Золото Удерея - Владимир Прасолов

«Ушли, сволочи, в тайгу», — доложил Степан Никифорову. Утаил, что упустил из рук пойманного Семена, чтоб гнев на себя не накликать. Из опаски, что мстить будут, порешил дружков его в тайге, а что у тех ценного было — то своим людям роздал, чтоб помалкивали. По всем местам артельным, что знали, проехали Косых с Матаниным, целое лето из тайги не вылазили, да разве ее, родную, всю просмотришь? Ни дорог, ни троп — глухая и дремучая, тысячелетиями не тронутая, могла она скрыть целые народы так, что не сыскать, а тут одного найти надо было, считай, как иголку в стоге сена. К концу лета отступились, решили на выходе по осени все пути перекрыть, но выловить этого человека. Но по-другому все закрутилось…

Уже вечерело, когда дощаник ткнулся носом в косу кулаковской пристани. Малиновый звон церковного колокола еще издали оповещал: здесь люди живут! На пристани было людно, пришла баржа с Енисея с товарами, этакий плавучий магазин. Бойко шел торг, прямо на берегу меняли меха, ягоду, грузди соленые в бочонках, орех кедровый на топоры и гвозди, посуду и ткани. По сходням носили пиленые доски, материал для лодок и мешками «яблоки» — так на Ангаре картофель называли. По-праздничному разряженные женщины прогуливались по деревянному, ладно сшитому из толстых листвяных плах тротуару, спускавшемуся от церковной площади прямо к реке. Он был усеян скарлупой от кедровых орешков, весело хрустевшей под каблучками сапожек. Где-то в глубине деревни зазывно зазвучала гармонь.

Анюта, сойдя на берег, словно проснулась, звуки гармони будто вернули ее к жизни. «Куда я еду?! Зачем?» Не дожидаясь тетки Агапы, приставленной к ней отцом в дорогу, она быстро пошла вверх по тротуару к церкви. Там только закончилась вечерняя молитва, и народ степенно выходил из церковной ограды. Анюта почти бежала, не понимая, зачем она это делает, не видя перед собой ничего, кроме устремленных в небо куполов. Радостный и знакомый голос остановил ее:

— Анютка, здравствуй! Ты ли это? Ох, краса девица, разневестилась!

Еще не сообразив, кто ее окликнул, она утонула в жарких объятиях полной жизнерадостной женщины.

— Тетка Полина, здравствуй! — проговорила девушка и разрыдалась.

— Что с тобой, доча моя, что случилось? — прижимая к себе, прошептала тетка. — Нукось, идем ко мне, идем, идем, успокойся. Не плачь, лапонька моя, — увлекая за собой по боковому тротуару, тихо шептала, успокаивая Анюту, тетка Полина.

Ее дом был недалеко, совсем скоро в чистой и просторной горнице, застеленной самоткаными половиками, с белыми занавесочками на окнах, оттого теплой и уютной, Анюта, рыдая на груди тетки, рассказала ей свое горе.

— На-ка, попей, милая, кваску. — Тетка Полина, легко нося свои телеса, усадила за стол проплакавшуюся и оттого немного успокоившуюся Анюту, стала собирать на стол.

Из кутьи, что располагалась слева от печи за занавесью, на стол потекли непрерывным потоком пироги и булочки, вареная картошка и огурчики соленые, жареные стерлядка и хариус.

— Кушай, гостья дорогая!

Анюта мотнула головой и отвернулась к окну.

— Ешь, говорю, тебе силы понадобятся! Али не хочешь со своим любым быть?

Анюта встрепенулась как птица, в ее глазах засияла надежда. Единственный человек на земле выслушал ее не коря и принял к душе ее горе! Лукавый, веселый взгляд тетки Полины вселил надежду в ее девичье сердце. Просохли от слез глаза, появились ямочки на щеках, Анюта, еще не веря в то, что обрела поддержку и помощь, спросила:

— Тетя Поля, что мне делать?

— Кушай, говорю! Что-нибудь придумаем. Неправое дело удумал отец твой. Не принято по Ангаре-реке силком дочерей замуж выдавать. Испокон веку здесь девчата сами себе парней в мужья выбирали, и родители тот выбор признавали. Ты с кем приехала-то? Поди, хватились тебя, ищут?

— С Агапьей, отец приставил за мной смотреть, а на дощанике энтот приказчик прилизанный, Акинфий. Его в селе Павлином прозвали — павлин и есть.

— А что такое павлин?

— Да птица такая, в индиях живет, грудь колесом, хвост веером, — смеясь ответила Анюта.

— Посмотрим, посмотрим на этого павлина, ты сиди, кушай, а я схожу, Агапью приглашу, а то уже темнеет. Они ж там не знают, где ты делась. — Увидев, как враз осунулась Анюта, как погасли ее очи и задрожали руки, Полина покачала головой: — Не бойся, я тебя в обиду не дам, сиди и слушай, что говорить при них буду, да головой кивай, поняла?

— Поняла, — ответила чуть слышно девушка.

— Ну все, пошла я, лампадку зажги и вот на, мою юбку переодень, а свое исподнее вот сюда в кадку замочи да быстренько в постелю! — Тетя Полина, накинув на плечи огромный Шерстяной платок, вышла на улицу.

Уже смеркалось, когда подошла она к причалу, где у дощаника суетилась, рыская по берегу, Агапья.

— Чё потеряла, Агапья Ивановна?

— Дак Анютка Никифорова куда-то запропастилась, токо причалили, она на берег, мужики говорят, в церковь подалась. Я за ней, а ее тама нету. Вы не встретили ее, Полина Прокопьевна?

— У меня она, отлеживается.

— Как отлеживается?

— А так, что ж ты, дорогая, за девкой-то не усмотрела? С нее хлещет как из ведра, а ты ее в дорогу? На дощанике столько времени! Мужичье кругом, срам-то какой! Ты чё, баба, совсем нюх потеряла?

Агапья всплеснула руками и прижала их к высохшей уже груди.

— Так все хорошо было, как отправлялись, ревела она — то правда, так на то воля родителя ее, я ни при чем тута.

— Пошли, Агапья, али здеся ночевать хошь?

С дощаника сошел на берег и вальяжной походкой подошел к женщинам Акинфий. Склонив голову и пристукнув каблуками щегольских сапог, он вежливо произнес:

— Имею честь представиться, Акинфий Сумароков. — Не дождавшись ответа, продолжил: — Так что, нашлась Анюта, как я понимаю? Вот девка шустрая, мы тут в расстройстве, куда подевалась. Пора на ночь определяться, а ее нет.

— А вы, барин, определяйтесь, Анюта у меня, и Агапу я к себе беру.

— Хорошо, — после некоторого раздумья ответил Акинфий, — поутру рано жду на борту, не опаздывайте.

Не ответив, Полина с Агапьей раскланялись с приказчиком и ушли.

— А ничего этот Акинфий, красавец, а, Агап? — спросила Полина по дороге к дому.

— Красавец, да еще с деньгой немалой, его отец большой купец на Енисее, повезло Анюте, ой повезло голубке нашей.

— Слюбились, что ли?

— Ну, слюбились не слюбились, а везу родителям его на смотрины. Так Никифоров приказал.

— Это хорошо. Добрый жених Анюте будет, коль слюбятся, — серьезно ответила Полина Прокопьевна, а про себя подумала: «Не дам девке сгинуть, с нелюбым жить — от корня гнить!»