Тайна танцующей коровы - Валерий Роньшин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Моя твоя не понимает, — усмехнулся чокнутый профессор. — Твоя говорить моя ухо.
— Осторожней! — воскликнул Забабашкин, увидев, что Ямамота наклоняется к уху Федякина. — Это опасно!
Хирург взглянул на Харитона, не въезжая, чего тот от него хочет. В этот момент сумасшедший быстро приподнял голову, пытаясь откусить японцу ухо. Но, промахнувшись, перекусил дужку очков. Очки упали на пол и разбились.
Я подскочила к столу и оттащила растерявшегося хирурга в сторону.
— Я же вас предупреждал, Хасимота-сан, — расстроился Харитон. — Ну зачем вы к нему наклонились?!
Японский профессор, беспомощно щурясь, глядел на Забабашкина.
— Моя осенно плохо видеть. Харитона-сан, вы где?
— Ну, мать честная — курица лесная, — вконец расстроился Забабашкин. — Одно к одному. Хасимота-сан, у вас есть запасные очки?
— Моя нет запасных. Моя носить спесальная линза. Моя только в них делать операсыя.
Забабашкин в отчаянии схватился за голову.
— Все, сыщики, приплыли.
Чокнутый Федякин дико захохотал.
— Так вам и надо! Так вам и надо! — принялся выкрикивать он.
Володька подошел к хирургу и дотронулся до его руки.
— Профессор, а может, вы вслепую операцию сделаете?
— Точно, — поддержала я Воробья, — вы же, наверное, сотни таких операций делали!
— Моя не может слепую, — вздохнул японец. — Но моя может говорить. А другая хирурга делать.
— Это мысль! — воспрянул духом Харитон. — Сестра, в больнице есть хороший хирург?
— Есть. Но он сейчас в отпуске.
— Что, на всю больницу один хирург?!
— Хороший один.
— А остальные хирурги?
— Остальные улетели на съезд сибирских хирургов в Норильск.
— Мать честная — курица лесная! — закричал Забабашкин, снова хватаясь за голову. — Хоть сам оперируй!
— Твоя, Харитона-сан, нельзя это делать, — сказал профессор Ямамота. — Твоя осенно грубая руки. Эмма-сан руки хирурга. Я раньше замечать.
— У меня руки хирурга? — глянула я на свои пальцы. — Вот уж никогда бы не подумала.
— Моя будет говорить. Твоя, Эмма-сан, делать.
Я обалдела.
— Да вы шутите!
— А че такого, Мухина?! — сказал Володька. — Я читал один детективчик, там восьмилетний пацан самолетом управлял. А раненый летчик сидел рядом и говорил, что надо делать.
— Самолетом и я бы смогла управлять. А тут операция. Да еще на мозге. Я никогда не пробовала делать операции.
— Придется попробовать, Эмма, — твердо произнес Забабашкин. — Ситуация безвыходная. Если мы сейчас не вылечим Федякина, завтра может погибнуть весь мир. Поэтому бери скальпель и вперед!
Упоминание о возможной мировой катастрофе привело меня в чувство. В самом деле, что это я?! Надо действовать, а не молоть языком!
— Хорошо. Я согласна. С чего начинать?
— Твоя начинать с мытья рук, — сказал Хасимота Ямамота.
Я тщательно вымыла руки с мылом, а заодно ополоснула холодной водой горящее от волнения лицо. Медсестра помогла мне надеть операционный халат, шапочку, резиновые перчатки и марлевую повязку.
Решительным шагом я направилась к операционному столу, на котором лежал профессор Федякин.
— Да вы все с ума посходили!! — завопил он, выгибаясь всем телом. — Я, сумасшедший, и то понимаю, какой это идиотизм! Девчонка меня скальпелем зарежет!!
Я не обращала на его вопли никакого внимания.
— Наркоз.
— Есть наркоз, — поднесла медсестра маску с наркозом к лицу профессора. Федякин тотчас отрубился.
— Свет.
— Есть свет, — зажгла медсестра мощную лампу над операционным столом.
— Скальпель, — протянула я руку.
— Твоя пока не надо скальпель, — сказал профессор Ямамота. — Твоя сисяс делать трепанасыя черепа.
— А чем трепанацию делают?
— Э-э, как это по-русски… топор, нет… пила…
— Ножовка по черепу, — подсказала медсестра.
Меня уже невозможно было сбить. Я была тверда как гранит.
— Давайте ножовку!
— Есть ножовка, — подала мне сестра ножовку.
— А теперь твоя аккуратно пилить черепная коробка…
Операция началась!
ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ ПРОФЕССОРА ФЕДЯКИНА
Не стану описывать, как проходила операция. Скажу лишь, что это было зрелище не для слабонервных. Конечно, вы можете не верить, что я — обыкновенная тринадцатилетняя девочка — сделала сложнейшую операцию на мозге. Да я бы и сама не поверила, если б мне такое сказали. Но, во-первых, мне уже почти четырнадцать; а во-вторых, я делала все так, как говорил профессор Ямамота. Где надо резала, где не надо — не резала… Когда операция закончилась, я без сил опустилась на стул.
— Качать Мухину! — закричал Володька.
Забабашкин, Воробей и медсестра подхватили меня на руки и несколько раз подкинули к потолку. А Хасимота Ямамота даже прослезился от радости.
— Моя может спокойно умирать, — сказал он, хлюпая носом. — Твоя, Эмма-сан, моя заменит.
— Ну что вы, профессор, — чмокнула я старика в щеку. — Вы еще сто лет жить будете. И тысячу операций сделаете.
Ямамота прямо весь засиял после моего поцелуя.
— Эмма-сан, — торжественно произнес он, — моя приглашать твоя в Япония. И назначать главный хирург мой клиника в Токио.
— Нет уж, нет уж, — сказал Харитон. — Мы ее не отпустим. Кто тогда в России с преступностью бороться будет?!
— Вот именно! — поддержал его Володька. — Не отпустим!..
…Спустя два часа профессор Федякин открыл глаза. И первое, что я увидела, а точнее — первое, чего я не увидела — это черных колец вокруг зрачков.
Взгляд Федякина был чист и светел.
— Как вы себя чувствуете, Федор Петрович? — осторожно поинтересовался Харитон Забабашкин.
Вместо ответа профессор закрыл лицо руками. Мы все недоуменно переглянулись. Неужели он все еще болен?..
— Мне стыдно, — сказал Федякин, глядя на нас сквозь растопыренные пальцы. — Я ведь прекрасно помню все, что натворил.
— Не комплексуйте, профессор, — отняла я его руки от лица. — Вы были больны. А теперь вы здоровы.
— С каждым такое может случиться, — прибавил Воробей.
— Но случилось почему-то именно со мной, — вздохнул Федякин. — Я прошу у вас, друзья, прощения. Простите, пожалуйста. В особенности вы, Эмма, простите. Ведь я хотел вынуть из вашей головы мозг. Господи, какой я был идиот.
— Я вас прощаю, — великодушно сказала я.
Взгляд профессора Федякина упал на профессора Ямамота.
— О-о, сам Хасимота Ямамота! — с волнением воскликнул он. — Какая честь для меня, что именно вы делали операцию. Я вам чрезвычайно признателен, коллега.
— Твоя не моя благодарить, а Эмма-сан. Она делать твоя здоровый.
— Как?! — вытаращил глаза Федякин. — Это вы оперировали, Эмма?!
— Да, я, — скромно призналась я.
— Эмма… Эмма… — От нахлынувших чувств он не в силах был говорить.
— Успокойтесь, профессор. — Медсестра подала ему мензурку с успокоительным. — Вам сейчас нельзя волноваться.
Федякин залпом осушил мензурку.
— У меня просто нет слов, Эмма. Вы моя спасительница…
— Пустяки, Федор Петрович, — ответила я. — Вы нам лучше расскажите, что такое частица «ип» и с чем ее едят.
— Да, да, профессор, — спохватился Забабашкин. — Расскажите о частице «ип». Правда ли, что в ней содержится столько энергии, сколько в ста водородных и атомных бомбах, вместе взятых?!
— Какая несусветная дичь! — пожал плечами Федякин.
— Но вы же сами говорили об этом Сатане-младшему, — напомнила я.
— Чего только в голову не придет, когда у тебя мозги набекрень.
У Харитона даже голос охрип.
— Значит, частица «ип» не опасна?!
— Абсолютно, — подтвердил профессор.
— Ну а все-таки, — добивался Забабашкин, — что это такое?
Профессор наморщил свой большой лоб.
— Так сразу и не вспомню. Но даю вам стопроцентную гарантию — никаких взрывчатых веществ частица «ип» в себе не содержит.
— Фу-у… — с облегчением отдувался Харитон.
— А вы, Федор Петрович, случайно не путаете? — спросила я. — Мне об этой частице старуха Грохольская рассказывала. И говорила именно как о взрывчатом веществе.
— Это Ольга Васильевна все перепутала. Когда-то академик Дундуков исследовал одну частицу. Но называлась она не частица «ип», а частица «пи». Иван Иваныч думал, что эта частица содержит в себе заряд, равный заряду ста водородных и атомных бомб, вместе взятых. Но потом, в ходе экспериментов, выяснилось — энергии частицы «пи» едва хватает на батарейку для карманного фонарика. Ее, кстати, и начали использовать в производстве батареек. А над частицей «ип» мы работали с Дундуковым гораздо позже. Уже перед самой смертью Ивана Ивановича.
— Качать Федякина! — закричал Володька.
— Ну что вы, друзья, — смутился профессор. — Меня не качать надо, а отлупить. Такую кашу заварил. Ведь вам еще предстоит поймать преступников, которые воровали рыжих девочек.