Возвращение принцессы - Марина Евгеньевна Мареева

Нина молча выпила водку и вернула Валентине пустую чашку.

— Мамочки родные! — охнула Валентина, глядя на подругу с состраданием. — Надо мне было в кофейную чашку налить, она поменьше. На, заешь рыбкой.

Нина покачала головой и, повернувшись, стала спускаться по лестнице. Ступени еще не успели высохнуть — поблескивали влажно. Главное — не поскользнуться, не оступиться… Блестят… Еще бы — она сама их тряпкой натирала полчаса тому назад.

Водка подействовала мгновенно и безотказно. В голове шумело, все плыло перед глазами… А что вы хотите? Ночь без сна, устала, как не знаю кто, да нанервничалась, да на пустой желудок…

Нина вышла на улицу. Подошла к кромке тротуара. Ночь. Тусклый свет фонаря. Ни души. Ага, вон какая-то легковушка несется от перекрестка… Нина подняла руку, голосуя.

Шофер притормозил. Она нагнулась к окну. Господи, что она делает? Ночью частника ловить… Ничего, у нее молоток в кармане. Ей теперь сам черт не брат!

— В центр, — сказала Нина. — На Казарменный.

Дима гнал по ночной Москве, летел на «зеленый», благо, пусто — ни машин, ни людей. Полчаса назад ему позвонила Ирка, Нинина дочь. Крикнула в трубку, плача взахлеб:

— Дмитрий Андреич! Это Ира! Ира Шереметева, помните меня? Дмитрий Андреич, мама к вам в офис поехала!

— Зачем? — спросил Дима сипло, растирая сонные глаза. Он только что уснул. В кои-то веки уснул пораньше — день был тяжелый, нервный, они готовились к ярмарке в Братиславе, Дима устал зверски, отрубился без снотворного, и — на тебе!

— Зачем в офис? — повторил он недоуменно. — Там нет никого, кроме охраны.

— Дмитрий Андреич, я не знаю — зачем, она не в себе, она узнала о том, что я у вас была! — прорыдала Ирка в трубку. — У нее истерика!

— У тебя, похоже, тоже, — вздохнул Дима. — Ладно, детка, ты там давай бай-бай. Не хлюпай. Я сейчас поеду туда, все улажу.

Теперь он гнал машину по Бульварному кольцу. Он поехал один. Не взял с собой ни охранника, ни шофера.

Гнал на третьей скорости, думал только об одном: где она? Что с ней? Одинокая баба глухой ночью в этом городе… В этом городе, где и днем-то теперь опасно, где и в солнечный полдень на людной улице Бог весть что может с человеком случиться.

Он поймал себя на мысли, что — надо же — он о ней тревожится, будто о родном человеке. Странно… Как это случилось и когда? Чужая женщина, так нелепо втянутая в орбиту его жизни. Чужая женщина, от которой он ни разу человеческого слова не слышал, — только ледяная издевка, только гневная отповедь… Чужая женщина, а вот ведь уже не чужая! Он гонит машину, он торопится, он встревожен не на шутку, он боится за нее, думает о ней…

Вот она! Слава богу… Дима вздохнул с облегчением.

Нина подходила к переулку. Она еще шла по Бульварному, ковыляла на нетвердых ногах.

Дима сбавил скорость. Поехал медленно.

Пригляделся к одинокой путнице внимательно… Выпила она, что ли? Что-то ее то вправо, то влево заносит… Выпила, не иначе. Мало ему Лары, в последние месяцы их недолгого сожительства пристрастившейся к коньяку. И эта туда же…

Нина свернула в переулок Дима притормозил на перекрестке, провожая Нину внимательным взглядом. Пья-аненькая… Ну, выпила сегодня — это еще не значит, что каждый день попивает. Сегодня у нее повод был. Причина. Побудительный мотив. Ирка. История с Иркой… И, собственно говоря, почему это его занимает, — трезвенница она или нет? Ни в жены, ни в любовницы он ее брать не собирался. Чужая женщина. Вольна поступать так, как ей вздумается…

Нина между тем добрела до его офиса. Остановилась. Обхватила плечи ладонями.

Дима достал мобильный телефон, набрал номер офисной охраны.

— Костров, — сказал Дима в трубку. — Это я опять. Ты ее видишь?.. И меня?.. Ну, умница. Все, не суетись. Все в норме.

Он разговаривал с охранником, не сводя с Нины внимательного взгляда.

Нина подошла к двери офиса. Вынула из кармана молоток и, помедлив, легонько тюкнула им по застекленной двери.

— Дмитрий Андреич, что за цирк? — заорал охранник возмущенно. — Она, блин, стекло раскокает, а нам сиди и пялься?

— Костров, тебе что было велено? — спросил Дима миролюбиво. — Давай, включите там телек. Наши с Белоруссией играют.

Он сунул телефон в карман… Нина все еще стояла возле дверей офиса. Дима положил скрещенные руки на руль, уткнулся в них подбородком.

Нина снова шарахнула молотком по двери, на сей раз порешительней, посильнее, — стекло выдержало и этот удар. Стекло было особенное, суперпрочное, уж Дима-то знал.

Нина опустилась на каменный выступ у стены. Молоток положила рядом с собой. Кажется, она плакала. Дима прищурился, всматриваясь: да, Нина ревела, обхватив вздрагивающие плечи руками. Довел бабу, скот… Доигрался.

Дима смотрел на нее со смешанным чувством покаянного стыда, острой жалости, смятения… Он же хотел как лучше! Он всегда хочет как лучше, а кончается все одним и тем же. Они плачут, его женщины («Но это же — не твоя женщина! А, неважно…»), они плачут, и упрекают его во всех смертных грехах, и говорят, что он туп и бессердечен…

Нина тем временем подняла голову, вытерла слезы, взглянула в сторону машины… Ага, увидела его. Узнала. Сейчас и эта будет кричать, что у него нет сердца. Еще и молотком по темени тюкнет, с нее станется. Даром что голубых кровей, норов — как у Салтычихи.

Дима вздохнул, открыл переднюю дверцу и приготовился к неминуемой каре.

Нина подошла к машине вплотную и встала у открытой дверцы, утирая слезы.

— Молоток забыла, — сказал Дима вместо приветствия. — Поди забери. Вещдок Улика.

— И хорошо, что забыла, — зло возразила Нина. — А то не удержалась бы, саданула бы тебя по башке, скотину!

Значит, он был прав. Его предчувствия его не обманули. Некрасовская женщина. Под горячую руку лучше не попадаться. Коня на скаку остановит и череп тебе раскроит.

— Садись, — сказал Дима, хлопнув ладонью по соседнему сиденью. — Прибить ты меня всегда успеешь. Было бы желание!

— Я тебя просила по-хорошему! — выкрикнула Нина, по-прежнему стоя возле машины. — Как с тобой еще? Что тебе еще сказать нужно, чтобы ты… Со мной не вышло, ребенка совращаешь?

— Какого ребенка? — изумился Дима, вылезая из машины. — Окстись!

— Девочке семнадцать лет! Не трогай девочку!

— Так она сама пришла! — возмутился Дима, подходя к Нине. — Я ей денег дал и отправил с миром!

— Сколько ты ей дал? — Нина смотрела на него с бессильной ненавистью. — Сколько? Говори!

— Ну-ка, успокойся! —