Привычка ненавидеть (СИ) - Саммер Катя

— Не, мужики, дела зовут.

— Дела по имени Софа? — Книжник пошло играет бровями и изображает тупое порно. Дурак, каких поискать еще.

— Нет, не Софа, — отвечаю и лишь после понимаю, что сказал.

— У-у-у, а кто она?

Савва падает на капот своей бэхи и складывает руки на груди.

— Ты послушал меня и трахнул Ланскую?

— Я чего-то не знаю? — охреневает Дэн.

— Не ведись, — отмахиваюсь я.

— Кстати, если ты не хочешь жестить с ней, просто помани волшебным членом, и вуаля! Она сама поменяет показания, сдаст папашку, и тот сядет за решетку.

Остроумов никак не унимается, но я не хочу спорить с ним.

— Я подумаю над этим, когда нечем будет заняться, — не уверен, что Савва улавливает сарказм в моем голосе, — а пока отгоню тачку в сервис.

— Давно бы поменял, сколько ты уже бабла в нее вложил, — бубнит Дэн, а я молча жму руки в ответ и отчаливаю. И если Савва, который свел меня со своим братом в детейлинге, знает куда, то Книжнику это точно незачем — лучше спать будет.

Сегодня заказ несложный — всего лишь начистить новенькую «Камри» до блеска. Вова — наш постоянный клиент. Точнее, его наниматель, Вова — простой водила, но он хорошо следит за состоянием автомобиля, поэтому я надеюсь управиться часов до двух и свалить.

Переодевшись, надеваю перчатки, беру ведро и тащусь мыть колеса — с них всегда начинается весь процесс, потому что это самая грязная часть машины. Следом превош для удаления застарелой грязи, потом пена или «первая фаза» и ручная мойка кузова, чтобы избавиться от статики — того, что сцепилось с поверхностью. Растворяем тормозную пыль, смолу, битум, клей, сушим тачку сверху вниз, деталь за деталью, полируем, заполняя мелкие царапины, наносим глейз, который создает на поверхности стекловидную пленку. После остается только до блеска натереть тачку воском или силантом, специальным герметиком, зачернить шины и начистить стекла.

К тому моменту, как я проверяю кузов на наличие отпечатков после себя и ребят и добиваю разводы, Вова как раз приезжает забрать машину и вместо нее сдает нам ешку* (Mercedes-Benz E-class). Просит, чтобы хорошо поработали, потому что пиздюлей получил от владельца в прошлый раз — а вот не надо таскаться по салонам в подворотнях.

— Хорошо, сделаем, — обещаю я, а сам точно стопроцентно собираюсь свалить. Спать хочу и заебался, если честно.

Жму Вове руку и уже мысленно тащусь в душ, когда что-то подсказывает мне обернуться. Что-то на уровне шестого чувства, которое никогда меня не подводило. Не подвело и здесь, потому что я увидел Ланскую. Охуенно красивую. Сожрал бы разом на ужин, а то голодный во всех смыслах. Моргаю, и вот уже нет ее — она сбегает еще до того, как я соображаю, что здесь делает.

— Вов, слышь, — окликаю его, других вариантов нет, — надо поговорить.

— Ага, — кивает он и отходит в сторону.

— Мика останется здесь.

Вова явно удивлен, что речь зашла о Ланской.

— Не понял.

— Ты должен уехать, я ее забираю.

— Чего?

Я вообще ни хрена не суеверный, но как тут не поверить в знаки? И если заяц сам лезет в тиски к удаву, почему бы его не проглотить.

Всю дорогу мы с Ланской едем в полной тишине, пока на полпути домой я резко не сворачиваю в противоположную сторону прямо через двойную сплошную. Только тогда она подает голос.

— Куда? — спрашивает выдержано, ровно, без паники. Не заикается и удивляет меня снова. Как можно восхищаться тем, кого так сильно ненавидишь?

— Я тебя ненавижу, — озвучиваю мысли, игнорируя ее вопрос.

— Где-то я это уже слышала.

Сейчас не возмущается и даже не пытается выйти на ходу из тачки. Звучит, скорее, устало. Знала бы, как я заебался!

— Ты любишь мою маму. Ты знаешь ее, как никто другой, — продолжаю я выдавать результаты долгого анализа из головы. — И ты все равно защищаешь своего отца, хотя трезво понимаешь, что он совершил преступление.

Она смотрит вперед пустым взглядом и молчит. Молчание — знак согласия, так ведь?

— Я ненавижу тебя за это, — говорю и тру шею, потому что каждое слово впивается шипами в горло. — И я восхищен твоей тупорылой жертвенностью. Ненавижу, но восхищен. — Боковым зрением вижу, что она поворачивается ко мне с приоткрытым ртом. Да, детка я не меньше тебя удивлен этой словесной диареей, но обещал себе, что буду честен. В первую очередь с самим собой. — Нужно быть смелой, чтобы стоять на своем. И я… я думал много. О том, что… если бы все было наоборот, как бы я поступил. И я, наверное, понимаю тебя.

Она сжимает губы, опускает глаза, дышит тяжело. Я пытаюсь не смотреть на нее, потому что хочу договорить до конца, а она своим видом блядского ангела сбивает меня с мысли.

— Наверное. Не уверен, что сумел бы с этим выбором спокойно жить, но…

— Это мой папа, — говорит с вызовом будто заученную фразу. Как будто это все должно объяснить.

— Конченый трус твой папа. Ты явно не в него пошла, — выдаю резко, но я плохо контролирую себя, когда речь заходит о старшем Ланском.

— Я ни на кого не похожа, — бормочет тихо, и я точно слышу улыбку в ее голосе. Не знаю, как это объяснить. — Дедушка всегда говорил, что я на бабушку похожа, но я не помню ее. Он называл маму с папой детьми, а я будто бы их опекала — слишком серьезная с детства была.

— Похоже на правду, — ухмыляюсь в ответ, как будто это простой диалог на обычной свиданке. Хотя свиданки вряд ли начинают со слов «я тебя ненавижу», но у нас с ней все через жопу.

Завернув по памяти, я еще какое-то время еду по гравийке, чтобы наконец остановиться на возвышенности, откуда виден весь город. Случайно нашел это место, когда было хреново. Чего оно только не видело — и мои сопли, и праведный гнев, и истошный ор.

Я ставлю тачку на ручник и бросаю взгляд на девчонку. Молчу, а она расслабляет плечи, видимо, обрадовавшись, что не собираюсь нападать на нее. Градус в салоне явно падает, но я накаляю снова.

— Я хочу тебя, — произношу то, в чем наконец признался себе. С трудом, через пот на турниках, разбитые костяшки пальцев о стену и вывернутое нутро. Гашу двигатель, не глядя на Мику, беру пачку сигарет и выхожу из машины.

На часах три-двадцать, скоро начнет светать, а пока чернильное небо подсвечивается оранжевым. Красиво, блять. Других слов и не подобрать. Я опираюсь на капот и закуриваю. Держался давно, полную пачку так и вожу с собой, но сейчас просто хочу выдохнуть все дерьмо. Я не буду трусом, как ее отец. Не хочу отрицать очевидное, я должен был поговорить с ней. Пытался не думать, побороть похоть и выбить из себя всю дурь — ни хрена не вышло. Это, блять, выше моих сил!

Когда я слышу щелчок открывающейся двери, сердце предательски делает лишний удар, а следом замирает. Я забываю дышать, зависаю на затяжке и в результате давлюсь дымом. Позорник. Но рядом с ней я реально, как пацан. Все установки и накопленный опыт — все летит под откос.

— Я хочу тебя, — повторяю, чтобы не думала, что шучу, прямо в глаза, — не хочу хотеть. Ты бы знала, как не хочу, но…

Еще затяжка. Третья и вновь неудачная. Никакого удовлетворения, только горечь во рту и першение в горле. Выбрасываю на хер это говно с обрыва, прочищаю легкие, вдыхаю и выдыхаю. Здесь воздух кристально чистый, еще и пахнет лесом, хотя вокруг три дохлые елки стоят.

— И что нам с этим делать? — лезет с вопросами напролом. И откуда она взялась такая бесстрашная, а?

Мозг сразу подкидывает ответы из закромов памяти — ту самую соседскую девчонку, которая, в отличие от меня, не испугалась первых чувств. Еще тогда было понятно, у кого из нас яйца больше.

Блять, я так ее хочу. Всю ее.

Сейчас я смотрю на нее без страха быть пойманным и неправильно понятым, не отрицая смысл пожирающего взгляда, и понимаю, насколько она космическая. Ее волосы затянуты в высокий гладкий хвост, из-за чего и без того огромные глаза кажутся еще больше. Лицо почти не тронуто косметикой, но кажется таким ярким. Натуральный румянец на щеках чертовски искушает. А губы… это вообще отдельный космос, я уже не раз представлял ее на коленях, пока дрочил в душе.