Ловчий в волчьей шкуре - Владимир Свержин

– Могло, – согласно кивнул я, силясь припомнить все подробности, вплоть до самых незначительных. – Но готов поклясться, еще поутру в тот ужасный день оберег был на шее Ожье. Я лично помогал ему снарядиться на охоту и видел. – События недавнего прошлого стремглав пронеслись в моей голове, возвращая к рвущему душу воспоминанию. – Да-да, точно, как сейчас помню. Ожье тогда как раз купался под водопадом, я держал его рубаху, и тут подъехал граф Констан с сообщением, что не сможет принять участие в охоте, ибо герцог вызывает его к себе.

– Понятно, – лицо Алекса было до крайности задумчивым. Он, кажется, больше не видел ни веток, ни кустов и лишь в последнюю секунду отстранялся от них. – Стало быть, Ожье знал, что брата не будет в замке, и наверняка заполночь отправился навестить любимую. Скажи, – вновь обратился он ко мне, – реально ли съездить ко двору и вернуться ночью в Монсени?

– Мало кто дерзает отправляться по горной дороге ночью.

– Но месье Констан мог? – перебил Алекс.

– Мог, – кивком подтвердил я, начиная догадываться, к чему клонит мой спутник. – Уж во всяком случае, утром он точно был в замке.

– Н-да, картина складывается вполне стройная, но малоприятная: граф возвращается под утро домой и по какой-то случайности, а может, и не случайности, находит уникальный талисман в покоях жены. А сразу за этим его молодой брат, также носитель савойской герцогской крови, гибнет той же смертью, что до того постигла его менее близких родичей. Конечно, «впоследствии» не означает «вследствие», но, чтобы дорисовать сцену в супружеском алькове, не нужно слишком много фантазии. Дальнейшие события разворачивались, скорее всего, не в спальне, а в лаборатории.

– Что за лаборатория? – насупился я, все еще не в силах поверить в правдивость речей маркиза. – Я же говорил: в замке нет никакой лаборатории.

– Есть, Рене, есть, – скривился Алекс, должно быть оттого, что ему приходилось растолковывать мне очевидные вещи. – Она расположена в винном погребе. Вернее, спрятана под ним. Судя по книге, найденной в башне, в ту ночь, а вероятно, и не только в ту, разгневанный Констан де Монсени вызвал демона, и тот разделался с юным Ожье.

Скажи мне, Рене, молодой господин был вооружен?

– Конечно! Что за странный вопрос? – Можно не разбираться в нравах и обычаях того или иного народа, но спрашивать об очевидном – просто непристойно. – Разве может взрослый свободный мужчина, тем паче, благородного звания, ходить без оружия?!

– И скорее всего, считался неплохим бойцом? – не унимался Алекс.

– Неплохим? – окончательно возмутился я. – Да он был первейшим рыцарем Савойи! Никто лучше него не управлялся с конем, копьем и мечом. В рукопашной схватке он мог справиться с тремя атакующими, даже не вынимая кинжала из ножен.

– Должно быть, на это и понадеялся, – кивнул Алекс.

Мне нечего было сказать. Судя по всему, Ожье даже не успел схватиться за оружие.

– Послушай, Рене, – отчего-то очень печально промолвил Командор. – Я понимаю, как тебе тяжело это слышать, но вынужден сказать: если все, что мы выяснили этой ночью, – не роковая цепь совпадений, то почти наверняка твой господин – чернокнижник. Но само по себе для нас это полбеды, охота на колдунов – дело святейшей инквизиции, а помогать ей – не наша забота. Беда в том, что при помощи магии Констан де Монсени вызывает демона, который убивает всех, отделяющих его от герцогского трона.

Должно быть, изначально братоубийство не входило в его планы, но эта смерть оказалась весьма на руку. Заметь, Рене, при всей реальности угрозы, сам твой господин нападения не опасается. Уверен, он точно знает, что демонический волк его не тронет, иначе не стал бы оставлять оберег такой защитной силы в подстроенном тобой ведьмином логове. На такое может решиться лишь один человек – повелитель неуловимого чудовища!

Если бы в этот момент на меня рухнуло дерево, и то, пожалуй, мне было бы легче. Во всяком случае, я бы сдох в одно мгновение, а не мучился, словно кто-то раскаленным вертелом поворачивает мои кишки. Я остановился немного отдышаться, без сил оперся о ближайшее дерево, судорожно ища любое, хоть самое шаткое опровержение услышанным словам. Ведь не мог же, в самом деле, мой добрый хозяин убить собственного брата, точно злодей Каин несчастного Авеля! Сознание вопило отчаянно и беспомощно, и слезы текли из глаз, казалос, давно не умевших давать волю соленой влаге.

– Не веришь? – печально спросил Алекс.

Сил говорить не было. Я лишь молча замотал головой.

– Я бы, наверное, тоже не поверил на твоем месте, – сочувственно глядя на мою перекошенную физиономию, проговорил маркиз. – Давай так: сейчас нужно вернуться в замок. А потому необходимо придумать связную историю сегодняшней ночи. Следует подкинуть графу сколько-нибудь внятные ответы на мучающие его вопросы. Иначе он нам спуску не даст. Направим его по ложному следу, а между тем продолжим свое дело.

Нет сомнения, волк-демон, откуда бы и по чьей воле он ни появлялся, нападет на герцога Филиберта. И в этот момент мы должны оказаться рядом, спасти его и поймать убийцу, а уж через него, очень надеюсь, выйдем на заказчика. Такой вариант устроит?

Мне оставалось лишь молча кивнуть. Что тут скажешь, в словах маркиза, кажется, не было ни подвоха, ни изъяна. На всякий случай я обещал себе наблюдать за ним, не спуская глаз. Слова словами, поверил, не поверил, – а по жизни – оно всякое случается.

– Вот только одно, – наконец через силу выдавил я. – Я не смогу обмануть моего господина.

– Это и не нужно, – вклинился в нашу беседу премудрый советник по всяким и разным вопросам. – Зачем нам грубая ложь? Главное – ни на йоту не отступить от правды, но осветить ее под нужным углом.

– Это как? – спросил я, искренне недоумевая, о каких таких углах идет речь.

– Очень просто. Для начала мы разделяемся. Идем каждый своей дорогой. Хотя, буду честным, мой путь самый непростой. Ибо лазать по лозам дикого винограда на крепостную стену – занятие совершенно неуместное для столь почтенного и многоуважаемого существа, как я.

– Кота, – с явной издевкой напомнил Алекс.

– Это уточнение совершенно не имеет отношения к делу! – возмутился Профессор. – Главное – это то, что вы должны говорить. А потому внимайте и запоминайте…

Глава 13

Чуть свет замок благоухал так, будто его заливали из брандспойта розовой водой. В наше время, конечно, поливали бы из бочки, но эффект был бы совсем не тот. Когда я вошел под арку ворот, на меня шибануло такой душистой волной, что с непривычки аж дух перехватило и слезы выступили из глаз. Потом ничего, слава богу, продышался. А ведь нужно учесть, что из нашей троицы я пришел в Монсени последним.

Честно сказать, после всего, что было говорено этой ночью в лесу, ноги отказывались возвращаться в родной флигель, будто кто-то сдернул пелену с глаз – и родные с детства места оказались смрадным гнездилищем змей и скорпионов. Я сидел под деревом, пока не пришло время вернуться в замок, и пытался вспомнить хоть что-нибудь, что могло опровергнуть предположения маркиза. Нет, как ни обидно, все сходилось. Меня подмывало незамедлительно вскочить, бежать к графу, в глаза объявить ему, что мне все доподлинно известно, что это по его гнусному наущению погиб Ожье и все прочие жертвы волка-демона также на его совести. Но одна мысль о подобной дерзости заставляла подгибаться колени.

Чтобы хоть как-то прийти в себя, я перенесся в тихий и спокойный волчий мир, где не было ни замков, ни титулов, ни своих – только бескрайний лес и чужаки. Признаться, это всегда мне нравилось. Когда не ждешь удара в спину, можешь быть абсолютно спокойным. Главное – попросту ни к кому не поворачиваться спиной, ни к одной живой душе. Но сегодня, видать, тоска моя была столь глубока и безысходна, что даже пронзительный вой на тускло высвечивающее в звездном небе волчье солнышко не радовал, не остужал раскаленную до белого каления душу. Пожалуй, фра Анжело сказал бы, что душа – суть предмет эфирный и раскалить ее не представляется возможным, но бог весть, как иначе обрисовать мои ощущения в тот момент? Изнутри я весь превратился в единый незаживающий ожог и готов был отдать все, и самое жизнь, лишь бы утихомирить свирепую боль.

Ну а пока я выл на луну и яростно загонял молодого оленя, надеясь отчаянной погоней отвлечься от гнетущих мыслей, в замке Монсени события развивались своим чередом. Едва управившись с ужасающим зловонием, граф велел перенести ее сиятельство в опочивальню и, когда Алина вознамерилась покинуть замковую часовню, загородил ей дорогу.

– Что вы искали в спальне моей жены, мадам? – не тратя больше времени на лирические вступления и дипломатические политесы, сквозь зубы процедил он.

Я живо представляю себе графа в этот момент. Когда мой господин пребывает во гневе, всем слугам и домочадцам лучше держаться от него подальше. Считай, повезло, ежели в этот час не попадешься ему на глаза. Кажется, я прежде сказывал, что и в иное-то время лицо мессира Констана вряд ли кто назвал бы приятным, не то что у покойного Ожье, храни Господь душу его. Храбрым, волевым, умным было оно – пожалуй, тут и спорить не о чем. Но вот с внешней привлекательностью – здесь-то феи, принесшие дары к колыбели младенца, что-то поскупились: лицо узкое, длинное, обтянутое кожей, будто его сиятельство отродясь питался лишь сушеными кузнечиками и лесными кореньями – ни дать, ни взять – череп, а еще очи – черные, глубокие. И борода иссиня-черная, почти от самых глаз.