Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России - Геннадий Невельской

Из этих исследований, в противоположность существовавшему до сего мнению относительно устья Амура, его лимана и Сахалина, оказалось: а) что Сахалин не полуостров, а остров; б) что вход в лиман из Татарского залива {55} через открытый нами 22 июля 1849 года пролив доступен для морских судов всех рангов, а с севера, из Охотского моря (а также и сообщение через лиман Татарского пролива с этим морем), для судов, сидящих в воде до 23 футов (6,9 м), и, наконец, в) что в устье Амура из Татарского пролива могут проходить суда с осадкою до 15 футов (4,5 м), а из Охотского моря суда, сидящие в воде до 12 футов (3,6 м).

Разрешив, таким образом, главные вопросы о характере устья Амура, Амурского лимана и Сахалина и убедившись на опыте, что точное определение направления лоцманских каналов, извивающихся между отрывистыми лайдами и банками, с теми ничтожными средствами, какие мы имели, невозможно, и имея в виду, кроме того, непременное исполнение данных мне повелений: описать юго-восточный берег Охотского моря до Тугурской губы и не позже 15 сентября быть в Охотске, я 3 августа вышел из лимана и от горы князя Меньшикова начал опись материкового берега. Состояние его оказалось таково: от упомянутой горы, на протяжении

20 миль (37 км) к востоку-северо-востоку, тянется огромный залив, огражденный с моря низменными дресвяными кошками; в результате исследования этого залива, произведенного на шлюпках, оказалось, что вход с моря между кошками в северную часть этого залива имеет бар с большими, чем у других баров, глубинами, а именно: 9 футов (2,7 м) в малую и 14 футов (4,2 м) в большую воду. Эту часть залива я назвал заливом Счастья, потому что он представляет единственную более или менее удобную близ лимана гавань. Продолжая далее описывать с транспорта берег, тянувшийся в направлении на северо-восток, мы дали ему правильное положение. На морских картах того времени берег этот был положен до такой степени ошибочно, что весь путь транспорта, проложенный на этих картах, лежал по сухому пути. Подойдя к возвышенному мысу Мухтель для осмотра виденной за этим мысом Ульбанской губы, я послал на вельботе мичмана Гроте, а сам на транспорте направился в Константиновский залив. После подробной описи и исследования берегов этого залива оказалось, что он не представляет ни в каком отношении удобств для основания в нем порта. Окончив его исследование, мы пошли в Ульбанскую губу, на соединение с мичманом Гроте. Подробная опись и исследование этой обширной губы обнаружили, что она представляет единственный на всем Охотском море закрытый от всех ветров обширный рейд. Эту губу я назвал заливом Св. Николая.

Карта лимана реки Амур по описи Невельского

По выходе из него у мыса Мухтель мы заштилили и заметили две черные точки, приближавшиеся от берега к транспорту. Это была байдарка с прапорщиком корпуса штурманов Дмитрием Ивановичем Орловым, состоявшим на службе Российско-Американской компании. Офицер этот был послан из Аяна с двоякой целью: во-первых, разыскать транспорт «Байкал», во-вторых, для установления торговых сношений с обитавшими на этих берегах тунгусами и гиляками. Орлов, следуя от Аяна вдоль берега, доходил до гилякского селения Коль, лежавшего в 25 милях к северо-востоку от залива Счастья (по-гилякски Искай). Ему приказано было, в случае встречи со мною, передать, что в Аяне ожидают меня важные распоряжения высшего правительства. Приняв на транспорт Орлова с его двумя байдарками, я 30 августа пошел в Аян, с тем чтобы поскорее отправить оттуда донесение князю Меньшикову о моей описи; 3 сентября я прибыл в Аян.

Глава десятая. Мнение правительства о действиях в низовьях Амура

Мое донесение князю Меньшикову от 3 сентября 1849 года. — Плавание Корсакова. — Путешествие генерал-губернатора на Камчатку и обратно. — Впечатление, произведенное моим донесением в Петербурге. — Повеление о переносе Охотского порта в Петропавловск и о заселении реки Маи

По приходе в Аян я в тот же день послал с курьером, капитаном М. С. Корсаковым {56} следующее донесение князю А. С. Меньшикову.

«По сдаче груза в Петропавловском порту, дабы не упустить оставшегося у меня свободным времени, я 30 мая 1849 года из Петропавловска направился к восточному берегу Сахалина и в Амурский лиман. В продолжение 42-дневного пребывания нашего в лимане нам удалось рассеять ошибочные заключения об этих местах знаменитых моих предшественников и привести затем в известность весь юго-восточный берег Охотского моря. Нами открыто: 1) что Сахалин — остров, отделяющийся от материка проливом в 4 мили шириной и имеющий наименьшую глубину 5 сажен; 2) что вход в реку Амур с севера — из Охотского моря и с юга — из Татарского пролива, а также сообщение через Амурский лиман морей Японского и Охотского доступно для мореходных судов; 3) что на юго-западном берегу Охотского моря находится обширный закрытый от всех ветров рейд, названный мною заливом Св. Николая. Что же касается до Константиновского залива, то по тщательном исследовании он оказался неудобным для основания в нем порта. Почтительнейше донося об этом Вашей светлости, священным долгом считаю свидетельствовать о благородном рвении и неутомимой деятельности офицеров и команды вверенного мне транспорта. Все до единого честно и благородно исполнили долг свой. Утвержденную императором инструкцию о разрешении идти мне в Амурский лиман я только что сейчас получил в Аяне. Чистые и черновые журналы и карты описанных нами мест я буду иметь лично представить Вам по возвращении моем в Петербург; ныне же спешу донести о результатах наших исследований».

Мангуны, плывущие на лодке

Рисунок художника Мейера (Альбом рисунков к путешествию на Амур, совершенному от Сибирского отдела Русского географического общества [Путешествие в Приамурье в 1855–1856 гг. экспедиции Р. К. Маака])

Между тем генерал-губернатор Н. Н. Муравьев послал в Охотск курьером штабс-капитана М. С. Корсакова с утвержденной мне инструкцией об исследовании устья Амура. В Охотске М. С. Корсаков был задержан льдами до половины июня и только около этого времени смог отправиться из Охотска на боте «Кадьяк» с целью отыскать транспорт «Байкал» и передать мне упомянутую инструкцию. Корсаков, рассчитывая, что при таком позднем выходе из Охотска он не сможет уже застать транспорт в Петропавловске, отправился к северной оконечности Сахалина, куда я, если строго придерживаться инструкции, данной мне при отправлении из Кронштадта, должен бы был прийти, следуя из Курильской гряды к Константиновскому заливу. Не встретив транспорта ни здесь, ни затем в Константиновском заливе, Корсаков возвратился в Аян. Весною 1849 года генерал-губернатор

Н. Н. Муравьев со своей супругой Екатериной Николаевной отправился в Якутск и далее, через Охотск, в Петропавловск.

Преодолев все трудности верховой езды между Якутском и Охотском, на пространстве более 1100 верст, по тропинкам, тундрам и болотам, Николай Николаевич с супругой достиг Охотска и оттуда, на транспорте «Иртыш», под командой капитан-лейтенанта Преклонского, пошел в Петропавловск. Посетив Петропавловский порт, вследствие письма моего, посланного из этого порта, на том же транспорте 28 мая Николай Николаевич Муравьев, чтобы встретиться со мною, заходил на обратном пути из Петропавловска в Аян, к северной оконечности Сахалина, но, не найдя здесь транспорта, полагал, что я, не получив разрешения в Петропавловске идти в лиман, направился, вследствие данных мне инструкций в августе 1848 года, в Константиновский залив. Поэтому Н. Н. Муравьев от северной оконечности Сахалина пошел в Аян, куда и прибыл 30 августа. Он был первый из всех генерал-губернаторов Восточной Сибири, который посетил Охотск и Петропавловск. Ему хотелось лично видеть эти места, прежде чем решиться на перенесение Охотского порта, что тогда считалось необходимым. Обратный путь

Н. Н. Муравьев совершил через Аян, с тем чтобы видеть этот порт и Аянский тракт и сравнить их с Охотским портом и трактом. По прибытии Н. Н. Муравьева в Аян туда пришел и бот «Кадьяк» с М. С. Корсаковым, который сообщил генерал-губернатору о своих неудачных розысках транспорта «Байкал». Это обстоятельство, а равно предположение, что я, не получив в Петропавловске разрешения приступить к описи лимана и устья Амура (мест, считавшихся тогда китайскими), не мог решиться сам на это исследование, и, наконец, сведения, доставленные Завойко в Аяне, что лиман окружен опасными банками и вход в него для транспорта «Байкал» невозможен, послужили поводом к заключению в Аяне, что «Байкал» на пути из Петропавловска погиб. После этого понятно, до какой степени все были изумлены в Аяне, когда «Байкал», считавшийся погибшим, показался утром 3 сентября перед входом в Аянский залив!