Русский космос - Виктор Ночкин

А теперь небо над головой чистое, доброе. Вдали от людского жилья голубое, в городах – вот такое, желтовато-серое. Вон и прозрачный купол грибной оранжереи над жилыми зданиями виден, над ним споровое облачко…

Тим побродил еще немного и свернул к дому. Когда подошло время послеполуденного моления, заглянул в церковь, которую обычно посещала семья.

Церковь была небольшая, скромная, здесь настоящих свечей не жгли, только диодные. Тимур вспомнил свое благочестивое намерение позаботиться о семье, приблизился к приемному блоку и вставил карточку. Прибор мигнул и предложил выбрать количество и продолжительность. Тим нажал три кнопки, мысленно поименно вспоминая всех, о чьем здравии заботится, и повернул рычажок до максимума. Часов шесть будут гореть его лампадки, не меньше. Щелкнув, аппарат выплюнул Тимову карточку, и чуть погодя на столе зажглись три красных точки. У Тимура потеплело на душе, он отошел к молельным коврикам, опустился на колени.

В умиротворенном настроении он отправился домой. Дверь открыл дед. Вид у старика был почему-то смущенный, но о прививке, к счастью, он не вспомнил. Впустил внука и заторопился в комнату. Тим отвесил поклон мигающим огонькам лампадок, не спеша разулся и прошел за стариком. Если тот что-то затеял, какие-то причуды – пусть его. Когда Тимур проходил мимо кухни, из проема навстречу вдруг шагнул невысокий человечек. Тим чуть не вздрогнул, но узнал сразу – дядя Кардюм, старый приятель деда. Крепенький, с блестящей круглой лысиной и в аккуратных очках. Раньше он часто приходил, они с дедом уединялись в комнате и спорили о непонятных маленькому Тимуру вещах так, что даже из-за двери было слышно. В руках гостя была тарелка с тонко нарезанным сыром. Тим понял причину смущения деда. Старики, пока никого не было дома, залезли в холодильник и взяли из приготовленных на вечер закусок.

– О! – приподнятым тоном объявил Кардюм. – Никак Тимур Иванович! Вырос, вырос… Прямо герой! А мы вот…

Дед возник на пороге комнаты, засопел. Тимуру стало жалко старика, и он, неожиданно для себя самого, брякнул:

– А можно мне с вами посидеть? Я молча послушаю…

– Идем, идем! – закивал Кардюм. – Только у нас скучно, разговоры-то стариковские, ветхие, как и мы сами.

В дедовой каморке по-особенному пахло старой бумагой, лекарствами и еще чем-то непонятным. На столе кособочилась неровная груда книг, видимо, второпях сдвинутых набок, а вокруг бутыли без этикетки теснились тарелки с нарезанной закуской. Старики стащили самую малость и порции приготовили маленькие. Много было только моченых грибцов – целая миска.

Тим присел в углу на хлипкий табурет, а они – к столу. Инициативу вместо сконфуженного хозяина взял на себя Кардюм. Отвернул жестяную крышечку (непонятный запах усилился и стал понятен) и разлил часть содержимого бутылки по стаканчикам из тусклого стекла. Дед тем временем полез под стол, что-то с грохотом сдвинул, покряхтев, вытащил полулитровую банку с белесой массой на дне. Быстро скинул туда часть мелко нарезанных грибцов, закупорил и снова нагнулся – прятать, бормоча при этом: «В темноте процесс брожения идет…»

– Брожение в массах, – весело брякнул Кардюм, придвигая деду стаканчик, – а массы темные. Все верно.

Старик поднял стакан, заглянул в него, понюхал, шевеля волосатыми ноздрями, и чихнул.

– Тебе, Тимур, мы не предлагаем, – обернулся к нему Кардюм, – вредно это молодому организму, да к тому же ведь ты теперь и не мирянин, серьезный человек. Ну а нам уж все равно…

– Хорош болтать, – оборвал приятеля дед. – Ну… со Всевечным.

Тимур поморщился от такого тоста, а старики дружно выпили. Кардюм зачерпнул ложкой грибцов, дед только засопел и понюхал прозрачный ломтик сыра. Тим с интересом и легкой опаской наблюдал за ними. А они завели разговор – продолжали давний бесконечный спор, который тянулся, сколько он себя помнил. Сперва говорили с оглядкой, косились на гостя, потом, выпив еще пару раз, разошлись, даже стали обращаться к нему.

– Наша культура между восточной и западной занимала промежуточное место, не слишком агрессивная – не слишком пассивная, что в конце концов и помогло ей стать главенствующей, – чеканил дед. – Но дело-то в чем? Для создания и поддержания поля своей информации нужна какая-то альтернатива, а иначе – отсутствие цели… Какой, Тимур?

Тим в ответ пожал плечами. Он обычно почти ничего не понимал в разговорах стариков, но было интересно. Деды говорили складно и уверенно.

– Цель – ее, информации, – защита и сохранение, то есть сохранение своей идентичности. Да, вот так, но и эта цель теряет смысл, если нет антагониста, нет… врага. Поскольку этнос редко бывает совсем уж однороден, в нем различные течения присутствуют… значит, что? Значит, имеет место также внутриэтническая борьба. И получается: межэтническое противоборство выполняет роль центростремительной силы, она народ укрепляет в солидарии, а внутриэтническая – центробежной, она стремится развалить страну на части. И значит, межэтническое противостояние должно быть сильнее, а в противном случае внутреннее противостояние разнесет этнос в дадалайскую пыль. Но если врага нет? Тогда необходим его образ. Вот для чего Гуманитарные лагеря нужны! Изничтожить их – дело одного месяца, скажешь, нет? Но они создают некое напряжение, тревогу – мол, не все в порядке еще, есть пока… враждебные элементы. Ну да ладно, это отдельная тема. Я о другом сейчас: что является наиболее мощной системой, силой, которая может уменьшить внутриэтническое противостояние и усилить межэтническое?

Тимур молча глядел на него, и тут Кардюм поднял указательный палец.

– Религия!

– Именно, – кивнул дед. – Религия. Формализация веры, упорядочение духовных движений этноса.

После этого гость показал глазами на почти опустевшую бутылку. Старики снова подогрели свое красноречие, затем продолжили. Кардюм почти не менялся в лице, только лысина вспотела, он то и дело протирал ее платком. У деда покраснел нос, движения стали резче, а речь постепенно утрачивала связность.

– Информации было слишком много. Что это значит? Значит, быстрые изменения политической и социальной обстановки приводили к шоковым, стрессовым состояниям населения. Мы утратили ориентиры – к чему готовиться и каких моральных правил следует придерживаться. Толпы людей, скопления исторических событий, огромные массивы всевозможных сведений… со всем этим ежедневно и непроизвольно сталкивался всякий человек через телевид, радио, сфиронет!

Тим уже с трудом понимал, о чем речь, а дед говорил и говорил, четко, резко, свободно пользуясь сложными лексическими оборотами высокоруса. И слова его будто выпадали, выламывались из крошечной, заваленной стариковским хламом комнатенки.