Спасти президента - Лев Гурский

— Як умру, то поховаты мэне на могыле, — ответил я ему школьной строчкой из Тараса Шевченко.

Подошедший Сердюк громко фыркнул: это-то стихотворение даже он смутно помнил. Речь там шла не о пляже, а о похоронах. Референт российского Президента, тоже оказавшийся рядом с нами, озабоченно зашевелил губами, тщетно пытаясь перевести фразу. В мощной руке возник миниатюрный словарь-разговорник. Оба переводчика, по-моему, владели украиньской мовой примерно на одном уровне.

— Угу-угу, я так и думал, — рассеянно откликнулся на мои слова Журавлёв. Его команда наконец-то справилась со сбором имущества и теперь дожидалась шефа. — Песок, теплая водичка, благодать... Ну а мы поскакали, нам еще индонезийцев снимать. — Громыхая железяками, телевизионщики выкатились из зала.

Глава российского государства неодобрительно посмотрел им вслед.

— Слушай, — обратился он к своему референту, когда массивная дверь закрылась и мы четверо уселись за круглый стол с двумя государственными флажками. — Опять этот наглый Журавлёв. У меня от него в глазах рябит... Им там, в «Останкино», что-о-о, некого больше сюда прислать?

Человек-танк выложил на стол сперва разговорник, блокнот, кожаный бювар, авторучку «паркер» и только потом — сложенную вчетверо шпаргалку.

— В Кремле аккредитовано двадцать человек от «Останкино», — доложил он. — Но тут вот сбоку есть пометка Болеслава Яновича... Журавлёв из этих двадцати самый быстрый. Остальные вообще возятся по полчаса.

— Хорошо, пусть остается, — с досадой в голосе согласился Президент. — Раз быстрый, то пускай, куда от него денешься... От Журавлёва этого, я имею в виду, — после паузы добавил он. Как будто вдруг спохватился, что его слова могут быть неверно истолкованы.

Я кивнул, давая понять, что все истолковал в прямом смысле, а не в каком-нибудь там переносном.

Покончив с телевидением, Президент сразу вернулся в бодрое расположение духа. Пришла пора церемонию официальной встречи на высшем уровне считать начавшейся.

— Ну здравствуйте, господин премьер-министр! — с приветливой улыбкой обратился ко мне глава российского государства. В принципе мы здоровались с ним и до съемок, и перед камерой, но то все было не в счет. Президент не хуже меня знал протокольные тонкости.

— Здоровеньки булы, пан першой министр, — сверившись с разговорником, добросовестно перевел мне человек-танк.

— Добрый дэнь, пан Президент, — ответил я.

— Добрый день, господин Президент, — эхом откликнулся переводчик Сердюк, которому в этот раз даже не понадобился словарь.

Формальности были соблюдены. Еще десять минут я уже по-русски излагал точку зрения официального Киева на послезавтрашние выборы в России. Референт с российской стороны трудолюбиво делал за мной записи золотым «паркером» на белом листе. Записи эти — тоже дань протоколу — не имели никакого значения, хотя бумага потом наверняка будет подшита в особую секретную папку и сохранена где-то в недрах МИДа. Важен был сам факт поддержки перед выборами, а не конкретные слова. Это также было понятно обеим высоким договаривающимся сторонам. По правде говоря, человек-танк мог бы своим «паркером» рисовать на листе рожицы или играть в крестики-нолики, но это ему, разумеется, и в голову бы не пришло.

— Ну, что-о-о... теперь можно и по одной, за славянское братство? — хитро прищурившись, спросил у меня Президент, когда на одиннадцатой минуте я замолк и открыл тем самым неофициальную часть.

— Можно, — согласился я. — И не по одной.

У банкетов, следующих за подобными встречами в верхах, тоже имелся свой ритуал. Каждая сторона обязана была в знак дружбы и сотрудничества употреблять напитки, традиционные для стороны противоположной. Когда мы были на Ямайке вместе с нашим министром закордонных справ, тот вынужден был из-за этого улизнуть сразу после официальной части: иначе ему пришлось бы пить ром, вызывавший у него сильнейшую изжогу. Я должен был тогда отдуваться за двоих, прихлебывая пиратское пойло, но не посрамил честь незалэжной республики... Сегодня все будет проще, подумал я, без экзотики. Мне нальют «Столичную». Российскому Президенту — горилку. Два профессионала, Сердюк с человеком-танком, будут тянуть соки, делая вид, что спиртное их обоих совершенно не волнует.

Из Екатерининского зала мы проследовали в маленький боковой зальчик, где уже оказался накрыт стол. Бутылки на столе были те, что я и предполагал. По части закуски меня, однако, ожидал небольшой сюрприз. В большое блюдо с черной икрой кремлевский кулинар положил сверху крохотные пирожки-кораблики — крейсерочки с грибами, линкорчики с осетриной, сторожевички с дичью. Это был недвусмысленный намек на Черноморский флот. Мой Сердюк и президентский переводчик оживленно переглянулись: они уже прикидывали, как будут делить флот между собой. Оно и вкусно, и мирно, и очень патриотично.

— Я думаю, что-о-о можно садиться за стол, — произнес Президент России и сделал приглашающий жест. — Сколько соловья, понимаешь, баснями ни корми, а он...

Сердюк плотоядно потер руки.

Человек-танк расправил бумажные салфетки в вазе.

Я отодвинул стул, уже собираясь сесть.

«Тревога! — неожиданно заверещала у меня в мозгу сирена Внутренней Безпеки. — Обернись! Быстрее обернись!»

Проклиная свою истеричную дуру-интуицию, я инстинктивно обернулся. И оцепенел.

Президент России, не докончив фразы о соловье и баснях, стал вдруг медленно садиться на пол, куда-то мимо стула. На лице его возникла гримаса боли пополам с удивлением. Правой рукой он еще пытался поймать ускользающую от него спинку стула, а левая его рука неуверенно поползла к нагрудному карману пиджака, словно бы глава российского государства решил внезапно проверить, цело ли содержимое этого кармана... Слева, где сердце.

Человек-танк, резко оттолкнувшись от стола, с рычанием бросился к своему Президенту и успел подхватить его в объятия у самого пола. Но совсем удержать не смог — лишь смягчил падение.

Одна из ножек банкетного стола подломилась. Бутылки с тревожным звоном чокнулись с бокалами. Икорное блюдо, как живое, поехало к краю. Ваза с салфетками опрокинулась в хлебницу.

— Врача! Скорее зовите врача! — Я преодолел оцепенение, но сил моих пока хватило всего лишь на крик.

— Ликаря! Скорийшэ клычьтэ ликаря! — заорал вслед за мной ополоумевший Сердюк, от неожиданности забыв, с какого языка на какой ему положено сегодня переводить.

На лице Президента России уже не было удивления. Только одна боль.

Грохнулось об пол блюдо с черной икрой. Так и не поделенный никем пирожковый флот рассыпался по паркету.

ЧАСТЬ II

МАСКАРАД

17. ДИРЕКТОР «ОСТАНКИНО» ПОЛКОВНИКОВ

Я наблюдал, как они оба входят в мой кабинет — молодой и пожилой. Баловень судьбы Илюша Милов задел головой за притолоку, жизнерадостно чертыхнулся и, не дожидаясь приглашения сесть, козликом запрыгнул в самое красивое из гостевых кресел. Старый опытный телеволк Вадим Вадимыч Позднышев действовал неторопливо: сначала дотронулся двумя пальцами до косяка, потом правой ногой переступил порог и лишь после этого позволил себе полностью зайти. Но и зайдя, он не стал выбирать себе удобное местечко, а перво-наперво поглядел вопросительно на меня.

— Господи, да садитесь, Вадим Вадимович! — улыбнулся я. — Что за китайские церемонии?

Позднышев нашел кресло поскромнее и присел.

«Один — ноль» в пользу старика, отметил я про себя. Я прекрасно знал, что Вадим Вадимыч отродясь не был пай-дедушкой. Когда требовалось, он мог не только усесться без приглашения, но и положить по-американски ноги на стол. Илюша пока не сообразил, что Позднышев уже начал свою игру на опережение. Вот они, старые кадры! Еще не сказав ни слова, Вадим Вадимыч сразу же дал мне понять, в какой манере следует вести сегодняшний «круглый стол». Разболтайный Илюшин стиль вполне годится для ток-шоу, но у нас в вечернем эфире не балаган с девочками, а Мероприятие с большой буквы. Взвешенность, взвешенность и еще раз взвешенность.

— Полагаю, вы оба догадались, для чего приглашены, — обратился я к подчиненным. — Верно?

Старик Позднышев промолчал, ибо вопрос мой был риторическим и ответа не требовал.

— Ясно для чего! — за двоих ответил Милов, потягиваясь в мягком кресле. — Чтобы выбрать на сегодня ведущего прямого эфира. Наш кандидатский квартет остро нуждается в хорошем дирижере.

— Так оно и есть, — согласился я. — Давайте вместе решим, кто будет рулить... Думаю, нам не нужно вызывать из Эстонии господина Куузика?

Оба моих собеседника уловили юмор. Илюша весело загоготал, хлопая по подлокотникам. Вадим Вадимыч деликатно хмыкнул в ладошку.

Предприимчивый эстонец Матс Куузик царил у нас в «Останкино» лет десять назад, когда развязность еще можно было выдавать за смелость. Шустрый Матс прославился тем, что, приглашая в студию знаменитостей, задавал им в лоб один-единственный коронный вопрос: «А скажит-те, пожалуйст-та, скооолько вы зарабатывает-те?» Знаменитости тут же терялись, а некоторые из них даже неосторожно пробалтывались. Поначалу выглядело все это забавно, потом стало приедаться.