Эллинский секрет - Сергей Снегов

— Она непрерывно увеличивается, — разъяснил Осима. — Сегодня мы ограничимся ста единицами, а потом доберемся до двухсот.

Ольга добавила:

— До Оры двадцать парсеков, шестьдесят светолет. Нам задано добраться туда за три месяца. Приходится торопиться, Эли, ничего не поделаешь.

Я поднимал умножитель вверх, опускал его. Пылевой туман позади сгущался. Пять-шесть полетов такой армады звездолетов, размышлял я, и из Галактики выхватится основательный кусок пространства, а взамен его образуется новое космическое тело — пылевое облако, «сотворенное из ничего», как сказали бы наши предки. Не удивительно, что запуск аннигиляторов Танева в окрестностях Солнечной системы запрещен.

Иногда мне казалось, что звезды впереди приблизились — светят ярче, стали крупнее. Но потом я соображал, что и при такой огромной скорости мы не могли пройти большого пути за несколько часов. В космосе масштабы относительнее, чем в обыденной жизни. И грандиозное здесь скромно.

Когда Ольге пришло время сдавать дежурство, меня высосало наружу тем же способом, что и втягивало внутрь. У входа я повстречался с Леонидом. Его сумрачные глаза недобро засветились.

— У меня было разрешение, — сказал я.

— Не сомневаюсь, — холодно ответил он. — Наш строгий адмирал очень добр к тебе.

Этот пустячок — встреча с Леонидом — порядочно попортил мне настроение. Для пассажиров устроен обсервационный зал, побольше командирского, но по тому же образцу — невесомость, силовое поле, вращающиеся кресла, бинокли умножителя.

Оттуда, правда, нельзя распоряжаться механизмами корабля, но и в командирском зале я не командовал, а наблюдал.

«Буду ходить в обсервационный зал», — решил я.

22

Ору мы увидели на сорок восьмой день путешествия. Знаменитая искусственная планета предстала крохотным пятнышком в умножителе.

День уходил за днем, а она не увеличивалась. Так будет до конца полета. Ора вырастет вдруг, а до той поры останется точечкой в пространстве. Зато Альдебаран в умножителе занимает чуть ли не полнеба. Вблизи он не так красив, как издали, — рядовое солнце, ничего особенного. Мы его оставляем в стороне, Ора правее парсека три.

Единственное ощутимое свидетельство пройденного пути — изменение рисунка созвездий. Звездный мир становится незнакомым, и его незнакомость все увеличивается.

Сперва преобразился Орион, от него оторвалось блестящее его окружение — Капелла, Сириус, Поллукс, затем и само созвездие сжалось и переместилось. Большая Медведица значительных перемен не претерпела, но появились блуждающие звезды, быстро, словно планеты, передвигающиеся по небосводу.

Вдруг сорвался с места Сириус, вначале он бурно летел влево от нас, потом повернул назад и стал уменьшаться. Через месяц путешествия мы удивлялись: неужели вон та скромная звездочка — красивая, конечно, красоты у ней и сейчас не отнять, — неужели это и есть прекраснейшее из светил земного неба? А за Сириусом пришла в движение торжественно-холодная Вега, она покинула созвездие Лиры и устремилась к Змееносцу и Скорпиону.

Потом все стало бурно мешаться: одни звезды стушевывались, другие выплывали, на небе разгоралась исполинская Капелла, явственней очерчивались Гиады, жарче пылал Альдебаран, — мы мчались в их сторону. Лишь Плеяды, маленькое туманное пятно, клубок сияющей шерсти, не увеличивались, они были так далеко, что наше движение не сказывалось на них.

И вовсе не менялся Млечный Путь, исполинская звездная река Вселенной, поток миров, выхлестывающий на берега. Мы можем годами мчаться с этой нашей многократно сверхсветовой скоростью, — грандиозный и недоступный, он будет оставаться тем же.

Чаще всего мы глядели назад, на оставленный нами звездный край.

В той стороне обрисовывалось новое созвездие. Звезды, сорвавшиеся с разных участков неба, сбегались в одно образование оно оконтуривалось, становилось чем-то единым. Вскоре оно напоминало вытянутый параллелограмм, граничные линии отчеркивались Фомальгаутом и Альтаиром, Вегой и Арктуром, Сириусом и Капеллой, а в центре сияли Солнце, Поллукс и Альфа Центавра. Это был наш мир, родина человечества, Солнце и его соседи!

И хоть Солнце, превратившееся в звездочку пятой величины, ничем не выделялось среди тысяч таких же скромных звезд, и остальные светила нового созвездия потускнели в сравнении с тем, как выглядели с Земли, их вид волновал нас. Нет, оно было красиво, это собрание неярких звезд, оно радовало взгляд. «Солнечный мешок» — назвал я его.

Мы были вытряхнуты из этого мешка в космическую пустоту и падали, все падали в безмерность звездной бездны!

Через некоторое время в окружающем Ору пространстве появились признаки жизни. Мы приближаемся к узловой станции в космосе — пересечению великих галактических дорог. Ольга выключила аннигиляторы Танева, теперь мы снова идем на фотонах. Остальные корабли эскадры, вынырнув из сверхсветовой области, стали видны в умножителе. Миллионах в трех километров от нас промчался небесный курьер, из тех, что приспособлены для перевозки пассажиров из одной планетной системы в другую. Он, видимо, торопился и на наши сигналы не отозвался.

А потом стала расти Ора, из точки превратилась в горошину, горошина выросла в апельсин. Теперь нами командовал диспетчер межзвездного порта. До голосу, это девушка — решительная, четкая, звонкая. Она велела нам перестроиться: первыми опускались на Ору малые корабли, «Пожиратель пространства» замыкал эскадру.

Ухваченные силовыми полями планеты, звездолеты один за другим подвигались к назначенным местам. Нигде так сложно не швартуются, как на Оре. Это объясняется тем, что звездолеты опускаются прямо на поверхность, а не причаливают к спутникам, сами превращаясь на время в спутники планеты, куда прибыли.

Наконец остались мы одни и причальное поле сжало нас, как клещами. Наш гигантский корабль мощно всасывало в планету.

Отведенная для больших кораблей равнина космодрома напоминала горную страну — кругом вздымались причалившие раньше нас звездолеты. «Пожиратель пространства» покачивался в причальном поле, медленно приближаясь к своему участку.

Мы обошли стороной неподвижное искусственное солнце — оно притушило сферу, чтоб не извергать на нас вблизи радиацию.

Перед нами, сколько хватал глаз, простиралась поверхность искусственной планеты — самое величественное из чудес человеческого ума и рук! Вот она, вот она, зеленовато-серая, залитая сиянием суровая, вдохновенная рабочая площадка Вселенной, — здравствуй, Ора, сердце мое!