Крушение мировой революции. Брестский мир - Юрий Фельштинский

Всего в 68 округах (по четырем округам данные есть лишь частичные) голосовало 44.443 тыс. избирателей, в том числе за большевиков 10.649 тыс., или 24%, за эсеров, меньшевиков и депутатов различных национальных партий — 26.374 тыс., или 59%, за кадетов и партии, стоящие правее кадетов — 7.420 тыс., или 17%[26]. Из 703 делегатов, избранных в Собрание, 229 были эсерами, 168 — большевиками, 39 — левыми эсерами[27]. Таким образом, даже вместе с левыми эсерами, большевики уступали ПСР, хотя и обгоняли кадетов и другие «правые» партии. Левым эсерам приходилось срочно менять лозунги. На состоявшемся неделю спустя Первом съезде ПЛСР они в целом выступили против Учредительного собрания[28]. Из двадцати человек, выступавших в прениях по докладам А. М. Устинова и А. А. Шрейдера[29], посвященным Собранию, лозунг «Вся власть Учредительному собранию» защищал лишь один. В резолюции, принятой левоэсеровским съездом по вопросу об отношении к Собранию, указывалось, что «всякую попытку» превратить его «в орган борьбы с Советами» съезд будет считать посягательством «на завоевания революции» и оказывать тому «самое решительное противодействие»[30].

Поскольку в общих списках эсеров в Учредительное собрание членов ПЛСР было крайне мало[31], левые эсеры призывали своих избирателей голосовать за список большевиков[32], предпочитая большевиков бывшим соратникам по партии. Тем не менее путаницы избежать было трудно, и избиратели, голосовавшие на выборах за общий эсеровский список, часто, против своей воли, голосовали не за ту партию, за которую намеревались. Эсеры пробовали исключить из своих списков левых (дабы за них не голосовали эсеровские избиратели), но безуспешно. Так, 8 ноября ЦК ПСР опубликовал заявление, что в списках партийных кандидатов по Петроградскому округу есть лица, вышедшие из эсеровской партии (в том числе М. Спиридонова), которые тем не менее не могут быть вычеркнуты из списков по установленным правилам о выборах. ПСР призвала поэтому выборщиков голосовать за эсеровский список (№ 9), «в твердой уверенности», что левые эсеры сочтут «долгом политической чести» снять свои кандидатуры[33]. Но левые эсеры кандидатур не сняли.

На бойкот Собрания или уход из него левые эсеры соглашались, но дискредитировать себя насильственным роспуском не хотели[34]. Впрочем, некоторые делегаты съезда соглашались разогнать Собрание в случае, если оно постановит распустить Советы и аннулирует декрет о земле. Иначе считал Ленин, «Надо, конечно, разогнать Учредительное собрание», — сказал он в те дни Троцкому. Вскоре стало ясно, что за разгон высказывается видный левый эсер Натансон[35]. После некоторых колебаний ПЛСР, переживавшая, по словам Троцкого, «недели своего крайнего радикализма»[36], согласилась с мнением Натансона.

Большевики, тем временем, пытались найти менее рискованное, чем разгон, решение проблемы. 20 ноября на заседании СНК Сталин внес предложение о частичной отсрочке созыва. Но предложение было отклонено[37], так как считалось, что такая «полумера» лишь усилит слухи о нежелании большевиков созывать Собрание. Решено было готовиться к разгону. Совнарком обязал комиссара по морским делам П. Е. Дыбенко сосредоточить в Петрограде к 27 ноября до 10-12 тысяч матросов[38]. Г. И. Петровскому и Сталину поручалось, взяв в подмогу кого-нибудь из ВРК и того, «кого они найдут нужным», завладеть материалами Всевыборы[39]. 21 ноября большевики и левые эсеры 67 голосами против 59 провели во ВЦИКе декрет о праве отзыва[40], согласно которому Советы получили право назначать перевыборы во все городские, земские и другие представительные учреждения, не исключая и Учредительного собрания[41]. 23 ноября Совнарком назначил комиссаром Всевыборы М. С. Урицкого, а члены Всевыборы, отказавшиеся предоставить Сталину и Петровскому документы, были арестованы[42]. Только после этого, 26 ноября, Ленин подписал декрет «К открытию Учредительного собрания». Первое заседание могло состояться по прибытии более 400 делегатов. Фактически это означало, что 28 ноября Собрание открыто не будет. А чтобы его не открыли без большевиков, декретом оговаривалось, что открыть Собрание может лишь уполномоченный Совнаркома[43].

Тем не менее 28 ноября, после митинга перед зданием Петроградской городской думы, развесившей по городу плакаты «Вся власть Учредительному собранию», собравшиеся демонстранты во главе с Черновым двинулись к Таврическому дворцу, окружив его со всех сторон. Латышский полк, охранявший дворец, не преградил дороги манифестантам, и эсеровские депутаты вошли внутрь. Единогласно избрав Чернова временным президентом Собрания, они подсчитали присутствующих членов и поняли, что их не более трети от избранного числа. Стало очевидно, что Собрание открыто быть не может, и эсеры разошлись по домам[44].

В остальных городах массовых манифестаций под лозунгом «Вся власть Учредительному собранию» проведено не было. В Москве в этот день можно было видеть демонстрацию, шедшую под нестройное пение «Интернационала». Демонстрацию организовали эсеры. Возможно, их протест оказался бы более внушительным, если бы эсеровское руководство отказалось от идеи левого социалистического блока и согласилось действовать совместно с кадетами, получившими в Петрограде при выборах в Учредительное собрание 26,2% голосов. Между тем в организованный «революционной демократией» «Союз защиты Учредительного собрания» кадеты, несмотря на протесты народных социалистов, допущены не были[45].

Партию народной свободы ожидал еще один серьезный удар. После некоторой подготовительной работы[46]», 28 ноября, Ленин утвердил декрет СНК «об аресте вождей гражданской войны против революции». Согласно этому закону, все видные члены кадетской партии, в том числе и депутаты Учредительного собрания, подлежали «аресту и преданию суду революционных трибуналов»[47]. 29 ноября на заседании ЦК большевистской партии Свердлов потребовал объявить кадетов «врагами народа» еще и постановлением ВЦИК, задним числом и в нарушение формальной процедуры: партийное решение было важно сделать решением советской власти.

На том же заседании Бухарин предложил вновь рассмотреть вопрос об Учредительном собрании и окончательно решить, созывается оно или нет — что, собственно, выгоднее: «разбить кадетов по частям или же собрать Учредительное собрание, а потом изгнать оттуда всех кадетов». Лично Бухарин стоял за второй путь и предлагал «организовать левую часть, изгнать кадетов», а левую часть Учредительного собрания, состоящую из левых эсеров, меньшевиков-интернационалистов и большевиков, «с колоссальным преобладанием» последних, объявить «революционным конвентом». Представителей других партий в случае их попыток открыть Собрание Бухарин предложил арестовать[48].

Начались споры. Сталин заметил, что предложение Бухарина «опоздало на сутки», и предложил «добить кадетов». Но Бухарина поддержал Троцкий: «Мы ведем линию на революционный конвент» — и предложил, учитывая, что у большевиков и левых эсеров большинства в Собрании не будет, «собрать всех кандидатов в Питере», вызвав большевистских депутатов по телеграфу, и открыть конвент не дожидаясь положенных 400 человек. На следующий день, как и предлагал Троцкий, ЦК принял решение о вызове в Петроград большевистских делегатов Собрания[49].

Не совсем ясно, шла ли речь о вызове большевиков — членов Учредительного собрания — для того, чтобы открыть «конвент», не дожидаясь приезда 400 депутатов, или же для того, чтобы как можно скорее набрать 400 представителей левого крыла и таким образом оказаться в большинстве. Через несколько дней, 5 декабря, большевики запретили своим делегатам покидать пределы Петрограда. Исключение делалось только для тех, кто уезжал из города меньше, чем на сутки[50]. Эта мера, конечно же, была принята для того, чтобы из 400 собравшихся в Таврическом дворце делегатов Учредительного собрания большевиков было как можно больше. Устранение кадетов, сосредоточенных-практически только в городах, вблизи железнодорожных узлов, способных поэтому быстро прибыть к открытию Собрания, преследовало ту же цель.

Левые эсеры в общем приветствовали устранение конституционно-демократической партии с политической арены, хотя и усматривали в самом декрете потенциальную опасность для ПЛСР: практиковать террор по отношению к целой партии. Левые эсеры, кроме того, были недовольны тем, что декрет «Об аресте вождей гражданской войны против революции» в нарушение установившихся норм отношений ПЛСР и РСДРП(б) был принят большевиками без предварительной договоренности с левыми эсерами. И в этом левые эсеры также усмотрели опасный для себя прецедент. После длительного обсуждения вопроса левые эсеры решили выразить большевикам умеренное недовольство. Они внесли во ВЦИК запрос о том, «на каком основании арестованы члены Учредительного собрания, которые должны пользоваться личной неприкосновенностью»[51].