Туманная река 4 (СИ) - Порошин Владислав Викторович

— А что вы смеётесь? Я тоже хочу, — сказала Светличная, после чего ещё пять минут никто не мог открыть даже бутылку лимонада.

Когда народ немного успокоился, я отозвал жору Буркова на разговор. Нужно было решить небольшой бытовой вопрос. Всё-таки комната, где он сейчас спал, принадлежала мне.

— Георгий Иванович, — начал я официально. — Вы уже практически москвич. В фильме сыграли хорошо, в труппу вписались отлично. Осталось вас только поселить где-то на постоянной основе.

— Съезжать мне значит с твоих квадратных метров? — Догадался Бурков.

— Вот ключ от комнаты в Большом Каретном переулке, я из неё ещё не выписался, месяц можно жить смело, — я протянул ювелирный железный инструмент для открытия замка. — Скоро деньги потекут маленьким бойким ручейком в карман, и подыщем что-то более приличное.

— А Светка значит, в гостевой комнате жить останется? — Хитро прищурился «самородок» из Перми.

— Комната для гостей задумывалась для форс-мажорных ситуаций, поэтому и со Светой я тоже поговорю, — пообещал я.

Глава 16

Если на первых хоккейных играх на приз «Советского спорта» народу было немного, то к третьему дню соревнований зритель массово потянулся на трибуны. Билеты на «Каток «Сокольники» были не дорогие, поэтому посетить хоккей могли себе позволить и студенты, и школьники, и молодые симпатичные барышни, которых интересовали исключительно не женатые московские спортсмены.

Виталий Петрович Костарев, который стоял сейчас за спинами своих хоккеистов в первой игре с Ленинградским «Кировцем» сильно волновался. Всю ночь накануне нормально не спал, да и сегодня на обеде кусок в горло пролезал с большим трудом. Ведь эта встреча могла стать и последней, так как формат турнира — олимпийский: проиграл, вылетел.

— Малков дорабатывай, дорабатывай в защите! — Крикнул Костарев, когда в очередной раз всю пятёрку игроков, которые застряли в зоне атаки, «отрезал» неточный пас крайнего нападающего. — Б…ть! Догоняй, догоняй, цепляй! Б…ть!

Но ни крепкие мужские выражения, ни скорость защитника Стаса Малкова, ни самоотверженная игра вратаря Виктора Родочева не спасла от третей пропущенной шайбы, которую ловко пропихнул в пустой угол нападающий ленинградцев с говорящей фамилией Быстров.

— Го-о-ол! — Громче всех заорали игроки на скамейке запасных «Кировца».

Почти три тысячи человек на трибунах катка, которые ещё не определились за кого болеть, из вежливости похлопали автору забитой шайбы. Костарев сначала посмотрел на табло, где часы показали, что осталась чуть меньше одной минуты до окончания первого тайма, а больше цифры отобразили 2:3 в пользу команды из Ленинграда. Затем наставник пермяков бросил взгляд на тройку Крутова. В глазах его можно было прочесть три разнонаправленных чувства — ненависть, недоумение и надежда. Ненависть, потому что все три шайбы были пропущены из-за игры по непонятным для хоккеистов команды схемам. Недоумение из-за того, что Крутов перед игрой отдал вратарю соперника свою вторую маску «кошачий глаз», которая уже дважды спасла тому лицо. И надежда, если обе ответные шайбы забили игроки этой необычной тройки нападения, значит, забьют ещё и можно в итоге победить.

— Защитники: Курдюмов, Малков, — скомандовал Виталий Петрович. — Нападающие: Бобров, Корнеев, Крутов. Давайте мужики, выручайте.

Названные тренером хоккеисты перемахнули через бортик и выстроились вокруг центрального круга. «Посмеиваются они, команда горит, а им весело!» — гневно выругался про себя Костарев, когда заметил улыбки на лицах новой тройки нападения. На саму же точку вбрасывания ожидаемо выехал центральный нападающий Богдан Крутов.

Главный судья встречи в полосатом свитере резко бросил шайбу на лёд. И Крутов с какой-то звериной скоростью мигом выгреб её на Курдюмова. Курдюм быстро отпасовал на Малкова, который сместился к правому борту. И Стас прокинул резиновый диск по борту на высоченного Корнеева. «Гренадёр», недолго думая, запустил шайбу ещё дальше в зону атаки. Она ожидаемо проскользила по закруглению хоккейного борта, далее просвистела за воротами ленинградцев и вылетела, миновав второе закругление, точнёхонько на клюшку Севы Боброва.

«Сейчас «дылда» Корнеев полезет на пятак, а Крутов откроется справа», — мелькнуло в голове Виталия Петровича.

И тут же тренерская мысль неведомым образом материализовалась на ледовом поле. Однако после паса Боброва на открытого партнёра, бросить в касание по воротам реактивному Крутову не дали, и поэтому он, положив корпус налево, пронесся, контролируя шайбу за воротами. Не понимая, откуда ждать решающего броска, вся пятёрка «Кировца» сбилась в кучу перед своим голкипером. Этим и воспользовался Сева, который незаметно сместился с левого карая на правый. Тут же пошёл обратный пас от Крутова и Бобров одним касанием как будто рукой поразил открытый угол.

— Да-а-а! — Заорал Костарев на своей скамейке запасных, вскинув два кулака вверх.

— Го-о-ол! — Закричали хоккеисты «Молота».

— Бобёр! Бобёр! Бобёр! — Заголосили на трибунах болельщики со стажем.

— Ну, как я на пятаке потолкался? — Пристал ко мне Корнеев, когда мы топали в подтрибунное помещение на первый пятнадцатиминутный перерыв. — Всю пятёрку на себя собрал.

— Это ты что ли был? — Удивился я. — Сев, это же Курдюм на пятак полез? А Корней вообще где-то в стороне скользил. Балет на льду «Спящий красавец».

Я подмигнул ветерану хоккея.

— Да нет, это Малков отвлёк на себя ленинградцев, — улыбнулся Бобров.

— Идите вы в баню! — Обиделся хоккеист-баскетболист.

Однако когда мы вошли в раздевалку «Молота», то там нашего веселья никто не разделял. Пермяки со скорбными лицами потягивали из гранёных стаканов с железными подстаканниками, как в поездах, горячий сладкий чай. Посередине комнаты прохаживался с недовольным лицом главный тренер Костарев. Я тоже взял кружку с горячим напитком с общего стола и уселся на лавку около своего одёжного шкафчика. Рядом бухнулись Корнеев и Бобров.

— Как дальше играть будем? — Спросил всю команду Виталий Петрович, при этом выразительно посмотрев на меня. — За первый период три шайбы получили в контратаках при позиционном нападении.

— Не помогла наука, — криво усмехнулся нападающий Фокеев.

— Фока прав, — поддержал партнёра по тройке Лёня Кондаков. — Продолжим в том же духе, набросают нам «целую авоську».

— Да, голову за две тренировки не перестроишь, — неопределённо высказался Сева Бобров. — Слишком привыкли вы играть в откат.

— Бей-беги, — короткое, но ёмкое определение дал пермскому хоккею Юра Корнеев.

— Да! Б…ть! — Вспыхнул как вулкан, Костарев. — Вам здесь в Москве хорошо рассуждать! Кто всех хороших игроков с периферии переманил?! Квартирами, машинами, сборной? Вот мы и играем, как попроще, да понадёжней.

— Хорошо, — сказал я, отставив в сторону чай. — Наша тройка играет по науке, с которой можно побеждать. А вы по привычке.

— Беги и бей, — хохотнул Корней.

— И ещё одно, — добавил Бобров. — Во втором тайме ленинградцы уже «подсели». Так что нашу тройку можно выпускать через смену. Постараемся сейчас с мужиками сделать задел. А в третьем периоде — всем будет тяжко, там уже от обороны поиграем.

— Добро, — буркнул Костарев.

На выходе из раздевалки, когда команда громко топая коньками по резиновому коврику, шла на вторую половину встречи, главный тренер пермяков меня тормознул.

— Ты зачем свою вторую вратарскую маску, этот «кошачий глаз», отдал «Кировцу»? — Зло прошептал он.

— Я как советский человек не могу позволить себе побеждать не честно, — я застегнул на голове мотоциклетный шлем. — В спорте, Виталь Петрович, есть соперники. В спорте — нет врагов.

— Тьфу, б…ь! — Махнул на меня рукой Костарев.

Начала второго тайма вышло немного сумбурным и безрезультативным, хоть наша тройка Бобров — Крутов — Корнеев, и выходила через смену. Наставник пермяков слишком нервничал и накручивал остальных игроков, бесконечно повторяя три слова: надо дожать и давай.