Дело о покушении на Чёрного карлика - Лариса Куницына

ножен кинжал и решительно направился к кровати. Однако стоило ему нагнуться над спящей девицей и занести над ней кинжал, как она развернулась и ловко вцепилась ему в руку. Он даже не успел удивиться её быстрой реакции и стальной хватке сильных пальцев, когда сзади на него навалились несколько человек и оттащили назад. Он попытался вырваться, но какие-то люди уже уложили его на пол и скручивали ему за спиной руки. Затем он увидел, что с постели поднимается вовсе не девица, а стройный юноша с золотистыми волосами. Скинув с плеч кружевной пеньюар, он взял со стула свой камзол, чтоб одеться. А потом из тени у окна выступил человек в чёрном и, узнав его, усатый пришёл в ужас.

— Срочно доставьте его в Серую башню, — распорядился барон де Сегюр. — Прямо в пыточную камеру, и вызовите папашу Ришара, мне нужен настоящий мастер.

— Слушаюсь, ваша светлость, — поклонился один из сыщиков, и усатого вытащили из комнаты.

Его вывели через потайной ход, минуя гостиную. Там же прошла в сопровождении Эдама и Фьяметта, которую оруженосец должен был проводить в безопасное место. Марк задержался у дверей, окинув взглядом ночную улицу, к нему, кутаясь в тёплую шаль, подошла Эсмеральда.

— Ты доволен мной? — спросила она, ёжась от ночного ветра.

— Вполне, — кивнул он. — И не бойся де Гобера. Он ничего не сделает тебе, не успеет. Да ему и не до этого. Если будет выяснять, что случилось, скажи, что какой-то клиент попытался напасть на Фьяметту, но она вырвалась и заперлась в комнате, потом открыла окно и подняла шум. Мимо проходил ночной патруль, так что тебе пришлось впустить их. Они и увели напавшего, и заодно девицу, чтоб она подала на него жалобу.

— В таких случаях жалобу подаёт хозяйка, — устало уточнила она.

— Не думаю, что он знает такие тонкости. В крайнем случае, скажи, что они хотели допросить её.

— Хорошо. Ты ещё зайдёшь? — её взгляд стал грустным.

— Если только по делу, — ответил он. — И не привечай моего мальчишку. Я хочу сделать из него настоящего рыцаря и достойного слугу короля. Когда-нибудь его репутация будет стоить очень дорого.

— Я поняла, — вздохнула она.

— Прощай, Эсмеральда, — произнёс он и, больше не оглянувшись, ушёл вслед за сыщиками.

Часть 2.

Спустя полчаса Марк вошёл в мрачную камеру в подземелье, где пахло кровью, сыростью и калёным железом. В стороне стояло жутковатое сооружение из длинных досок с ремнями и воротом, с потолка свисали цепи и верёвочная петля, а в глубине виднелся очаг, который мехами раздували два похожих друг на друга человека в серых рубахах и кожаных передниках. У стены за столом пристроился со своими бумагами и перьями невозмутимый клерк, а посредине между двумя сыщиками стоял усатый. Он был бос, с него уже сняли камзол и сорочку, и он настороженно, но с некоторым вызовом осматривался по сторонам. Марк не стал в этот раз брать с собой Эдама, чтоб не смущать его душу излишней жестокостью. Подойдя к пленнику, он какое-то время рассматривал его, а потом спросил:

— Как твоё имя?

— Я ничего не скажу! — резко ответил тот, хмуро взглянув на барона. — Не понимаю, за что меня схватили. Я всего лишь пришёл к девице!

— С кинжалом?

— Это была шутка!

— Конечно, — Марк обернулся к высокому старику, который вышел из тёмного угла, закатывая рукава.

У него были длинные седые волосы и маленькие бесцветные глазки. Оценивающе взглянув на пленника, он посмотрел на де Сегюра.

— Что я должен сделать, господин барон?

— Ты должен добиться от него ответов на вопросы, которые я буду задавать, папаша Ришар. Этих ответов уже утром ждёт король. Этот человек не имеет для нас ценности, потому можешь его покалечить, но помни, что он должен быть жив, в сознании и в состоянии говорить, слышать, видеть и думать. Остальное на твоё усмотрение.

— Я понял, — кивнул старик и повернулся к своим подручным. — Начнём с дыбы.

Те подошли и, связав руки узника за спиной, зацепили верёвку за свисающий с потолка крюк, после чего натянули её, приподняв его над полом. Он скрипнул зубами, с ненавистью глядя на Марка.

— Я знаю, что это больно, — кивнул тот. — Я сам побывал на дыбе, и с тех пор мои плечи болят дождливыми ночами. На моём теле остались шрамы от пыток, и я понимаю, как всё это мучительно, как хочется получить хоть минутную передышку, а лучше, чтоб это всё, наконец, прекратилось. Но для тебя это, по сути, ещё не началось. Если ты хочешь избежать боли, просто расскажи, кто нанял тебя следить за маркизом Делвин-Элидиром, что ты делал возле его дома, кому передавал записи, в которых отмечал когда и куда он ходил, а заодно расскажи мне об Артузо Монтефьоре и о том, кто его убил.

— Я не знаю, о чём ты, — выдохнул усатый, и Марк кивнул Ришару, а сам отошёл к стене и встал там, наблюдая за происходящим.

Ни стоны, ни отчаянные крики жертвы не заставили его отвернуться, поморщиться или испытать жалость. Когда усатый, хрипя и тяжело дыша, повис на своей верёвке, он сделал слабый жест рукой и палачи, кивнув, отступили от него, а Марк подошёл ближе.

— Я же вижу, что тебе с каждой минутой всё труднее терпеть эту боль, — произнёс он. — Но прошло всего лишь полчаса с начала допроса, а впереди долгая тёмная ночь, и тебе не дадут ни минуты покоя, пытки будут становиться всё более изощрёнными, а потом вход пойдут и такие, что оставят тебя калекой. Неужели ты согласен терпеть это? Но ради чего? Ради своего заказчика? Или он твой хозяин? Он хорошо платит тебе? Но ты больше не увидишь этих денег. Может, ты боишься его? Но сейчас ты должен бояться только меня. Пусть боги решают, когда тебе жить и когда умереть, но приказы палачам отдаю я. Просто ответь, кто велел тебе следить за Делвин-Элидиром? Это же так просто: назвать имя.

— А ты назвал те имена, о которых тебя спрашивали? — хрипло дыша, спросил его усатый.

— Нет, но меня пытали алкорцы в луаре, требуя признаться в том, что я передаю полученную при дворе альдора информацию нашим людям. Они хотели знать имена моих друзей, которые мне помогают. Я страдал за Сен-Марко и моего короля, и это давало мне силы. А за что страдаешь ты? Я знаю таких молодчиков! Ты наёмник и выполняешь заказы тех, кто тебе платит. Но разве деньги имеют сейчас значение? Разве того,