1001 заговор сибирской целительницы / Наталья Ивановна Степанова - Наталья Степанова

Однажды, когда он заявился пьяным и, наиздевавшись вволю, захрапел, я взяла документы, схватила детей в охапку, села на поезд и поехала к дальней родне.

Решила: поживу с месяц, не выгонят, а там и работу найду. Работы я не боюсь. Тетка, седьмая вода на киселе, от удивления лишилась речи. Я все понимала: незваный гость хуже татарина. Но выхода все равно не было. Об этой тетке муж не знал, да и не поехал бы он меня искать. Лучше бутылку возьмет, чем билет на поезд купит.

Устроилась я на новом месте удачно. Мне дали однокомнатную служебную квартиру, детям детсад. Я нашла подработку, постепенно оделась и обулась. Дети давно обнов не видели, все папочка пропивал. А тут как куклята стали.

О новом замужестве я не думала и не мечтала. Кому мои дети нужны? Да и страшно после той жизни замуж идти. Но судьба рассудила по-другому. Познакомилась я с парнем, он меня на семь лет моложе. Выглядел, правда, постарше, чем есть. В общем, ему 18 лет, а мне 25. Не судите меня строго. Так захотелось мужского внимания! Опять же и в мыслях не было замуж за него идти. Дальше — больше, мы уже и не можем друг без друга.

Стал он меня уговаривать замуж за него выйти. Ревнует меня ко всем. Дети с ним играют, ждут его. Я ему о возрасте, а он о любви. Я ему говорю, что мать его будет против, ведь двое детей! Он возражает, говорит, что у него мировая мать, что она против не будет, что он за нее ручается. Пообещал, что обязательно скажет ей о своем решении, потом мы все вместе соберемся и обсудим назревшую проблему.

Ходил он веселый, а вернулся сам на себя не похож. Сказал, что будем жить вместе, а там как-нибудь все уладится. Так он перебрался ко мне.

Однажды на улице, когда я возвращалась с работы, ко мне подошла его мать. Я это сразу поняла. Они очень похожи друг на друга. У обоих глаза васильковые, реснички пушистые, а волосы, как лен.

Посмотрев на нее, я сразу догадалась, что будет скандал. Васильковые глаза источали холод. Я читала в них презрение и ненависть. Говорила она негромко, но каждое ее слово било как удар хлыста, как пощечина. Я молчала, не смея возразить, — мать все-таки.

— Сволочь ты подлая, гадюка. Как у тебя совести хватило затащить мальчишку невинного в постель? Ты же, подлюка, ему жизнь ломаешь. Он институт забросил, чтоб твоих щенят выкормить. Но ты, поганка, не думай, что я не буду за своего ребенка бороться. Я тебя, тварь, сживу со свету. Если ты от Виктора сегодня же не отстанешь, я ни тебя, ни твоих детей жалеть не буду. Ты меня и моего сыночка не пожалела, когда на шею посадила нахлебников. Даю тебе сроку самое большее три дня. А потом берегись!

Виктор не ушел, сказал, что все перемелется — мука будет. Учиться решил на заочном, а с мамой, мол, помиритесь, еще подругами станете. Всех оскорблений я ему не стала передавать, сказала только, что мать просит, чтобы мы расстались.

Через три дня у своего порога я нашла узелок: черный траурный платок, а в нем что-то завязанное (я побоялась посмотреть что). Потом обнаружила мелочь, целую пригоршню, и соли кучу. Земля появлялась, кресты и тому подобное… Самочувствие мое с каждым днем ухудшалось. У детей поднялась температура до 39 градусов, хотя признаков простуды не было. Славик лежал на диване и не играл. Он постоянно дремал или спал, а до этого был очень подвижным мальчиком, не сидел на месте. У меня часто шла кровь носом, я хирела не по дням, а по часам. Казалось, что кто-то взял и стер краски с моего лица. Оно было грязно-серого цветам, губы синие, под глазами черные круги. Руки мелко тряслись, в ногах не было силы… Я без конца сидела на больничном: то сама, то дети. В результате потеряла работу.

А с Виктором мы стали без причины ссориться и в конце концов расстались.

Как-то раз по пути в больницу встретила я мать Виктора. Заговорила с ней, стала просить, чтобы сказала мне, как избавиться от напастей. И в ответ услышала:

— Поздно. Я ведь тебя предупреждала. Меня научили, как мстить, а вот как отделать, не учили. Ты сама виновата — нечего с детьми спать!

Я не стала слушать, что она еще скажет, и пошла восвояси, уверенная в том, что погибель наша не за горами.

В больнице, в коммерческом киоске, купила я Вашу книгу. Боюсь, что сама не смогу — не знаю, какую молитву читать. В церкви батюшка сказал: молись и смирись. Но как смириться, ведь детей жалко».

Разожгите в поле костер. Ветки должны быть от осины и березы.

Подкладывайте в огонь ветки тополя и так далее. Как пойдет дым, протяните над ним руки ладонями вниз и читайте:

Дым, ты мой дым,

Дым бравый, дым кудрявый.

Поди ты, дым, по полю, по лугам,

По оврагам и лесам,

По болотным кочкам,

К дьявольским дочкам.

Их всех двенадцать.

Первая — сухота,

Вторая — маята,

Третья — трясица,

Четвертая — бесятица,

Пятая — хвороба,

Шестая — плакальщица,

Седьмая — все, что ноет,

Восьмая — что хоронит,

Девятая — что проклятая,

Десятая — корчь,

Одиннадцатая — порчь,

Двенадцатая — сила, которая погубила.

Ветры, вы ветры, 12 ветров,

Гоните (имя) от всех гробов.

Рабу болящую, ночами не спящую,

Денно и нощно и по всем зорям.

Чтоб порча истлела, чтоб она сгорела.

Будьте мои слова лепки, до раба (имя) цепки.

Пойдите, мои слова,

Выше лесу стоячего, ниже облака ходячего.

С огня на дым, с дыма на небо,

А там Господь всем правит,

Он и порчу исправит.

Ключ в море, замок в роте. Аминь.

Софья из Северодвинска пишет: «Мой муж ненавидит мою мать. Мама у меня хорошая, добрая. Меня воспитывала одна, боялась, что отчим может обидеть. Пока была здоровая, помогала чем могла. Все соленья, варенья — из ее рук. Пироги да пышки каждый день стряпала. Заболела она, стала я мужа уговаривать к себе ее взять — она не может уже одна обходиться, пришла пора долги ей возвращать.

Вижу, тает она на глазах, постепенно уходит от меня.

А муж как взбесился: „Или я, или эта вонючка“. Мать не выходит из комнаты, чтобы ему на глаза не попадаться. В туалет и то крадучись идет.

Сегодня он устроил скандал и ушел. Сказал, что, пока мать будет в доме, его ноги здесь не будет. Мама моя говорит, чтобы я отдала ее в дом престарелых и не ломала из-за нее свою жизнь. Говорит, что ей все равно помирать, а мне, мол, жить надо. Говорит, что с собой что-нибудь сделает, чтобы освободить меня от себя, но только боится, что я испугаюсь, когда увижу ее в петле.

Обидно то, что моя мама ему никогда худого слова не говорила.

Что делать, Наталья Ивановна?»

Прочитайте заговор на его вещь, ту, что будет носить, или на еду или питье.

Читают при первом лучике солнца, на ранней заре:

Молюсь я ранешенько,

Крещусь тебе, Боженька.

Как всякого человека, отныне и довека

Его нос, его рот не раздражают,

Лишние ему не бывают,

На лице ему не мешают,

А быть-жить помогают.

Как не может он без них обходиться,

Ни с первого разу и до смертного часа,

Так бы рабу Божьему (имя)

Моя матушка не мешала,

Не бесила и не раздражала.

Не казалась бы ему змеей

И страшной сатаной,

А была бы ему матерью родной.

Стал бы он по ней,

Как по матери своей,

Скуком скучать, горем горевать.

Не лег бы, не накормив,

Не ушел бы, не попоив.

Жалел бы ее, как свою руку,

Принял бы по ней сыновью муку.

Как сын бы по матери моей скучал,

Горевал, тосковал,

Куска бы не съел, а ей отдавал.

Кречет в небе, рыба в воде.

А заря-зорюшка, забери горюшко.

Помоги мне, Божьей рабе (имя). Аминь.

Дайте зятю блин, поджаренный на рыбьем жире, скажите, что это очень полезно.

При жарке блина говорите наговор:

Поминаю блином

Ту рыбу, что молчит, того зятя,

Что против говорит. Аминь.

Вычитывают первый раз на полную Луну, второй раз на ущербный месяц и в последний раз на последнюю долю четверти луны.

Покупается новая икона Спасителя.

Свечей зажигают столько, сколько в семье человек.

Если есть собака, то она должна быть на привязи.

В чистом поле стоит чистый град,

В городе том райский сад,

Посреди того сада дом.

Нет Божьей славы в доме том,

Слава Отцу и Сыну и Святому Духу. Аминь.

Как мать Иисуса Христа купала

И белым полотенцем вытирала,

Так бы Ангелы-Хранители

От проклятия наш дом очищали,

От недругов пропасть не дали.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Аминь.

Этим заговором разлучают сына с друзьями, дочь с подругами, чтобы вместе без толку не болтались и глупостей не делали. Делают тогда, когда необходима между людьми разлука.