Красные рельсы - Клифтон Адамс

— Если вы, конечно, не предпочтете прекратить поиски.

Конкэннон похолодел. В этом разговоре было что-то нереальное. Ему казалось, что он вот-вот проснется от кошмарного сна. Но Марвин Боун был вполне реальным. Это был все тот же здоровенный, тщеславный, хитрый и решительный полицейский, образцовый с виду, а на самом деле наемный бандит, вполне способный воспользоваться убийством как орудием нажима.

Боун резко встал, отдал Конкэннону бутылку виски и покачал головой.

— Похоже, я был прав, — сказал он, обращаясь словно к самому себе. — Я всегда говорил ему, что пугать вас бесполезно. И что рано или поздно вас придется убрать.

— Кому? — спросил Конкэннон.

Боун не услышал или не захотел услышать.

— Я ухожу, Конкэннон. Берегитесь.

Конкэннон услышал, как его будущий убийца спускается по лестнице, но ничего не мог поделать. О том, чтобы просить защиты у полиции, не могло быть и речи. В мэрии над ним стали бы смеяться. Кто поверит, что Марвин Боун — воплощение честности и мужества — берет взятки, грабит поезда, устраивает убийства?

Конкэннон так и сидел с бутылкой в руке, когда вошла Лили.

— Что ты сказал Боуну? Он вышел какой-то чудной…

— У сержанта Боуна сейчас много забот.

Она внимательно посмотрела на него.

— Слушай, ты тоже вроде бы не в себе.

— Мне нужно подышать воздухом. Хотя бы даже тем воздухом, который имеется на Банко-Эллей, — сказал он, протягивая ей бутылку. — Возьми-ка, я скоро приду.

На углу Бродвея и Гранд-Авеню все тот же оркестр Армии Спасения играл «Бросьте спасательный круг». Конкэннон бросил в кружку двадцатипятицентовик, затем, подумав, прибавил еще полдоллара.

— Благослови вас Господь, — сказала барабанщица. — Вы хороший, богобоязненный христианин…

Конкэннон улыбнулся. Не то чтобы уж он был таким хорошим христианином, но спасательный круг мог ему вскоре понадобиться…

Он поискал Боуна в толпе, окружавшей оркестр. Сержанта не оказалось ни здесь, ни на Банко-Эллей, ни на Бэттл-Роуд, ни на Хоп-бульваре. Но он не исчез бесследно, он где-то был, и в заднем кармане его брюк лежал «Кольт» сорок пятого калибра, а в стволе «Кольта» была пуля с надписью «Маркус Конкэннон».

Конкэннон спустился по Бэттл-роуд и наткнулся на какого-то человека с залитым кровью лицом, лежавшего у входа в один из притонов. В этом квартале подобное зрелище давно перестало привлекать любопытных.

Однако в этом окровавленном лице было что-то особое… Впрочем, лица как будто не было вовсе.

В голове у Конкэннона словно приоткрылась какая-то дверца и сверкнул луч света. До этого смутная мысль предстала во всей своей ясности. Когда он говорил с хозяином похоронного бюро, тот вспомнил, что Рэя Алларда хоронили в закрытом гробу. Почему друзьям Рэя не позволили пройти у открытого гроба, как требовала традиция?

Вдруг ему вспомнилось изуродованное лицо мертвого Кроя. Внутри у него что-то оборвалось. Он нашел решение задачи. Или, по крайней мере, знал, где его искать.

Он вышел на дорогу и остановил фиакр, поворачивающий на Бродвей.

— На Харви-стрит есть похоронное бюро, — сказал он кучеру. — Хозяина зовут…

За спиной его внезапно вырос Боун. На губах его была все та же недобрая улыбка, но лицо казалось необычно бледным.

— Кого собрались хоронить, Конкэннон?

Конкэннон не ответил. Небрежным движением руки Боун отпустил фиакр. Мимо них по Бэттл-роуд дефилировали шумные вереницы людей, но Конкэннону казалось, что его окружает звенящая тишина. Некоторое время Боун пристально смотрел на него.

— Вы догадались, верно? — сказал он наконец.

Хитрить было бесполезно. Хозяин похоронного бюро теперь был тоже ни к чему. Конкэннон кивнул:

— Кажется, да.

Полицейский расправил широченные плечи и, казалось, вздохнул.

— Я заметил это еще в «Дни и ночи». Вы тогда были уже близки к правде. Что ж, можем пойти прямо сейчас…

— Куда?

— А разве вы не хотите его видеть? Конкэннон удивился:

— Он что, в Оклахома-Сити?

— В шести кварталах отсюда.

Полицейский подтолкнул Конкэннона плечом, направляя его в толпу. На Гранд-Авеню они свернули на запад и пошли по темной безлюдной улочке.

— С таким везением вам бы в карты играть, — спокойно сказал Боун.

Как раз в эту минуту Конкэннон не считал себя таким уж везучим.

— Почему это? — глуповато спросил он.

— С самого приезда вы шли по краю пропасти. — Боун восхищенно покачал головой, глядя на него. — Если б была на то моя воля, я бы давно уже вас застрелил. А когда вы смогли уйти от Тюрка и Кроя — это была уже настоящая улыбка фортуны!

— Теперь она, кажись, перестала улыбаться, — мрачно заметил Конкэннон.

Когда они добрались до угла Харви-стрит, в руке Боуна заблестел «Кольт».

— Ей-богу, не пойму, зачем вам эта штука, — сказал сержант, сунул руку в карман Конкэннона и вытащил его «тридцать восьмой».

Они молча шли по темной улице. Конкэннон мог только гадать, что его ожидает. Вопросы, занимавшие его до сих пор, утратили всякую важность.

— Вы меня разочаровываете, Боун, — сказал он наконец, чтобы нарушить гнетущее молчание.

Боун посмотрел на него и улыбнулся.

— Я оставался честным целых четыре года. Другие подрабатывали на сутенерах, проститутках и игроках. Но Марвин Боун — никогда. Ни одного цента. — Он засмеялся. — В участке меня терпеть не могли…

— И когда же вы перестали быть честным?

— Когда ставка сделалась достаточно большой. — Он самодовольно вздохнул. — Я умел ждать. И знал, что час мой придет. Вот он и пришел. Сто тысяч долларов! От этого у любого может закружиться голова!

— Сколько человек разделит их между собой?

— Только двое. Он и я. Собственно говоря, вы оказали нам услугу, убив Тюрка и Кроя.

Конкэннону вдруг стало жаль этих двоих. Они затратили столько труда, уже будучи вычеркнутыми из списка…

Они достигли бедных кварталов Харви-стрит. Боун локтем подтолкнул Конкэннона к тропинке, ведущей на пустырь; там, недалеко от дороги, стоял какой-то невзрачный домишко.

— Жилище не из шикарных, верно? — произнес сержант. — Как раз по карману честному полицейскому. — Он подошел к двери и постучал. — Это я, Боун! Я привел Конкэннона.

Наступило напряженное молчание. Конкэннон словно слышал, как по ту сторону двери работает человеческий мозг. Затем раздался тихий невыразительный голос:

— Входите.

Боун повернул ключ в замке и открыл дверь. Когда они вошли, он тут же запер дверь на засов. Внутри было темно, как в подземелье, и слышалось чье-то тяжелое свистящее дыхание. Конкэннон почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове.