Смерть саксофониста - Керен Певзнер

Перчиков полез в палатку и достал оттуда толстую тетрадь в черном коленкоровом переплете. Я тихо вздохнула.

— Вот это, из последних… называется «Другу Вольфу», — он уселся на траву, скрестил ноги и начал читать.

Такой мути я в своей жизни не слыхала. Там были свалены в кучу могила, где горит одинокая свеча, верный друг, безвременно усопший. И, конечно же, вода! Потоки воды! Фонтаны, водопады и бассейны с минеральной водой, ждущие только того, чтобы Мика их отрыл. Аквафил какой-то!

Потихоньку я стала отползать от Перчикова. Он не заметил моих маневров, и все так же продолжал вдохновенно декламировать свою оду, поэму, чтоб глаза мои ее не видали!

Моя вылазка закончилась впустую. Интересно, как дела у Суперфина с Сергеем?

А на следующее утро Мику Перчикова убили.

Эту страшную новость мне сообщила Надя. Она ворвалась ко мне в половине восьмого утра, когда я наливала себе первую большую чашку чая.

— Валерия! Ты знаешь?

— Надя, что такое? Ты словно на пожар бежишь!

— Идем со мной, это в парке. Мику убили.

— Как? — поллитровая чашка чая задрожала у меня в руке, и кипяток выплеснулся прямо на голую коленку. — Ох! Откуда тебе это известно?

— Помнишь Сусанну? Мы к ней медитировать ходили. Так вот, она на рассвете всегда в парк ходит, праной заряжается. А там энергетика хорошая, Надежда опять принялась за свое. — Она по парку ходила и наткнулась на толпу. Подбежала поближе, а он задушенный лежит… Вот страсти-то! Наверное, маньяк какой-нибудь по парку бродит. Ну, кому Мика мешал? Он же такой безвредный был… — она всхлипнула.

— Надя, полиция приехала?

— Сразу же! И скорая. Погрузили тело и увезли. Полицейские потом опрашивали свидетелей, но никто ничего не видел…

— А Сусанна?

— И она ничего. Так ты идешь?

— Нет, Наденька, извини, — отказалась я. — Мне что-то не по себе.

— Ладно, тогда я пойду. Мне все равно потом на рынок надо.

Я ни на секунду не сомневалась, что маньяку тут делать нечего. Мику убили из-за денег. Больших денег. Тех, которые он якобы «достал». Наверное, нашел тайник. И до того обрадовался, что начал писать стихи. А хозяин тайника обнаружил, что к деньгам кто-то прикасался и заподозрил Мику. Дальше просто: Мика стал нежеланным свидетелем. Это была моя первая версия.

Потом мне пришло в голову, что Мику убили из-за того разговора в полуразрушенной сторожке. Там, где я нашла мундштук. Значит, на первый план выходят два подозреваемых: Горелов и Кристина. Именно они выясняли отношения, когда Мика их подслушал. А с Кристиной вчера должен был говорить Суперфин! Что он ей такого наговорил, что она побежала душить Мику? Или все-таки Горелов? Нет, не могу. Голова как чугунный казан для плова. И крутится там что-то, вертится, а наружу вылезти не может.

Чай я пила, как героиня Чехова «безо всякого на то удовольствия». Поняв, что так больше продолжаться не может, я решила сходить к Сусанне и порасспросить ее. В парке делать было нечего: Мику увезли, вещи, скорее всего, забрали.

Сусанна была в своем репертуаре. Браслеты на всех конечностях, точка на лбу и душный запах благовоний.

— Это ты? Проходи. Какими судьбами.

Прямо с порога я бухнула:

— Сусанна, Мику убили, следующей должна быть я. Мне страшно!

— Выпить хочешь? — ничуть не удивилась она.

— Нет, спасибо. Я пришла к тебе просто так. Ничего не изменишь. У меня существует идиотская привычка вмешиваться в разные чужие неприятности. Меня же потом бьют по голове…

— Это карма… — понимающе кивнула головой. — Наложение чужой информации.

— Вот-вот, — подтвердила я, — эта чужая информация так крутится у меня в мозгу, что я, наверное, с ума сойду. Кто убил, кому это надо, и, самое главное, при чем тут я?

— Садись, — решительно сказала она и подтолкнула меня к массивному креслу. — Работать будем. Ауру чистить.

— Чистить так чистить, — обреченно махнула я рукой. Мне уже было все равно что делать: чистить ауру, превращать инь в янь, управлять плазмой или кармой. Иди знай, что за терминология у этих экстрасенсов.

— Расслабься, закрой глаза и ни о чем не думай, — сказала Сусанна, включая магнитофон с записью шороха дождя.

— Легко сказать «ни о чем не думай», — пробурчала я, — мысли-то не спрячешь!

— У тебя все получится. Ты получишь ответ на свои вопросы. К тебе придет единственно правильная информация.

Мне стало спокойно и приятно. Ноги-руки налились непривычной тяжестью, а голова стала легкой и пустой. Я видела себя стоящей на высоком берегу, а внизу бушевал прибой. Волны бились о скалы и рассыпались мелкими сверкающими искорками.

А потом внутри меня зазвучали слова:

«Я иду меж печальных надгробий,И в одном догорает свеча.Руби пал жертвой мерзких снадобий,Вместе с ним там рука палача.»

Что это за бред я несу? Надо мной склонилось лицо с точкой между бровей.

— Проснулась? Вот и хорошо! Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно, Сусанна. Что это было?

— Убрала с тебя злое поле. Теперь ты защищена, и ничего дурного с тобой не случится. Что тебе снилось?

— Стихи… Странные такие.

— Ты их помнишь?

И я продекламировала:

— Стоит статуя в лучах заката…. Ой, Сусанна, что-то я не то несу.

— Сосредоточься. И вспомнишь. Это тебе ответ на твой вопрос к космосу.

— Спасибо, дорогая, я должна бежать. У меня дела.

Мы расцеловались, и я выскочила из двери с надписью «Центр работы с паранормальными явлениями».

Уже сидя в машине, я отчетливо вспомнила ту муть, которая мне снилась и пришла к выводу, что если это ответ из космоса, то уж очень косноязычный.

На работе не было ничего нового. Звонили Сергей с Суперфином. Они разговаривали: один с Кристиной, другой — с Беньямином Тишлером. Ничего толкового. Кристина вообще ничего не помнила или не хотела вспоминать. А Тишлер торопился, уезжал по делам в эйлатский порт. Обещал приехать через пару дней и поговорить. Остались еще Леон Ковалло с Гореловым, но их решили отложить на завтра. Серега, как всегда, нескладно пошутил, что Мику теперь можно выбросить из списка подозреваемых. Ничего себе метод расследования убийства. Как в шекспировских трагедиях: кто последний живой остался, тот и виноват.

Но стишок, приснившийся мне во время медитации, не отпускал меня. В голову лезли всякие страшилки, знакомые с детских лет: «И тогда черная рука оторвала пуговицу на пальто и сказала…» Как сладостно было бояться летними сумерками на деревянной лестнице в доме моей бабушки.

И пользуясь мудрым правилом: «Если хочешь избежать соблазна, поддайся ему», я поехала на городское ашкелонское кладбище.

Последние посетители, омывая руки у длинного рукомойника, спешили к выходу. Они с удивлением смотрели на меня, бредущую в потемках между могил, но ничего не говорили. Кому охота влезать в чужие дела?

Могилу Вольфа я нашла не сразу. Она была в новом, еще не заселенном (тьфу, о чем это я?) секторе и выделялась черным гранитом среди светлых памятников из иерусалимского белого камня и серого с прожилками турецкого мрамора. На высокой стелле было высечено: «Руби Вольфу от скорбящих жены и детей», и даты рождения и смерти.

Обойдя памятник, я наклонилась к отверстию для поминальной свечи. Дело в том, что во всех памятниках в Израиле под изголовьем в мраморе прорезают небольшую выемку и закрывают ее дверкой. Когда приходят родственники, они приносят с собой толстую свечу в железном стаканчике и ставят ее в это отверстие. Такая свеча горит сутки и можно не бояться, что ее задует ветер. Поэтому я ничуть не удивилась фразе «и в одном догорает свеча». Свеча должна быть внутри памятника, а не снаружи.

В кромешной темноте я нащупала маленькую дверку и открыла ее. Внутри, оказалась какая-то тряпка и больше ничего. Пошарив, как следует, я ничего не обнаружила и, не успев как следует рассмотреть находку, затряслась от страшного уханья, раздавшегося прямо над моей головой. Сова, будь она неладна!

Не разбирая дороги, я бежала к выходу, перепрыгивая через надгробья. Споткнулась, чуть не подвернула ногу, но крепко держала в руках свою жалкую добычу.

Только влетев в свою старенькую «Сузуки» и захлопнув дверь, я смогла отдышаться и, наконец, рассмотреть то, что было крепко зажато в руке.

Это была длинная шелковая перчатка, вся в жирных масляных пятнах. Понюхав перчатку, я поняла, что масло было машинным.

Почему перчатка? Чья она? И как она попала в отверстие для поминальной свечи? Где я видала совсем недавно такую перчатку?

И я вспомнила! Клара и Эстер, матери жениха и невесты были на свадьбе точь-в-точь в таких же перчатках! Вот только чья она? Клары или Эстер? Я изо всех сил пыталась представить себе двух дам, и тут перед глазами предстала картинка: Денис целует Кларе руку.