Понимание - Евгений Богат

Цитата третья. „У меня родилась уверенность, что у меня есть дом, дом навсегда, мой дом“. (Это опять из вашего очерка, но до чего же совпадает!)

Родилась дочь. Когда ей исполнился год, я поступила на подготовительные курсы Пятигорского института иностранных языков.

Цитата четвертая. „Она решила получить высшее образование. Она понимала это иначе, чем обычные дети из обычных (пусть даже неблагополучных) семей. Для нее высшее образование было действительно высшим и действительно образованием: образованием высшего в себе, образованием, созиданием себя. Больше, чем институт, больше, чем диплом“. И это обо мне!

Ох, и досталось же всем нам! Муж приносил мне дочь на работу покормить, и я, не заходя домой, ехала в Пятигорск. Возвращалась около полуночи. Позже, когда поступила на 1-й курс, маме стало еще труднее. Она была учительницей начальных классов. Моя Иринка, наверное, и ходить научилась между партами.

Здесь начинается та часть, которую вы назвали сентиментальной. В институте на занятиях по устной речи я по-испански рассказывала, как наша семья отметила Первое мая: „Когда мы проснулись, лучи солнца уже заливали комнату. На столе, покрытом белой скатертью, в прозрачной вазочке стояли свежие ландыши…“ (Как бы я ни старалась, мама все равно успевала встать раньше меня и сходить на рынок: в доме был культ свежих продуктов.) Слушая мой рассказ, мои незамужние сокурсницы вздыхали и ахали.

„Подруги подшучивали над молодой женой: ты за кого вышла замуж — за сына или за его мать?“ И это обо мне!

И сантименты мои тоже имели горечь.

И не одну каплю. Оказалось, что у нашей девочки врожденный вывих тазобедренного сустава. Муж обвинял меня, что во время беременности я не отказалась от соревнований по стрельбе. Но мои товарищи по команде так просили, так уговаривали его отпустить меня… Да и врачи потом сказали, что это не могло быть причиной несчастья. Короче, пришлось взять академический отпуск и уехать в Донбасс к дальним родственникам с тем, чтобы муж, работая в шахте, мог содержать нас и мы имели возможность часто ездить в соседний город к врачам — хорошим, умеющим это лечить — на перегипсовку в больницу.

Так мы задумали. Но, увы. Во время медосмотра на годность к подземной работе у мужа обнаружили очаги на легких. Это у молодого мужчины, который каждое лето бывал в альплагере, дома делал зарядку не с гантелями, а кидая в воздух ось с колесами от вагонетки!

Он вынужден был пойти на завод, меня взяли литсотрудником в редакцию. Дочку целый год передавали по эстафете Торез — Ростов (больница) — Минводы (мама). Без подробностей ясно, что это было. Когда пришло время возвращения в Минводы — продолжать учебу в институте иностранных языков, муж решил остаться в Торезе: по состоянию его здоровья нам обещали вскоре квартиру, ему нужно было ложиться в стационар и т. д. Уговорить его ехать домой мне не удалось.

Дальше мы жили втроем: мама, дочка и я. Были приезды, встречи с Мужем, но стало ясно, что кто-то уже основательно пожалел брошенного больного мужчину.

Когда мама узнала о разводе (заочно его нам оформили), она упала на диван и долго по-бабьи голосила. Ее жизнь тоже не удалась. Она надеялась, что хоть у сына все будет хорошо. Особенно поверила она в это после одного случая.

…Приехал к нам как-то отец моего мужа. „Вот узнал, что внучка у меня родилась, решил посмотреть“. Муж отрезал: „Если бы у меня был отец, у тебя была бы внучка“. Мы, женщины, смягчили ситуацию, накрыли на стол…

И вот теперь мы одни. Честно признаюсь, рассталась я с мужем почти безболезненно. У нас и раньше с ним было, знаете: он с одной стороны стекла, я — с другой. Бились, бились…

Разошлись безболезненно. А вот представить, что у меня не будет моей минводской родни, не могла. А пока мы жили с матерью бывшего мужа как мать и дочь. Тем более, мы очень похожи, как бывают похожи люди одного типа. Когда мы однажды еще с мужем поехали к его деду по отцовской линии, он в первую же секунду воскликнул, взглянув на меня: „Молодая Галя!“

В Минводах хоть знали, кто мы, потом по распределению я поехала работать в Новомосковск Тульской области преподавателем испанского и английского языков, и когда мама ко мне с моей дочкой приехала, никто не поверил, что это свекровь. А мы и не очень настаивали… Пять лет мы жили в Новомосковске. Галина Петровна, мама, жила с нами. Я работала в две смены (часов было мало, но они были жутко растянуты), а она растила свою обожаемую внучку.

Приезжает мама к нам и сейчас, когда мы, поменяв квартиру, приехали в тот же Торез. Правда, здесь бывают моменты не совсем радужные, так как муж мой со своей новой семьей живет недалеко и очень ревнует нас. Чуть задержится мама у нас, прибегает: „Пойдемте домой!“ А ей, по-моему, трудно сказать, где у нее в Торезе больше дом…

В Минводы мы ездим в гости по очереди, чтобы не было совпадений.

В этом году Иринка закончила среднюю школу. Узнав, что хочет она поступать в „мой“ институт, бабушка очень обрадовалась. „…Неужели вернется то трудное, то прекрасное время, когда училась твоя мама, и я снова буду жить студенческой жизнью, твоими, внучка, интересами. Да и о болячках своих буду забывать“. Но планы наши пока переменились. Дочь работает сейчас в типографии переплетчицей. Будет поступать в следующем году. Не знаю, вырисовывается ли из всей моей писанины образ матери и видна ли та роль, которую сыграла Галина Петровна в моей жизни. Кроме всего прочего, она дала мне возможность получить высшее образование, профессию, которую сама очень любила. Правда, здесь я ей несколько изменила. Вот уже третий год, как я оставила учительскую работу и перешла в редакцию городской газеты „Горняк“.

И вот перед вами — мое письмо…»

Этот документ являет собой наиболее убедительный комментарий к многочисленным посланиям скептиков, абсолютно исключающих возможность подобных человеческих историй и человеческих решений в действительности.

Не могу удержаться от того, чтобы не дать в сокращении наиболее темпераментное и резкое письмо воинствующего маловера:

«До каких пор вы, писатели, будете морочить нам голову сентиментальной чепухой, рожденной вашей разбушевавшейся фантазией. Можно было бы отнестись ко всему этому равнодушно, как к безобидным небылицам, если бы не одна особенность подобных душеспасительных сочинений: в оболочке душещипательных сюжетов вы пытаетесь воскресить религиозную мораль, оживить заповеди Христа и тем самым нанести урон нашей великой победе над богом, религией и церковью».

Я весьма сожалею, что этому читателю показалось, будто я нанес урон великой победе над «богом, религией и церковью», но вынужден повторить то, о чем писал уже не однажды: отдавая религии возвышенное и доброе (по терминологии нашего читателя — душещипательное), мы не ослабляем ее, а лишь усиливаем.

Возвышенное в человеке и в жизни существовало, существует и, будем надеяться, не исчезнет никогда. Общество наше находится в той стадии социального и нравственного развития, когда может рассматривать и осмысливать это возвышенное (я даже не побоюсь назвать его идеальным) вне религии и независимо от нее. И это наиболее плодотворный путь к созиданию высокой безрелигиозной морали, вобравшей в себя все лучшее, что создано нравственным опытом веков и поколений.

Я повторил, видимо, общеизвестное и банальное, но поскольку каждый раз после опубликования чего-либо «душещипательного» раздаются сердитые голоса «поборников атеизма», а по существу, унылых догматиков, то, может быть, не лишнее — напоминать им о том, что именно мы должны быть наследниками всех гуманистических традиций, независимо от того, были они или не были на вооружении у церкви, — напоминать, пока сердитые голоса не умолкнут.

Мне хочется более подробно остановиться на двух письмах, внешне посвященных историческим корням поступков героини очерка Натальи Николаевны и при этом имеющих некоторое отношение к сегодняшним нравственным явлениям.

Письмо первое от Р. М. Елисеевой из Ленинграда.

«…Статья поднимает на щит несправедливо забытое понятие: благородство души. Слово благородство мы и сегодня употребляем нечасто, возможно потому, что за этим словом нам „мерещится“ дворянство.

Да, действительно, до революции только в дворянской среде были доступны условия воспитания, образования, наслаждения высшими культурными ценностями, потому что более или менее стабильная материальная база этого класса возвышала его над борьбой за существование и давала возможность лучшей его части морально возвыситься. Всем нам достаточно хорошо известно, что положение дворянства основывалось на социальной несправедливости. Но положение обязывало, формировало комплекс устоев и правил, которые можно именовать дворянской честью.