Любовные письма великих людей. Соотечественники - Коллектив авторов

Граф А. К. Толстой – С. А. Миллер, впоследствии его жене

(10 мая 1852 года)

Я хотел поговорить с тобой о моих мыслях, о прямом влиянии молитвы; я тебе это скажу в нескольких словах – рассуждать не могу – сердце не на месте.

Я думаю, что в нашей жизни соединяются предопределение и свобода воли, но мы не можем установить их соотношения. Отрицать совершенно свободу воли – значит отрицать очевидность, ибо, в конце концов, если твой дом горит, ты не остаешься там, сложа руки, но ты оттуда выходишь и большею частью этим спасаешься.

Итак, если мы допускаем это, мы можем до некоторой степени руководить обстоятельствами, мы должны допустить свое воздействие и на других людей; изо всех же действий самое могучее – действие души, и ни в каком положении душа не приобретает более обширного развития, как в приближении ее к Богу. Просить с верой у Бога, чтобы Он отстранил несчастие от любимого человека – не есть бесплодное дело, как уверяют некоторые философы, признающие в молитве только способ поклониться Богу, сообщаться с Ним и чувствовать Его присутствие.

Прежде всего молитва производит прямое и сильное действие на душу человека, о котором молишься… чем более вы приближаетесь к Богу, тем более вы становитесь в независимость от вашего тела, и потому ваша душа менее стеснена пространством и материей, которые отделяют ее от той души, за которую она молится.

Я почти что убежден, что два человека, которые бы молились в одно время с одинаково сильной верой друг за друга, могли бы сообщаться между собой, без всякой помощи материальной и вопреки отдалению.

Это – прямое действие на мысли, на желания, и потому – на решения той сродной души. Это действие я всегда желал произвести на тебя, когда я молился Богу… и мне кажется, что Бог меня услышал… и что ты почувствовала это действие, – и благодарность моя к Богу – бесконечная и вечная. Теперь остается то косвенное действие, которое отстраняет несчастье от любимого человека, если молишься, например, чтобы он совершил путешествие без препятствий, или об исполнении его желаний, если они хорошие, и т. д. Чтобы отрицать это косвенное действие, надо было бы отрицать предопределение, что немыслимо.

Как можем мы знать, до какой степени предопределены заранее события и в жизни любимого человека?

И если они были предоставлены всяким влияниям, какое влияние может быть сильнее, чем влияние души, приближающейся к Богу с горячим желанием, чтобы все обстоятельства содействовали счастью души друга?

Я, может быть, дурно выражаюсь, но твоя душа достаточно понимает мою, чтобы знать, что я хочу сказать. Завтра я опять еду в Царское, и надеюсь, что мне можно будет принести немного добра, высказывая правду о том, что представляется в фальшивом свете.

Да хранит тебя Бог, да сделает Он нас счастливыми, как мы понимаем, т. е. да сделает Он нас лучшими.

Граф А. К. Толстой – С. А. Миллер

(Париж, 30 мая 1852 года)

Мы никогда не будем вполне счастливы!.. Но у нас есть удовлетворение в нашем обоюдном уважении, в сознании наших нравственных устоев и добра, которое мы сделаем друг другу. Я люблю это счастье, полное страдания и печали. Отчего мне случалось в детстве плакать без причин, отчего с 13-летнего возраста я прятался, чтобы выплакаться на свободе, – я, который казался для всех невозмутимо веселым?..

Граф А. К. Толстой – С. А. Миллер

(Пустынька, 5 октября 1852 года)

Я проснулся от шума ветра; страшная метель продолжается уже два часа – все кругом бело. Если снег останется и больше не выпадет, можно будет завтра найти медведей и лосей… Не думаю, что я бы пошел их искать… разве только с мыслью приобрести для твоих ног медвежью шкуру…

Граф А. К. Толстой – С. А. Миллер

(25 октября 1853 года)

У меня были внутренние бури, доводившие меня до желания биться головой об стену. Причиной этого было лишь возмущение против моего положения… Мне кажется, что первобытное состояние нашей души – сильная любовь к добру или к Богу, которую мы теряем с холодным прикосновением к материи, в которой заключается наша душа. Но душа не забыла совершенно свое первое существование, до ее заключения в то застывшее состояние, в котором она теперь находится… Это и есть причина тому чувству необходимости любви, которое мучает иных людей, и тому радостному чувству и счастью, которое они ощущают, когда они, согреваясь и тая, возвращаются к своему первоначальному нормальному существованию; если бы мы не были скованы материей, мы бы сейчас вернулись в наше нормальное состояние, которое есть непрерывное обожание Бога, и единственное, в котором можно быть без страданий; но материя нам мешает и холодит душу настолько, что душа совершенно теряет свое первое свойство расплавленности (fusion) и переходит в полный застой.

Бог дозволяет, время от времени, чтобы в этой жизни немного тепла оживило нашу душу и напомнило бы ей случайно то блаженное состояние, в котором она находилась до своего заключения… и к которому возвращение обещано нам после смерти. Это бывает, когда мы любим женщину, мать или ребенка…

Граф А. К. Толстой – С. А. Миллер

(Дрезден, 10 июля 1870 года)

Вот я здесь опять, и мне тяжело на сердце, когда вижу опять эти улицы, эту гостиницу и эту комнату без тебя. Я только что приехал, в 3 1⁄₄ ч. утра, и не могу лечь, не сказав тебе то, что говорю тебе уже 20 лет, – что я не могу жить без тебя, что ты мое единственное сокровище на земле, и я плачу над этим письмом, как плакал 20 лет тому назад. Кровь застывает в сердце при одной мысли, что я могу тебя потерять, и я себе говорю: как ужасно глупо расставаться! Думая о тебе, я в твоем образе не вижу ни одной тени, ни одной, все – лишь свет и счастье…

Я ей сказал (m-me Павловой), что я ищу сюжета для драмы и что у меня была мысль – представить человека, который из-за какой-нибудь причины берет на себя кажущуюся подлость.

Она схватилась за эту мысль, яко ястреб, и вертела ею во все стороны, но мы не нашли ничего подходящего…

Граф А. К. Толстой – С. А. Миллер

(Дрезден, 25 июля 1871 года)

…Мне очень грустно и очень скучно, и глуп я был, что думал, что будет здесь приятно.

Если б у меня был Бог знает какой успех литературный, если б мне где-нибудь на площади поставили статую, все это не стоило бы четверти часа – быть с тобой, и держать твою руку, и видеть твое милое, доброе лицо! Что бы со мной было, если б ты умерла? А все-таки пусть лучше я после тебя умру, потому что я не хочу, чтоб тебе было тяжело после меня…

И тяжело слушать музыку без тебя; я будто через нее сближаюсь с тобой!