Записки о капитане Виноградове (сборник) - Никита Филатов

Кто-то сказал Виноградову, что в августе этот садист покалечил на тренировке довольно перспективного дядечку из биржевиков – мало того что сорвался «тур», так еще пришлось выплачивать солидную компенсацию! Но дело как-то замяли…

До столовой Владимир Александрович и Освальд дошли почти одновременно с табуном, возвращавшимся с утренней зарядки. Пришлось посторониться.

– Гоу! Гоу, гоу!

Впереди без натуги бежал мускулистый, среднего роста парень с выбритым наголо черепом:

– Гоу, блин! Мать вашу… долболобы!

Судя по произношению, он тоже, как и Освальд, был виноградовским соотечественником. Владимир Александрович знал, что парень воевал в Югославии, а здесь откликался на прозвище Рэмбо, вел общефизическую подготовку и считался при клиентах чем-то вроде классной дамы.

На бегу подмигнув инструкторам, Рэмбо скомандовал тем, кто за ним, перейти на шаг. Мерный топот сразу же сменился измученным шарканьем, кто-то сплюнул, кто-то закашлялся.

– Он их нау-учит свободу любить! – осклабился спутник.

Это была одна из редких возможностей увидеть практически всех обитателей лагеря в сборе. Несмотря на единообразие формы – майки защитного цвета, пятнистые брюки и сапоги на шнуровке, по содержанию основная масса подопечных Рэмбо являла собой сборище неисправимо штатских индивидуумов. Нет, конечно, – на полторы дюжины человек имелось несколько вполне достойных, но в основном… Отвислые животы, ранние плеши, карикатурные прутики бицепсов! Были даже очкарики – и две женщины, блондинка лет двадцати и коротко стриженная шатенка.

– Во, глянь! – Инструктора даже остановились перед входом в столовую.

– Да-а… – Повинуясь команде ведущего, колонна повернулась направо и приняла упор лежа: Рэмбо хлопал в ладоши, а они отжимались на кулаках. – Для аппетита, что ли?

– Ему виднее. Заходи!

Столовая напоминала Виноградову образцово-показательный пункт общественного питания на заводе-гиганте времен последних социалистических пятилеток. Пластмассовая посуда, подносы, пристойный, но не изысканный ассортимент. Владимир Александрович взял себе йогурт, немного остывшую яичницу с беконом, малиновый джем и кофе.

Платить не требовалось, и это придавало завтраку особую прелесть.

Столики, кроме углового, пустовали. Майор хотел было пожелать приятного аппетита угрюмому кавказцу, укутанному не по сезону в курчавую черную бороду, но опомнился – заговаривать с бородатым не рекомендовалось. Тем более по-русски… Услышав русскую речь, он быстро ощеривался, сплевывал и под настроение запросто мог пристрелить.

Хорошо, что Виноградова сразу же предупредили! Поэтому, получая положенное обмундирование и прочие необходимые в быту мелочи, он особо рот не разевал – только тыкал пальцем в бирки с размерами.

Кондор, так его велено было здесь называть, формально числился чем-то вроде коменданта и завхоза. Но, по наблюдениям Владимира Александровича, полномочия кавказца выходят далеко за эти рамки.

Поговаривали, что когда-то Кондор закончил медресе то ли в Чечне, то ли в Дагестане, потерял под российскими огнеметами всех до единого родных и близких и с тех пор объявил всем славянам персональный газават. Терпел он только украинцев, да и то преимущественно западных.

Словом, пока Кондор не ушел, на всякий случай принимали пищу молча.

– Во, говнюк! – оторвался от сандвича Освальд, когда дверь за кавказцем закрылась. От соседа по комнате Виноградов вообще редко слышал о ком-либо положительные отзывы, но…

– Да, такому лучше не попадаться.

– Типун те на язык!

Почти одновременно появились немец и Рэмбо.

– Здорово, мужики! – Соотечественник уселся в компанию, а Борман – сам по себе.

– Неплохо ты их… от души.

– Коз-злы! – отозвался о подопечных Рэмбо. Он уже, видимо, позавтракал и теперь ограничился стаканом сока.

Немного потрепались о штатских вообще и о текущем наборе в частности. Получалось, что сырье, за редким исключением, по качеству ниже среднего.

– А девочки? – полюбопытствовал Владимир Александрович.

Рэмбо только молча отмахнулся – не до баловства…

– Пошли, чего сидеть?

– А чего идти? – Тем не менее все трое собрали посуду и выгрузили ее в контейнер.

Виноградов на прощание пожелал Борману приятного аппетита.

– А ты чего – и по-немецки можешь? – удивился Рэмбо.

– Могу! – кивнул Владимир Александрович.

– Пронин у нас – полиглот! Одних высших образований у него больше, чем у тебя в карточке трипперов записано… – поддержал соотечественника Освальд.

Майор не сразу понял, что речь идет о нем, – все-таки сам он со своим новым прозвищем еще не сжился. Окружающим было легче – они с самого начала знали его под вымышленной, а не настоящей фамилией.

Здесь было так принято.

Выходя, Владимир Александрович чуть задержался напротив зеркала. Нечаянно поднял бровь – отражение его вполне удовлетворило: камуфлированный картуз без опознавательных знаков, точно такие же куртка и брюки натовского образца, со множеством полезных петелечек и карманов. Кожаные десантные ботинки…

Солнечные очки, придающие физиономии дополнительную загадочность и суровость, Виноградов оставил на тумбочке, зато не забыл прикрепить на грудь пластиковую бирку-идентификатор. Прямоугольник размером с пачку от сигарет включал в себя цветную фотографию, пятизначный номер и надпись на английском языке: «МАЙОР ПРОНИН. ИНСТРУКТОР». Комбинация из желтой полосы наискосок и двух звездочек указывала сведущим людям на уровень виноградовских полномочий и круг обязанностей.

Первого было, судя по всему, поменьше, второго – побольше…

– Во сколько сегодня?

– Говорят, после обеда.

– Значит, вечерних стрельб не будет? – озаботился Освальд.

– Да брось ты… Все равно ни хрена за это время из них не сделаешь! – Рэмбо с подъема был настроен скептически.

– Жаль, – констатировал инструктор по огневой подготовке. Если честно, ему просто нравилось возиться с оружием и вышибать мишени.

– И к чему вся эта показуха? – Рэмбо непосредственно к подготовке грядущего мероприятия не задействовался, но вечернее увольнение для него накрылось.

– Припекает, – нейтрально посмотрел поверх крыш Виноградов. Ему лично выход в город и вообще за пределы базы был запрещен, поэтому ничего против лишнего развлечения майор не имел. – Выкупаться успеем?

– Вряд ли! – Из общего крыла столового модуля потянулись покончившие с завтраком подопечные. Кое-кто уже покуривал на скамейке под полотняным навесом – и даже пожарная бочка была такая же, как в обычной казарме по обе стороны Атлантики.

До начала занятий оставались считанные минуты.

– Тюрьма нар-родов! – сплюнул Владимир Александрович.

По периметру лагерь был огорожен бетонным забором в два человеческих роста – с традиционной колючей проволокой поверху. Ночью ограда подсвечивалась прожекторами, а сенсорная система реагировала на любое перемещение внутри и снаружи.

Ворота были только одни – тяжелые, металлические, с вырезанной в них калиткой. Да и то – вели они не наружу… Собственного выхода лагерь не имел, сообщаясь с окружающим миром только через территорию, именуемую в обиходе «объектом Альфа» или, неофициально, – «обезьянником».

«Обезьянник», судя по расположению контрольных вышек, охватывал лагерь полукольцом и размеры имел намного превышающие тот клочок земли, на котором вынужден был мариноваться теперь Виноградов. Как-то он предположил, что объект этот – не что иное, как бывшая или даже действующая военная база: со стрельбищем, парком тяжелой техники и взлетно-посадочной полосой… Судя по реакции Освальда, эта догадка была не так уж далека от истины. Внешняя, не сопряженная с «обезьянником» стена лагеря, нависала над пропастью – а вокруг горизонт ограничивался уходящими в небо, покрытыми выжженной порослью горными склонами.

Свободным выходом на волю пользовался только Кондор да пара старух из обслуги – все остальные, включая инструкторов, по отдельному пункту контракта могли покидать лагерь только дважды в неделю, со специальными разовыми пропусками.

Внутри огороженной территории имелись: четыре модульных барака жилого и учебного назначения, хозяйственный блок, подземный тир с оружейными кладовыми, полоса препятствий достаточной сложности и парашютная вышка. Функции культурно-оздоровительные выполнялись открытым бассейном, спортплощадкой и неким подобием салуна – со стойкой, спиртными напитками и видеотекой. В тенечке стояли танк Т-80 и французский бронетранспортер – в качестве наглядных пособий и без видимых повреждений.

– Те двое козлов вчера опять перепились, – пожаловался Рэмбо. – Наш чуть скандинаву морду не раскровянил.