Откровения молодого романиста - Умберто Эко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наверно, через какие-то залы я проходил по второму разу. А может быть, из них я и не выходил. Не исключено, что бессмысленное круженье в темноте среди мертвых механизмов составляло часть инициационного ритуала. <…>
Мотор Фромана: вертикальная структура на ромбовидном постаменте, которая демонстрировала, как демонстрирует анатомический муляж свои собственные ребра, серию катушек, каких-то батарей, махалок, моталок, рычалок и рыгалок, черт знает какие под ними подписи стоят в энциклопедиях… приводимых ремнем или трансмиссией, которая запитывалась от планетарной передачи через зубчатую шестерню. Вопрос. Для чего нужна такая штуковина. Ответ: для измерения подземных токов, естественно.
Аккумуляторы. Чего им аккумулировать? Достаточно было вообразить Тридцатьшестерку Недоступных, этих неистовых секретарей (то есть сберегателей секрета), как они ударяют по ночам в свои цимбалы, чтоб выколотить звук, искру, призыванье, реплику в перекличке берега с берегом, пропасти с поверхностью, Мачу-Пикчу с Авалоном, дзынь дрынь двинь, алло алло алло, Памерсиель Памерсиель, улавливаю дрожанье! Вызываю течение My 36! То, которое брахманы обожают и называют бледным духновением Господним. Вставляю колышек. Макромикроскопическая цепь под напряжением. Трясутся под коркой земной поверхности все мандрагорские корешки! Передаем для наших слушателей песнь Универсальной Симпатии. Отбой, перехожу на прием. <…>
Все Они копошились здесь, налаживали свои псевдотермические гексатетраграмматические (не так ли выразился бы Гарамон?) эклектрокапилляторы. Время от времени, так уж и быть, изобреталось что-нибудь для отвода глаз. То вакцина. То лампочка. Чтобы держать на плаву удивительные приключения металлов. Однако задание было совсем другое. Вот они все здесь, собираются сюда в полночь, чтобы раскочегарить статическую машину Дюкрете — прозрачное колесо, чем-то схожее с портупеей, внутри два виброшарика, насаженные на два гнутых прута, может быть, когда-то они касались и вырабатывались искры. Франкенштейн надеялся получить возможность гальванизировать своего Голема. Но, однако, нет, другого ждали они сигнала: сопоставляй, работай, рой и копай, роз и крейц…
Швейная машина, из тех, рекламировавшихся картинкой вместе с пилюлями для развития бюста и с крупным орлом, воспаряющим над отрогом и несущим в когтях пользительную настойку, желудочные капли «Робур Завоеватель» (RoburLe Conquerant, R. С). Шевельни машину, закрутится обод, от обода — кольцо, от колечка… Что приводится этим колечком? Подпись под экспонатом: «Токи, испускаемые полем земного шара». Без всякого зазрения! И ведь это могут прочитать дети, приходящие на экскурсии!..
Я входил, выходил. Мог бы вообразить себя совсем маленьким, микроскопическим. Вот я очарованный путник на улицах городка в табакерке, забитого металлическими небоскребами. Цилиндры — батарейки — лейденские банки — колпак на колпаке — каруселька в двадцать сантиметров — электротурникет по принципу притяжения-отталкивания (attraction et repulsion). Талисман любови-ненависти для стимулирования симпатических токов. Распределительная доска электростанции о девяти колонках. Электромагнит. Гильотина. В центре — напоминает пресс печатни — заготовлены крюки на конюшенных цепях. Под пресс свободно можно втиснуть руку, вжать чью-то голову. Еще стеклянный колпак. Подвигается с помощью пневмонасоса на двух цилиндрах. Что-то вроде аламбика, под аламбиком чаша, справа присажен медный шар. Ну, это барахло графа Сен-Жермена, он в них состряпает красители для гессенского ландграфа.
Подмундштучник, уставленный клепсидрочками, шейки-талии модильяниевские, вовнутрь залито неведомое зелье, выстроены в два ряда по десять колбочек на каждом, и в каждой колбочке навершие не одинаковой высоты с соседними, как будто крошечные монгольфьерки хотели бы улететь, но не пускают их балластные шарики. Сервиз для зачатия Ребисов, беззастенчиво, у всех на глазах. Зал, отведенный стеклу: я вернулся на круги моя. Опять зеленые бутылки, угощение садиста, дегустация квинтэссенций отравы. Бутылочноделательные железные машины, открываются-закрываются двумя рукоятями, если чье-то вместо бутылки заложат туда запястье? Хряп, так и употреблялись все эти клещи, скальпели, ланцеты, кривоносые щипцы для засовывания в сфинктер, в ухо, в матку, чтобы вытаскивать плод, толочь его свеженьким с медом и с перцем для утоления жажды Астарты… Зал, по которому я странствовал ныне, имел широкие витрины. Повсюду я чуял рубильники, нажми который — и завращаются винтообразные шила, неотвратимо, по направлению к глазу жертвы, «Колодец и маятник» По. Копировал неупотребимые машины карикатурист Гольдберг. Отсюда взялись и пыточные снаряды, на которые костыльеногий Биг Пит привязывал Микки-Мауса, как, например, трехшестеренная передача — шедевр возрожденческой механики.
Изобретатели Бранка, Рамелли, Дзонка… Все у них заготовлено. Ожидают только условленного знака. Все на глазах у всех.
План был абсолютно гласен, только никому это в голову не приходило. Скрежещущие челюсти готовились пропеть хорал победы. Оргия ртов, сведенных к единому зубу, приболченных друг к другу, заболтанных в тиктакном бултыханьи, вываливающих клыки и резцы на землю из металлических лун. Вот наконец я оказался напротив emetteur a etincelles soufflees, передатчика, запроектированного для Эйфелевой башни в целях сверки сигналов точного времени между Францией, Тунисом и Россией. Провэнские тамплиеры, павликиане и фесские ассассины (Фес не в Тунисе, ассассины были в Персии, но это придирки; не до ненужных тонкостей, когда живешь в Утонченном Времени). Я уже видел эту громадную машину, ростом больше меня, стенки которой изъязвлены отверстиями, заслонками, засосками. Кто-то еще сказал: «Напоминает радиоприемник». Да знаю я ее, пробегал мимо нее сегодня. Бобур! Культурный центр Помпиду! Боже мой, прямо перед носом. Ну точно. К чему иначе было громоздить громадную коробку в центре Лютеции (Лютеция — морской вокзал подземного океана). В центре, который некогда именовался чревом Парижа. Опутывать здание хоботами воздуховодов, наглой кишечной требухой. Ушную раковину Дионисия бесстыдно выставлять во внешнее пространство и испускать ею утробные звуки. Отправлять послания, сигналы в середину земли, откуда они изблевываются обратно — последние известия из Ада? Сперва Консерваторий, лаборатория. Потом Эйфель — поисковая вышка. И наконец, Бобур — универсальный приемопередатчик. Так я и поверю, что водрузили этот колоссальный вантуз для ублаготворения немытых студентов, которые приходят послушать последний диск через японский наушник! О, до чего сработано хитро, и абсолютно все на глазах. Бобур — это вход в подземельное царство Агарты, заповедище Рыцарей Интернациональной Синархии. А все прочие — два, три, четыре миллиарда прочих — не имеют ни о чем понятия, или стараются не иметь.
Определение через перечень свойств vs. определение по сущности
Гомер описывает щит Ахилла как форму, поскольку знает, как устроена современная ему жизнь; он же ограничивается перечислением греческих воинов, поскольку не знает их точного числа. Таким образом, можно предположить, что определение через форму характерно для зрелой культуры, которая познала мир и преуспела в его исследовании и описании. Тогда как описание через список присуще примитивным культурам, которые пока не определились с видением мира и пытаются исчислить максимально возможное количество его свойств, не усматривая меж ними иерархической зависимости. Далее мы увидим, что до определенной степени наше предположение можно считать верным, — хотя перечни можно встретить и в литературе Средних веков (когда считалось, что богословские суммы и энциклопедии исчерпывающе описывают форму материального и духовного мира), и в периоды Ренессанса и барокко (когда форма мироздания определялась новейшими открытиями астрономии), и особенно в периоды модернизма и постмодернизма. Давайте же для начала рассмотрим первую часть проблемы.
Мечтой философии и науки со времен Древней Греции было познавать и определять вещи по сущности. Начиная с Аристотеля, определение по сущности предполагало, что предмет определяется как частный случай своего вида, а вид, в свою очередь, определяется как частный случай своего рода[77]. Тот же принцип использует для определения животных и растений современная систематическая классификация. Разумеется, сегодняшняя система классов и подклассов сложнее. Тигр, например, принадлежит к виду Тигры (Tigris) рода Пантеры (Panthera) семейства Кошачьи (Felidae) подотряда Сухопутные (Fissipedia) отряда Хищные (Carnivora) инфракласса Плацентарные (Eutheria) класса Млекопитающие (Mammalia).
А теперь посмотрим на утконоса. Утконос — однопроходное яйцекладущее млекопитающее. Однако с обнаружения утконоса до его определения как однопроходного млекопитающего прошло целых 8о лет, на протяжении которых ученые думали, как же его классифицировать; пока решение не было принято, он, ко всеобщему недоумению, оставался просто зверем величиной с крота, с маленькими глазками и утиным клювом, с хвостом и лапами, служащими для плавания и рытья нор, с четырьмя пальцами на передних лапах, соединенными перепонками (которые больше, чем перепонки, соединяющие пальцы на задних лапах), несущим яйца и выкармливающим детенышей молоком.