Загадочная история Бенджамина Баттона - Фрэнсис Фицджеральд

- Откуда я мог знать?

На Матера вообще редко кто-то злился, теперь же Жаклин была зла на него, как никогда.

- А ради меня ни один не пошевелился, все сидели, как привязанные, - это ты заметил? В понедельник ты приплелся домой такой усталый, что вечером даже идти никуда не хотел. Теперь мне ясно, отчего ты устал: ты небось уступил место какой-нибудь мерзкой прачке, которая здорова, как бык, и больше любит стоять, чем сидеть!

Они быстро шли по уличной слякоти, не обращая никакого внимания на лужи. Матер был так смущен и подавлен, что не мог и слова вымолвить в оправдание, не мог даже извиниться.

Жаклин вдруг замолчала, потом со странным блеском в глазах повернулась к мужу. Она обобщила ситуацию фразой, неприятнее которой Джим, наверное, не слышал за всю свою жизнь:

- Я могу тебе объяснить, Джим, откуда идет эта твоя безотказность. Вся беда в том, что у тебя мировоззрение первокурсника из колледжа, а другими словами - ты профессиональный «хороший парень».

II

Инцидент и ссора вскоре были забыты - благодаря широкой натуре Матера все острые углы были сглажены в течение часа. Колебания после взрыва раздавались с затухающей амплитудой еще несколько дней, потом прекратились и исчезли где-то на берегу реки забвения. Я говорю «на берегу» потому, что преданное забвению, увы, никогда не забывается полностью.

Наступил апрель, а машину они так и не купили. Матер с удивлением обнаружил, что ему никак не удается отложить деньги, а ведь через какие-нибудь полгода на его руках будет не только жена, но и ребенок. Это его обеспокоило. Вокруг его честных, добрых глаз появились первые морщинки - маленькие, незаметные, робкие. Теперь он часто засиживался на работе до поздних сумерек, а возвращаясь домой, прихватывал с собой кое-какую работу. Покупка машины на некоторое время откладывалась.

Как- то апрельским днем Жаклин оказалась на Вашингтон-стрит. На улице было полно народу -все делали покупки. Жаклин медленно шла мимо магазинов и размышляла - с некоторой грустью, но без страха или отчаяния - о тех обязанностях и заботах, которые неизбежно возникнут в ее жизни в самое ближайшее время, хочет она этого или нет. В воздухе носились сухие летние пылинки, солнце задорно рикошетировало от зеркальных витрин, и осколки его сверкали радугой в бензиновых лужах вдоль тротуара.

Вдруг Жаклин замедлила шаги. В трех метрах от нее у обочины красовался небольшой спортивный автомобиль с открытым верхом - яркий, новенький. Возле него стояли двое мужчин и разговаривали. В одном из них Жаклин узнала молодого Бронсона, который как раз в этот момент небрежным тоном спрашивал:

- Ну как, нравится? Только сегодня утром купил.

Жаклин круто повернулась и, стуча каблуками, быстро пошла к мужу в контору. Коротко кивнув секретарше, она буквально ворвалась в его кабинет. Матер, удивленный этим неожиданным вторжением, поднял голову от стола.

- Джим, - выдохнула Жаклин, - скажи, Бронсон вернул тебе три сотни?

- Н-нет, - неуверенно ответил Джим. - Нет еще. Он был у меня на той неделе и объяснил, что у него сейчас туго с деньгами.

В ее глазах сверкнул злорадный триумф.

- Ах, туго с деньгами? - отрывисто бросила она. - Так знай, что он только что купил новую спортивную машину, которая обошлась ему как минимум в две с половиной тысячи!

Он покачал головой, отказываясь верить.

- Да я сама видела, - утверждала она, - и своими ушами слышала, как он сказал, что только что ее купил.

- Он сказал мне, что у него туго с деньгами, - беспомощно повторил Матер.

Жаклин не могла этого выдержать. Из горла ее вырвался какой-то звук - не то завывание, не то стон.

- Да он тебя просто использовал! Знал, какой ты простофиля, вот взял и использовал! Неужели ты сам не видишь? Ему захотелось, чтобы ты купил ему машину, и ты ее купил! - Она горько засмеялась. - Да он небось и сейчас гогочет до упаду над тем, как ловко он выудил у тебя денежки!

- Да нет же, - запротестовал потрясенный Матер. - Ты, должно быть приняла его за кого-то другого.

- Мы ходим пешком - а он ездит за наши деньги! - перебила она возбужденно. - Да это же курам на смех! Так вот послушай, Джим! - Ее голос зазвенел, стал напряженнее, в нем даже зазвучало презрение. - Ты половину своего времени убиваешь впустую, делая какие-то вещи для людей, которым глубоко начхать и на тебя, и на то, что с тобой будет. В трамвае ты уступаешь место каждой корове, а сам приходишь домой усталый и разбитый. Ты заседаешь во всех существующих комитетах, которые по меньшей мере на час в день отрывают тебя от работы, и ты за это не получаешь ни цента! Тебя вечно используют! Я не могу больше этого терпеть!

Закончив свою обличительную речь, Жаклин вдруг пошатнулась и упала в кресло - перенервничала.

- Именно сейчас, - продолжала она слабым голосом, - мне очень нужен ты. Мне нужны твоя сила, твое здоровье, поддержка твоих рук. И если ты будешь раздавать все это каждому, мне достанется совсем-совсем мало…

Матер опустился рядом с женой на колени и обнял ее за шею. Ее голова послушно легла на его плечо.

- Прости меня, Жаклин, - сказал он тихо. - Я буду к тебе более внимателен. Я не отдавал себе отчета в своих поступках.

- Ты милейшее, добрейшее существо в мире, - внезапно охрипнув, прошептала Жаклин. - Но я хочу, чтобы ты был мой целиком, чтобы все лучшее в тебе было для меня.

Он продолжал гладить ее волосы. Несколько минут прошло в полном молчании, они словно погрузились в нирвану покоя и понимания. Затем Жаклин неохотно подняла голову, так как тишина была нарушена голосом появившейся в дверях мисс Кленси, секретарши:

- О-о, прошу прощения.

- Что вы хотели?

- Посыльный принес какие-то коробки. Вы что-то заказывали наложенным платежом.

Матер поднялся и вышел за ней в приемную.

- Цена - пятьдесят долларов.

Он порылся в бумажнике и сообразил, что утром забыл зайти в банк.

- Одну минутку, - сказал он рассеянно.

Мысли его были с Жаклин, которая, такая несчастная и беспомощная, одиноко ждала его в соседней комнате. Он вышел в коридор и открыл дверь напротив, на которой висела табличка: «Клейтон и Дрейк, маклеры». Зайдя за невысокий барьер, он очутился перед сидящим за столом человеком.

- Привет, Фред, - сказал Матер.

Дрейк, маленький лысый человек лет тридцати, с пенсне на носу, поднялся для рукопожатия:

- Привет, Джим. Чем могу быть полезен?

- Да, видишь ли, мальчишка посыльный принес мой заказ наложенным платежом, а у меня, как назло, с собой ни цента. У тебя не найдется пятидесяти долларов до вечера?

Дрейк пристально взглянул на Матера, затем медленно покачал головой - не сверху вниз, а из стороны в сторону.

- Извини, Джим, - ответил он твердо. - Я взял себе за правило никогда и никому не одалживать денег.

- Что?!

В восклицании прозвучало неприкрытое удивление - рассеянность Матера как рукой сняло. Однако тут же автоматически сработало врожденное чувство такта - оно пришло на помощь, диктуя необходимые слова. Не нужно, чтобы Дрейк мучился из-за своего отказа, подсказал Матеру инстинкт.

- А-а, понятно, - он кивнул головой, выражая свое полное согласие, словно он и сам часто задумывался над полезностью этого правила. - Я тебя вполне понимаю. Правило есть правило - я, конечно, не хочу, чтобы из-за меня ты его нарушил. В нем, наверное, есть свой смысл.

Они поговорили еще минуту. Дрейк сказал что-то в оправдание своей позиции - видимо, эта партия была у него хорошо отрепетирована. В конце концов Матер улыбнулся совершенно искренне.

Вежливо попрощавшись, Матер удалился к себе а контору, искусно вызвав у Дрейка ощущение, что тот - самый тактичный человек в городе. Матер умел вызывать у людей такое ощущение. Но когда он вошел в свой кабинет и увидел жену, печально глядящую в окно, кулаки его сжались, а лицо исказила непривычная гримаса.

- Ну что ж, Джекки, - сказал он медленно, - пожалуй, ты во многом права, а я… я, черт возьми, не прав.

III

В течение последующих трех месяцев Матер неоднократно задумывался над своей жизнью. Жизнь эта была неестественно счастливой. Разногласия и трения, возникающие между людьми, между человеком и обществом, ожесточают большинство из нас, мы становимся грубее, циничнее, придирчивее. Жизнь же Матера как раз и отличалась тем, что в ней эти трения возникали крайне редко. Раньше ему не приходило в голову, что эта привилегия давалась немалой ценой, но теперь он понял, что то тут, то там, и вообще постоянно, он уступал дорогу другим, чтобы избежать враждебности, конфликта или даже просто спора.

Например, сумма розданных в долг денег составила тысячу триста долларов, и, взглянув на вещи в новом свете, Матер сообразил, что никогда этих денег не увидит.

Матер также осознал всю справедливость утверждений жены о том, что он постоянно делает людям одолжения - что-то здесь, что-то там. Общее количество затраченного времени и энергии было ужасающим. Раньше ему доставляло удовольствие делать людям одолжения. Ему нравилось, что о нем хорошо думают, но теперь он спрашивал себя, не выдумал ли он это хорошее к себе отношение. Но, подозревая это, Матер был, как всегда, несправедлив к себе - романтическое начало в нем было развито до чрезвычайности.