Дело о задушенной «звездочке» - Джеймс Чейз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему? – спросил он. – Ведь я люблю тебя.
Эти слова показались ему до ужаса банальными. Во всех фильмах его отца рано или поздно герой говорил с экрана: «Я люблю тебя!» – дешевый жаргон коммерческого кино.
Она посмотрела на него через плечо.
– Я так мало знаю тебя. Ты ведь для меня совсем чужой. Я только не понимаю, почему испытываю к тебе такие чувства. Мы недавно знаем друг друга, а уже говорим о любви.
– Понимаю. – Он с беспокойством посмотрел на нее и опустил руки. – У меня все иначе. Я был одинок. Теперь я нашел тебя и больше не чувствую себя одиноким.
Она, повернувшись, улыбнулась ему.
– Пойдем, я покажу тебе твою комнату.
Он посмотрел на нее и увидел, как блестят ее глаза и как тяжело она дышит. Ему самому трудно было справиться со своим волнением. Он вышел из кухни в темноту бара и поднял с пола свой рюкзак. Проходя мимо, он запер за собой дверь, остановился и стал наблюдать за Жаннетт. Она зажгла свет; увидев выражение ее глаз, он понял, что должно произойти, и заколебался. В одинокой жизни Джоя не было сексуального опыта. Теперь же, когда он увидел, что Жаннетт готова предложить ему себя, его нервы дрогнули. Он вдруг вспомнил об убитой им девушке и впервые подумал о содеянном. Возбуждение от убийства, проверка своей сообразительности и находчивости таким путем – все это показалось ему сейчас смешным и жалким. То, что теперь предлагала ему Жаннетт, действительно было стоящей вещью в глазах мужчины. Он вдруг совершенно отчетливо полностью осознал это и пожалел о содеянном; он понял, что никогда уже не сможет жить спокойно. Всегда ему будет чудиться шум погони за спиной.
– Это наверху, – сказала Жаннетт.
Он смотрел, как она поднимается наверх, и остро чувствовал ее тело под облегающей блузкой и грубыми джинсами. С рюкзаком в руках он последовал за ней вверх по лестнице к двери, выходящей на площадку. Жаннетт уже поднялась, зашла в комнату, зажгла свет и улыбнулась ему.
– Это, конечно, не Бог весть какое шикарное жилище, но зато чисто и постель удобная.
Он оглядел небольшую, но очень чистенькую комнату с кроватью, узким ковриком, комодом и пейзажем Каннского залива над кроватью.
– Чудесно, – сказал он, – лучшего и желать нельзя.
Он бросил рюкзак на пол, подошел и посмотрел в окно, потом оглянулся, и они посмотрели друг на друга. Жаннетт вошла в комнату и закрыла за собой дверь.
– Джой, я знаю, что не должна так поступать, но ничего не могу с собой поделать… Я так люблю тебя. Прошу тебя, будь добр ко мне.
– Добр? – Его дыхание участилось, и сердце забилось сильней. – Конечно. – Он обнял ее и прижал к себе. – Тебе не нужно бояться, Жаннетт. – Он прижался к ее лицу. – Ты всегда будешь для меня святыней.
Джоя разбудил яркий солнечный свет, проникший в комнату через жалюзи. Он приподнял голову и обвел взглядом незнакомую ему комнату. Секунду он никак не мог сообразить, где находится, но потом вдруг увидел рядом с собой на подушке голову Жаннетт и все вспомнил. Он облегченно вздохнул. Он лежал неподвижно, глядя в потолок и прислушиваясь к доносившимся с улицы звукам. Потом он лениво взял часы, лежавшие на столике рядом с кроватью, и взглянул на них. Было шесть часов двадцать пять минут. Его мозг постепенно начал работать. К этому времени полиция наверняка узнала, что он убил Люсиль Бало, и его уже ищут. Вероятно, в утренних газетах появится описание его внешности. Откинувшись, он обнял сонную Жаннетт и привлек к себе. Самое лучшее для него – это отсидеться в этой комнате, пока все не утихнет. Здесь он будет в полной безопасности. Затем, когда он убедится, что все успокоилось, он исчезнет однажды ночью и уедет в Париж. Однако этот план имел и свои слабые места. Жаннетт могла увидеть газеты и сразу же опознать его. Как она в таком случае прореагирует на это?
Он посмотрел на нее. Жаннетт открыла глаза и сонно улыбнулась ему.
– Который час, Джой? – спросила она.
– Половина седьмого.
Она удовлетворенно вздохнула и посмотрела на него.
– Почему ты так рано поднялся? Мы же можем не вставать до девяти часов, – сказала она и поцеловала его в шею. – Я так счастлива.
Он лежал неподвижно, обнимая ее, и через несколько минут по ее легкому дыханию понял, что она спокойно уснула.
«Я так счастлива…»
Он вспомнил, как затянул петлю на шее Люсиль Бало, и его кольнуло раскаяние. Зачем он это сделал? Нет, совсем не со скуки, как он тогда сказал Софи, чтобы как-то оправдаться, и совсем не для того, чтобы проверить свою находчивость и хладнокровие. Ему пришлось признать, что он убил девушку по какому-то, даже ему непонятному внутреннему побуждению. Какая-то внутренняя сила заставляла его: «Иди и убей!» И он был не в силах противиться ей. Неужели это именно то, что люди называют безумием? Однако сейчас, лежа в постели рядом с Жаннетт и ощущая у себя на шее ее дыхание, он чувствовал себя вполне нормальным и здоровым, как и любой другой человек в мире. Он представил себе ту деятельность, которую развила сейчас каннская полиция. Достаточно только одного промаха с его стороны, и его немедленно схватят. «Виноват, но признан невменяемым…»
Что его ждет, если присяжные вынесут такой приговор?!
Не в силах больше лежать, он осторожно откинул простыню и поднялся. Подойдя к окну, он несколько приподнял жалюзи и посмотрел на залитую ярким солнцем улицу. Люди шли по своим делам. Джой взглянул на отель «Лазурный берег».
У входа стоял жандарм, а чуть поодаль – полицейская машина с антенной, тянущейся к небу. Это зрелище нагнало на Джоя тоску. Он стоял неподвижно, не в силах оторвать глаз от жандарма – этого символа грядущей его гибели.
– Джой… что у тебя с рукой?
Он вздрогнул и быстро оглянулся. Жаннетт смотрела на него, отбросив простыню. Она лежала обнаженная и была так хороша, что у него заколотилось сердце.
– С рукой? Ничего… – Он отошел от окна.
– Но у тебя… Посмотри!
Он взглянул на три длинные глубокие царапины от ногтей Люсиль Бало.
– Ах, это… – Он пожал плечами. – Ничего страшного. Я оцарапался о гвозди.
– Это больно?
Его обрадовала ее заботливость. До сих пор никто не интересовался, больно ему или нет.
– Не беспокойся, пройдет, – утешил он ее.
Он подошел, сел на кровать и прижался к ее губам. Она слегка вздрогнула, но прижала его к себе.
– Бедный, бедный Джой…
Она вдруг почувствовала подступающие к глазам слезы и схватила его в объятия. Джой тоже обнял ее и бурно, неистово и любовно овладел ею.
Когда он снова проснулся в восемь часов утра, Жаннетт уже не было в постели. Он вскочил вне себя от охватившей его тревоги. Метнувшись к столу, он начал искать в брюках свой револьвер. В это время открылась дверь и в комнату вошла Жаннетт с подносом в руках. Она была в джинсах и в белой кофточке. Она улыбнулась, но увидела выражение лица Джоя, и улыбка медленно сползла с ее лица.
– Что случилось, Джой?
Он постарался взять себя в руки.
– Ничего. Просто я проснулся и, увидев, что тебя нет, испугался.
Он стал надевать брюки.
– Ты уже приготовила завтрак? Я страшно голоден.
Они уселись на кровати и стали завтракать.
Вдруг Жаннетт сказала:
– Джой, я даже не знаю, чем ты занимаешься, если не считать того, что это имеет какое-то отношение к кино.
– Я занимаюсь рекламой, – сказал он. – Это, конечно, не Бог весть какая работа.
– А сегодня ты занят?
– Нет, моя работа закончена. Теперь мне придется ехать в Венецию.
– А ты вернешься? – спросила она, наливая кофе в чашки, и он увидел, что рука ее заметно дрожит.
– Не знаю, но ты хочешь поехать со мной в Венецию?
Она покачала головой:
– Очень хочу, но не могу. Я не имею права бросать отца.
Он вдруг сказал, хотя и знал, что это неосуществимо:
– Мы можем пожениться.
Улыбнувшись, она обняла его.
– Мой отец инвалид, – сказала она с горечью. – Кроме этого кафе, у него нет других возможностей зарабатывать деньги. Мы, французы, очень верны своим родителям. Такова традиция, и это у нас в крови. Пока он жив, я не могу выйти замуж.
– Но во что ты превратишься к тому времени, когда он умрет?
– Не будем говорить об этом. – Она нежно погладила его щеку. – А теперь мне нужно идти, у меня еще много дел.
– Кафе уже открыто?
– Нет, мы его открываем только в девять часов.
Наклонившись, Жаннетт поцеловала его, взяла поднос и вышла из комнаты. Джой дотронулся до того места, которого коснулись ее губы, и внезапно почувствовал острое желание заплакать. Некоторое время он сидел неподвижно, ни о чем не думая, но потом заставил себя вернуться к вопросу – как ему вырваться из той ловушки, в которую он сам себя загнал. «Лучше всего уехать в Париж, – подумал он. – Город очень большой, в нем много иностранцев, и там очень легко затеряться. Там я буду в безопасности».
В этот момент он услышал громкий крик внизу и одним махом вскочил с постели. Неужели полиция?