Над Тиссой (сборник) - Александр Авдеенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А вы… – он скользнул взглядом по лицам всех девчат и продолжал скороговоркой: – Угадал я вас всех, дорогие подружки. Про каждую писала Терезия. Ганна! Василина!.. Вера!.. Евдокия!.. Марина!.. Ну а я…
Кларк аккуратно, по всей форме, надвинул на голову фуражку, одернул гимнастерку, туго затянутую ремнем, молодецки повел грудью, позванивая орденами и медалями.
– Позвольте представиться: демобилизованный старшина, сын матушки-пехоты Иван Федорович Белограй.
– Иван!.. Белограй!.. – всплеснула ладонями одна из виноградарш – смуглявая, веселоглазая дивчина. – Так мы тоже вас знаем, приветы в каждом вашем письме получали.
– Да, он самый, Иван Белограй, пропыленный и просоленный насквозь пехотинец… Тот, про которого в песне сказано: «Любят летчиков у нас. Конники в почете. Обратитесь, просим вас, к матушке-пехоте… Обойдите всех подряд, лучше не найдете: обратите нежный взгляд, девушки, к пехоте…»
Девушки, опираясь на свои рогачи, стояли полукругом, и все как одна улыбались демобилизованному старшине, смотрели на него доверчиво и приветливо.
– Где же Терезия? Почему она не работает? Неужели барствует с тех пор, как на груди геройская звезда засияла?
– Терезия в дальнюю дорогу собирается, – ответила смуглолицая девушка. – В Венгрию едет с делегацией, на первомайский праздник. И передавать свой геройский опыт заграничным колхозникам.
– Вот как? – Лицо Кларка стало озабоченным. – И когда же она уезжает?
– Скоро. Послезавтра. – Веселый, лукавый взгляд смуглолицей добавил: спеши, Иван, а то опоздаешь.
– Н-да, – раздумчиво, как бы сам с собой, проговорил Кларк. – Значит, опоздал. Как спешил, как рвался, и все-таки… – Он вдруг крякнул, плюнул в ладони, шумно потер их одна о другую. – Ну-ка, девчата, вооружите изголодавшегося труженика своим орудием производства.
Одна из девушек протянула ему рогач. Кларк схватил его и высоко, как молотобоец, поднял над головой.
– У-ух! – Он с силой вонзил тяжелую, с белым лезвием стальную плаху в каменистую землю.
Легко взлетал и стремительно падал, сверкая на солнце, рогач. Скрежетала сталь, высекающая из камней искры. Отливала черным бархатом свежевзрыхленная земля. Налево и направо на межи сыпались небольшие валуны, вывороченные из старых своих гнезд.
Кларк точно рассчитал, чем мог окончательно покорить подруг Терезии. Показной трудовой сеанс, продолжавшийся всего двадцать минут, приблизил его к цели значительно больше, чем все слова, взгляды и улыбки. Когда он разогнулся и, вытирая потное лицо, виновато и смущенно посмотрел на молодых виноградарш, как бы прося извинения за свое трудовое увлечение, то он уже был для них окончательно своим, простецким парнем, человеком их трудового круга, их дум и чувств. Теперь, думал Кларк, каждая из девчат прожужжит уши своей подруге: ах, какой твой Иван, Терезия!..
Вот ради этого Кларк и потратил столько времени и сил на горе Соняшной. Делать здесь больше нечего. Можно следовать дальше.
Мягкая проселочная дорога вывела Кларка в прибрежные сады. Миновав их, он поехал по зеленой дамбе вдоль Тиссы, с любопытством вглядываясь в тот, венгерский, берег. Там, у колодца, стояла группа женщин в разноцветных одеждах. Это был колодец, мимо которого Кларк проходил в ту страшную туманную ночь. Рыбаки растягивали на кольях большую сеть. Красноколесный трактор, вертясь почти на одном месте, распахивал неудобную ложбинку – ту самую, где лежал Кларк, пробираясь к Тиссе.
– Гражданин, остановитесь!
Из-за кустов вышли два пограничника: старшина (это был Смолярчук) и рядовой. Кларк резко затормозил и соскочил на землю. Балагуря, он достал документы.
– Вас, конечно, товарищи, интересует не моя личность, а мои бумаги. Будь ласка. Вот военный билет, вот пропуск в пограничную зону.
Старшина долго и внимательно изучал документы.
– Куда вы направляетесь? – спросил наконец он, перелистывая странички военного билета.
– А вот сюда, в колхоз «Заря над Тиссой», на Гоголевскую, дом номер 92, к Терезии Симак. Не слыхали про такую добру дивчину?
Смолярчук не ответил, продолжая изучать документы. Все они были в полном порядке, однако он не торопился отпускать демобилизованного старшину. Кларк терпеливо ждал.
– Может быть, вам что-нибудь непонятно? – мягко улыбаясь, спросил он, когда медлительность пограничника стала невыносимой.
Смолярчук опять не ответил, подумал: «Почему он нервничает?» И еще внимательнее продолжал просматривать военный билет.
– Ну и служба у вас, зеленые шапки, – насмешливо проговорил Кларк. – Если даже с родной мамой встретишься, не верь, что она твоя мама, пока не удостоверит свою личность. – Он достал кисет с махоркой, свернул толстую цигарку. – Курите! Не желаете? Воля ваша. Слухай, хлопцы, – потеряв терпение, воскликнул он, – прошу зря не задерживать парубка, не сокращать его счастья.
По всем самым тонким расчетам Кларка, он должен был сказать то, что сказал. Пусть пограничники почувствуют, что он с ними на одной ноге, что он абсолютно независим.
– Про какое вы счастье говорите? – спросил пограничник, поднимая глаза на Белограя. Он еще раз осмотрел его с ног до головы, особое внимание уделил новым, армейского образца, сапогам.
– Да про то самое, о каком в песнях поется, – Белограй раскрыл бумажник, достал из него цветную журнальную фотографию Терезии, наклеенную на картон с золотым обрезом. – Вот, смотрите. Разве это не счастье?
Смолярчук ничего ему не ответил и вернул документы.
Белограй на прощанье протянул руку пограничнику и попытался заглянуть ему в душу, узнать, чем было вызвано его пристальное внимание к безукоризненным документам. Лицо старшины не выражало никакого беспокойства. «Все в порядке!» – решил Кларк.
Он окончательно успокоился, когда Смолярчук довольно дружелюбно ответил на его рукопожатие и даже улыбнулся.
Кларк спустился с дамбы на тропинку, ведущую в село, и через несколько минут был на Гоголевской, перед трехоконным домом номер 92, густо оплетенным зеленью.
Он нарочито загремел железной скобой калитки в надежде, что будет услышан. Так же шумно взбежал он на крылечко, загремел черной дверной скобой.
– Разрешите войти!
В открытом окне показалась Терезия – голова в венце русых кос, в одной руке синее шелковое платье, в другой – утюг. На свежих щеках девушки пылал яркий румянец, а глаза с удивлением, с любопытством смотрели на нежданного и негаданного гостя.
– Здравствуй, Терезия, – Кларк снял фуражку и небрежно провел рукой по кудрявым волосам.
– День добрый. Здравствуйте, – смущенно ответила девушка.
– Не узнаешь? – Кларк откровенно любовался Терезией.
Она отрицательно покачала головой.
– Посмотри, еще посмотри, может быть, узнаешь.
Терезия не сводила глаз с гостя. Нет, никогда с ним не встречалась. Если бы хоть раз где-нибудь увидела, обязательно вспомнила бы сейчас. Такого бравого вояку не скоро забудешь.
Кларк отлично понимал, какое впечатление произвел на девушку, – не меньше, чем рассчитывал. А что будет, когда польются его медовые, соловьиные речи…
В своем тайном исследовании Кларк писал:
«Если тебе по ходу дела нужно завоевать сердце юноши или девушки, не разменивайся на мелочи. Проигрывает тот, кто стыдливо и нудно просит оказать ту или иную услугу, подробно объясняя, зачем это понадобилось. Чем больше объяснений, чем больше подробностей, тем меньше веры. Действуй с эмоциональной непоследовательностью. Играй на самом святом, чем живет облюбованный тобой объект. Короче говоря, излучай доверчивость, дыши любовью, и ты станешь неотразимым».
Такова была «отмычка», которую Кларк собирался применить к сердцу Терезии.
– Разрешите представиться, – Кларк поднес руку к козырьку и сдержанно отрапортовал: – Демобилизованный гвардии старшина Иван Федорович Белограй.
Терезия поставила утюг на подоконник, который сейчас же задымился, бросила платье и прижала руки к груди.
– Иванэ! Иван Белограй! Ты?..
Кларк бережно смахнул с подоконника обугленную краску, поставил горячий утюг на каменную ступеньку крылечка и только после этого, опустив глаза, тихо сказал:
– Да, он самый, Иван Белограй.
Терезия выскочила через окно на крыльцо, протянула к нему свои загорелые руки. Кларк схватил их, крепко сжал. Он мог бы сейчас без всякого риска – в этом он твердо был уверен – обнять и поцеловать Терезию. Воздержался. Не надо форсировать события. Пусть все идет своим чередом.
Кларк взъерошил свои кудри и, оглядываясь вокруг, вздохнул всей грудью:
– Хорошо тут у вас!..
Круглое красное солнце высоко катилось над Венгерской равниной. Длинные прохладные тени гор дотянулись до самой реки. Из ущелий, где белел снег, веяло утренней прохладой. В яблоневых садах щелкали соловьи. Над крышами домов, по эту и по ту сторону Тиссы, вырастали прямые светлые столбы дымов.