Долгая ночь у костра (Триптих "Время драконов" часть 1) - Сергей Гусаков

— И слава Богу. Хоть сегодня мы их с Пищером уделаем: отыграемся за вчерашнее надувательство... Должно же и нам повезти?

: Должно, в конце концов. Только бы Пит меня сейчас не схомячил... Но по теории вероЯДностей выкинуть “три” — как и любую другую “кость” — это один шанс из шести. Ровно, кстати, такой же, как и выкинуть “четыре” — и грохнуть меня там, где я пока пребываю: в раздумьях и сомнениях своих,— благо, никто не запрещает мне думать над каждым ходом столько, сколько данный ход заслуживает. И так как “на зад дороги нет” — мандавушка-не-дамка может двигаться “вперёд, и только вперёд” — я довольно смело передвигаю свою фишечку ярко-зелёного, в условиях подземли, цвета, ровно на одну клеточку вперёд: на клеточку ближе к собственному дому, до которого ей, бедняжке, ползти и ползти,— особенно с такой черепашьей скоростью,— и становлюсь в аккурат позади Пита.

В смысле — позади мандавушки Пита. ( Между прочим — ядовито-голубого, в условиях подземли, цвета,— я просто не могу пройти мимо такого гомосексуального факта. Тем более, в свете названия нашей игры. )

— Не реагируя на мои непримиримо-добрые слова Пит берёт кубик и начинает внимательно рассматривать его: будто видит впервые в жизни. Смотри, смотри... Чего смотреть-то? От твоего взгляда “шестёрок” на нём не прибавится. И “двоек ”, надеюсь, тоже. Думать надо, когда кости выпадут — полностью и окончательно — как я, например: над каждым своим ходом, даже когда такая мелочь, как “единица” презренная выпадает. А что — “единица”? В теории...

Ага — “теория”... Как я уже сказал, кусок дерьма:

ОН ВЫКИДЫВАЕТ 2 И СЪЕДАЕТ МЕНЯ — НАЧИСТО! — И СО СЛЕДУЮЩЕГО ХОДА, КАК Я С УЖАСОМ И ПРЕДПОЛАГАЛ, ЗАВОДИТСЯ В ДОМ. Прямой наводкой.

: КАКАЯ ПОДЛОСТЬ...

— А я ещё долго, между прочим, не могу вывестись.

— Зелёные вывелись начисто,— комментирует этот жуткий, безрадостный и печальный процесс — точнее, его отсутствие, циничный Сталкер.

Я же говорил — “майн любер”...

: Нет в нём ничего святого.

: Зубоскал. Придурок... И не смешно вовсе — “по ряду причин на самом деле”,— как молчаливо считает мой партнёр Пищер. ( Молчаливо потому, что эта его коронная фраза нас всех уже порядком затрахала —— и ‘N лет назад’ ему просто-напросто запретили произносить её вслух. Но мысленно, знаю, он по-прежнему её активно пользует — что следует из соответствующих пауз в его прямой и косной речи, а также по многозначительно-укоризненному молчанию, которым он временами одаривает всех нас вместо вожделенного самоцитирования. ) И вообще ( возвращаюсь к Шпильман Брудеру ): все наши анекдоты — то есть не все, а те, которые о Двуликой, Белом и прочих подземных чудесах — не от большого ума. Хихикать и дурак может — только палец изо рта покажи...

А Шкварин, между прочим, полз почти из самого центра Системы — то есть из того места, где его без света оставили — в самый дальний от входа её угол; в самую дикую тогда, нехоженую её часть. Туда ведь и не забирался до него никто — нечего там делать было: запутанная и мрачная система, неприятная какая-то... И никто туда не ходил.

— Потому прошёл месяц, прежде чем его нашли. И то: только тогда, когда специально искать начали,— это я нас имею в виду, конечно, а не ‘официальных списателей’, которые в метре от его головы просвистеть умудрились, одновременно жопой во время перекура труп друг от друга закрывая — и “ничего не заметили”, хотя пахло...

— А ведь, пока он ещё был жив, народ в Системе был. Если б он только оставался на месте!.. Пачку из-под “Ислы”, которую мы нашли практически рядом с его запиской, например, оставили “Дети Подземелья”: когда через неделю, неделю всего! проходили через это место...

Но он полз — в темноте, на ощупь, без света — и точно в сторону, противоположную выходу. Хотя оттуда куда угодно можно было уползти, ходы из этого места, как дыры в сыре, во все стороны ведут — и вправо, и влево — к выходу оттуда легче всего выбраться: почти прямая, накатанная, наползанная,— трудно даже на ощупь тропу такую с чем-либо иным спутать... Но он полз точно от выхода, на каждой развилке ‘безошибочно’ сворачивая именно в тот проход, который — хоть и был уже и сложнее — вёл от выхода.

: Путь его мы весь потом проследили — по капелькам крови; у него ведь ссадина здоровенная на лбу была, с кулак, наверно, размером, и нос разбит — били его сильно — вот и капало всю дорогу... И каждое пятнышко стало через месяц — маленькая такая буро-зелёная блямбочка на камне, и над ней — словно фонтанчик застывший в два сантиметра: белый пушок, плесень.

И мы весь его путь обратно — от места смерти до записки — по этим пятнышкам прошли.

: То, что мы света его не нашли — ни фонарей, а ведь их у него два было, и один — шестибатареечная немецкая “пушка”, мимо которой вообще пройти трудно,— ни использованных батареек,— хотя искали всей Системой; все, кто ходил тогда в Ильи — это вообще особый разговор,— как и то, что он явно был избит, и избит жестоко, сильно,—

— но вот как он полз...

: Он ведь ни разу не свернул в тупик — как и ни разу на развилках не повернул в штрек, который вёл в сторону выхода. Он полз как бы по прямой — то есть кратчайшей дорогой в самый дальний угол Системы: будто действительно кто его вёл. Только если б это человек был, не стал бы он за ним столько тащиться — избитый, без света, более двух километров по страшным шкуродёрам, гротам... Это ведь как наверху 20 километров проползти,— а в темноте, может, и все 200... На отсвет фонаря, на крик? Смешно. Ясно же, что “ведут”. ( Да и сколько часов его так за собой подманивать нужно было — еле двигающегося: 30, 50, 60?.. ) И столько всего это предположение тянет за собой —— что не здесь его обсуждать.

Тем, кто его привёл, достаточно было отобрать свет и избить. Если б они хотели его завести в тот угол — так бы сразу и завели: без трудностей, своим ходом — а не на манок... Ведь 99 % было, что не поползёт,— да и к чему столько сложностей?..

— Моя очередь кидать кубик.

: Кидаю. Попадаю в самый центр поля, начисто разнося почти достроенную пирамиду питовских фишек —

— И эта тварь долго стоит после сего разрушительного подвига на собственном углу, не решаясь пасть ни на одну из своих числительных граней,— на углу, заметьте себе, даже не на ребре!.. — “шестёрочкой” своей ближе всего к верху, но когда я так нежно и ласково, совсем легонечко изволю на него дунуть — уж больно нет смысла перекидывать: “шестёрка выходная”, считай, в кармане! —

— каким-то совершенно непостижимым для меня образом переворачивается этой самой вожделенной “шестёрочкой” вниз, демонстрируя всему миру — и мне — её оборотную сторону:

: Убогую “единицу”.

— Свою жопу то есть.

— Нужна она мне сейчас, как собаке пятая колонна в лютом шкурнике...

: “Единицы” этой мне будет не хватать в самом конце игры, когда счёт пойдёт на клетки и надо будет срочно заводиться в дом — до которого останется та самая последняя клеточка,— а на кубике ничего, кроме “пятёрок” и “четвёрок”, как назло, выпадать не будет:

— Ага: все недовыпавшие прежде “четвёрки”, “пятёрки” и, конечно же, “шестёрки” — но через одну, чтоб “дамку” не сделать... В порядке дружеской смертельной издёвки:

“Мол, берите, родные — да жрите...”

: Певзнер,—

— Не эскьюзю!!!

: В общем, игра кончается полным моим отсутствием на поле доски. И присутствием на упомянутом поле одной-единственной — и то лишь за две клетки от собственного “выходного угла” — мандавушкки Пищера.

: Просто Сталкеру было лень её “добивать” — о чём он не без злорадства объявил во всеуслышанье, когда у него выпал соответствующий ход. Не мог не поиздеваться на лаврах. Гад. Ничего живого.

Ну да ладно — в следующий раз отыграемся... “За всё живое”. Хорошо ещё, что это “Малая” была. Продуть партию “Большой Мандавушки” пропорциАнально обидней. Но сегодня на “Большую” — слава Богу! — Сталкеру Пищера раскрутить не удалось,— а то бы, может, и её продули. < “Всё продули!!!” — цитата из О. Григорьева. >

А не “раскручивается” Пищер на “Большую Мандавушку” оттого, что ноет, чтобы мы все сегодня привели в порядок свои записи.

: Вот эти самые то есть.

: Ладно, приводим —

— Я уточняю: как писать и о чём; можно-ли писать всё подряд — и чего у нас тут может быть ‘секреторного’ от “верхов”; обязательно-ли ваять от Первого Лица — и кто оно, в таком случае, у нас будет: неужели Пищер? — впрочем, лучше Пищер, чем Язва Сталкер, “да”,— или можно просто фигачить, как есть, без ангелков и эскьюз-ми — а главное, сильно-ли уверен Пищер, что тем наверху, кто будет когда-то потом чтить эту нашу бредятину, так интересно будет знать, чем ‘продавился’ за сегодняшним ‘ужасом’ — и как совершенно-по-зверски рыгнул в эту честь Майн Кайф Люмпень Сталкер ( чуть свод не разнёс своей звуковой волной ) — и какого гавновика по этому поводу потом высрал на радостях, советуясь со своим Самым Милым Другом по поводу переваривания сожрато-схаванного,—