Господин Целитель - Виталий Башун

Лабриано устало вошел в кабинет, когда я уже подумывал ехать домой, боясь опоздать в театр. Свента, правда, тоже могла задержаться, но в последние дни это стало редкостью. На службе (в каком отделе и чем конкретно занимается, она мне не говорила) ее особо не загружали.

Рассказав Лабриано свою идею, предложил перенести испытания на завтра, но учитель прямо на глазах ожил, кинулся к прибору и впился магическим взглядом в мое творение. Удовлетворенно и даже несколько удивленно хмыкнув, сказал, что ради такого дела, как испытание, он уже забыл про усталость и настаивает на его скорейшем проведении. Проворно схватив передатчик – связку кубиков с символами, отошел в угол, хотя это и не имело значения, активировал узор и набрал довольно оригинальный текст: "Привет, Мир!". Прибор никак не отреагировал на его манипуляции. Он снова активировал передатчик и заново набрал текст. Ничего. Повторив попытки еще несколько раз, он, наконец, сдался.

– Ничего не понимаю. Должно же работать… а не работает.

Мы оба подошли к дальнографу, еще раз тщательно проверили узор и ничего такого не нашли. Должно работать, но не хочет. Минут десять блок за блоком все перепроверяли и опять безрезультатно. Вдруг Лабриано хлопнул себя по лбу:

– Милейший! А новый, заряженный, источник-накопитель магии мы подсоединили?! Нет! Живо давай сюда кристалл!

Я кинулся к коробке с заготовками, схватил первый попавшийся и кое-как прикрепил его к прибору – надо будет подумать над специальным гнездом для источника – затем подключил к основному узору. Лабриано вновь отошел в дальний угол, активировал узор и, не дыша, набрал эти бессмертные слова: "Привет, народ!". К нашему восторгу дальнограф мягко застрекотал, исправно пропечатывая буквы на ленте. Мы, чуть не расталкивая друг друга локтями, набросились на несчастный прибор, как голодная собака на мозговую косточку. К нашему полнейшему восторгу убыль магии в накопителе была практически незаметна. По нашим приблизительным подсчетам одной зарядки должно хватить на печать от восьми до десяти тысяч символов. Естественно, что, забыв обо всем на свете, мы, как дети, стали развлекаться, передавая и передавая тексты с самым хитро-мудрым содержанием и из самых разных мест госпиталя. Даже на крышу с передатчиком забирались. Дальнограф работал надежно.

– Господин Филлиниан, Вас там спрашивают, – прервала наши взрослые игры строгая помощница.

– А?! Кто?! – раздосадованный из-за прерванного эксперимента несколько раздраженно спросил я.

– Я! Я спрашиваю! Ты, говорят, в театр со мной и Сеном собирался? – зеленые молнии любимых глаз, кажется, прошибли мой лоб и совсем выжгли остатки мозгов.

– А… Свента… милая! Я… это… с учителем вот…

– Все, милейший. На сегодня хватит. Завтра идем к генералу – о встрече я договорюсь. Доложим о результатах. А сейчас ступай, драгоценнейший, тебя ждут, – засуетился вдруг учитель, мягко выталкивая меня из кабинета, – я сам еще немного поработаю и закончу. Всего вам всем всех… э-э-э…наилучших.

Свента развернулась и решительно пошла на выход – я за ней.

– Времени мало, поэтому поедешь, в чем есть, и пусть тебе будет стыдно. А я всем объясню, что муженек вспоминает о своей жене только тогда, когда ему что-то от нее надо. В том числе может пригласить в театр и не придти, потому что у него какой-то опыт интересный.

Действительно. Времени на переодевания не было совершенно, а я щеголял в своей рабочей мантии, как был в больнице у Греллианы, так и поехал к Лабриано. Теперь вот в театр. А что сделаешь? Не поехать еще хуже. Свенту пока рановато выводить из… слегка взволнованного состояния, поэтому приходится терпеть. Разумеется, если бы мы покупали эти билеты на обычные, даже самые дешевые места, я бы ни за что не пошел в таком виде, но в ложе примы все было довольно демократично. В ней могли спокойно соседствовать маркиз, студент, офицер, кондитер, лекарь… Всех объединяло одно – дружба с певицей. Билеты для гостей были совершенно бесплатны, и всего лишь свидетельствовали перед служащими театра о нашем праве находиться в указанном месте. Тем не менее, крайне редко, например, офицер мог позволить себе появиться в полевой форме. Разве что в самом крайнем случае.

К театру мы подъехали на грани опоздания, а порядки там были довольно жесткие – опоздал – жди антракта. Стараясь быть маленьким и незаметным, я, прячась за широкой спиной Сена, шустро направился в сторону ложи примы, торопясь занять свое место пока никто из знакомых не заметил. Это мне удалось, поскольку прозвенел уже третий звонок, и опаздывающая публика спешила занять свои места, ни на кого не обращая внимания. С облегчением утонув в своем кресле, я приготовился приобщаться к искусству.

В первом антракте я из ложи не выходил и с интересом смотрел на поведение друга. Стоило прозвучать звонку, Сен заерзал, заозирался, достав гребешок, торопливо привел в порядок прическу и так, с моей точки зрения, идеальную, и застыл в ожидании. Вителлина, как обычно, зашла в ложу поздороваться с друзьями и подругами, подарив каждому улыбку и пару теплых слов. Однако была несколько рассеяна и все ее внимание, как я заметил, принадлежало Сену. Взгляд, обращенный на друга, был настолько красноречив, что самому невнимательному человеку говорил о ее особом к нему отношении. Чтобы она ТАК смотрела на мужчину, я еще никогда не видел. Сен в свою очередь, словно подброшенный пружиной, вскочил при появлении певицы и явно мучился, пока она общалась с друзьями. Наконец, Вителлина закончила церемонию приветствия, сократив ее до минимума, взяла Сена под руку и парочка торопливо вышла в холл.

Ну вот. Кажется, у Сена все складывается хорошо. Судя по поведению обоих, инцидент с Весаной прочно забыт или, во всяком случае, не мешает их отношениям.

Сам я из ложи не вылезал, стесняясь своего одеяния. Однако ко второму антракту малая нужда все-таки заставила меня покинуть укрытие и постараться прокрасться в туалетную комнату. Вылазка моя для глазастых сплетниц тайной не оказалась.

– Господин лекарь! – встревожено вскричала одна особа. – Вы не могли бы сказать нам к кому вы пришли?

Я пробормотал: "К Вителлине", – и попытался отцепиться от этой дамы, но не получилось.

– Что с ней? Что-то случилось?

– Ничего не случилось, леди. Все в полном порядке.

Сказав это, я скрылся за дверями столь нужных мне апартаментов. Обратный путь проделать было не в пример легче. В том числе и потому, что зрители в холле, организовавшись в группы и группки, что-то живо обсуждали, не обращая на меня ни малейшего внимания. Меня это только порадовало. Я устроился в кресле и уже спокойно стал дожидаться третьего акта. Вдруг в ложу ворвалась Свента – надо сказать, что любимая, когда встревожена, всегда именно врывается, вламывается или штурмует.