вас в поезде очень чистый воздух, гораздо чище, чем там, у нас.

– Это только так кажется. Ты сколько времени прожил в Преисподней?

– Четыре года.

– Тогда понятно, ты уже привык. Тебе проще, ты все время нюхаешь это дерьмо, а нам с Роджером постоянно приходится привыкать – то к одному вонизму, то к другому.

– Разве Деметра тоже воняет?

– Любая планета воняет. С Гефестом не сравнить, на Деметре прививку не делают, но запах есть. Специфический такой. Слушай, Якадзуно, давай лучше о чем-нибудь другом поговорим. Расскажи, что ли, байку какую-нибудь занимательную.

Якадзуно внутренне усмехнулся и начал рассказывать историю про то, как одна женщина звонила по мобиле своему гинекологу, ошиблась номером и попала на одного мужика, который ехал в электричке и у которого оказалось своеобразное чувство юмора. На самом деле Якадзуно не присутствовал при этих событиях, историю он прочитал в глобальной сети. Но это было не важно, потому что Зульфия хохотала как сумасшедшая.

Потом Якадзуно рассказал историю про одного цвергского философа, который попросил принять его в полицию Нового Кузбасса. Зульфия в ответ рассказала про то, как одна бабка пыталась пробраться без билета на поезд Земля-Гая. Якадзуно не остался в долгу и поведал про одного менеджера “Уйгурского палладия”, который во время суборбитального полета получил на мобилу текстовое сообщение со станции техобслуживания, гласившее: “Если вы еще живы, перезагрузите, пожалуйста, процессор системы охлаждения”. В общем, контакт начал налаживаться.

9

Только законченный мазохист способен просверлить шестнадцать полутораметровых шурфов ручным плазменным буром. Так думал Джон Рамирес, стоя на неровном каменном полу неукрепленного тоннеля, расставив ноги и с трудом удерживая в руках пятнадцатикилограммовый агрегат, выплевывающий пять раз в секунду очередную порцию перегретой плазмы. Сквозь светозащитный щиток скафандра весь мир выглядел угольно-черным, только между наконечником бура и стеной тоннеля плясала огненная плеть. Если бы Рамирес откинул шлем скафандра, он почувствовал бы терпкий аромат озона, смешанный с неописуемой вонью дымящихся горных пород. Но Рамирес не собирался откидывать шлем скафандра, в такой атмосфере даже с помощью респиратора невозможно прожить более десяти минут.

Бур печально пискнул, предупреждая, что энергия аккумулятора на исходе. Рамирес покосился на кучку использованных стальных цилиндриков с оранжевым солнышком на боку и вполголоса выругался – он надеялся, что сумеет доделать последний шурф, не меняя аккумулятор. Обидно – время работы увеличивается еще на полчаса.