Новые идеи в философии. Сборник номер 5 - Коллектив авторов

Разнородность того, что существует, всего сущего бесспорна, но нет никаких степеней бытия, как такового; нечто существует или не существует. О различиях формы бытия можно говорить только в отношении к природе сущего, – о бытии тела, вещи, о бытии в психической сфере, в сознании.

Понятие бытия есть прежде всего понятие отношения, оно ставит нечто в связь с пространственно-временно-причинно объединенным целым. «Нечто есть» означает: это нечто есть вещь, и далее: она имеет характер «я», это существо, как и мы, самостоятельная, в себе и для себя существующая реальность. «Быть», в последнем счете значит: быть, как «я». «Я» сознает себя в своих переживаниях и вместе с ними непосредственно существующим, не нуждаясь ни в каком экзистенциальном суждении. Смысл «бытия» мы можем понять, только возвращаясь к «я», к источнику понятия бытия.

Мы приписываем вещам бытие, потому что мыслим их подобными нам, т. е. с такою внутренней жизнью, которая так же (относительно) постоянна и самобытна, как наше «я».

Explicite мы применяем, как было сказано, понятие существования только в экзистенциальных суждениях.

Но слово «есть» играет роль (как связка) и в таких суждениях, которые совершенно лишены характера экзистенциальных. Один смысл имеет предложение: «дерево цветет», другой – «есть цветущее дерево». В первом случае нет и речи о «признании» предмета, как такового; просто высказывается мысль, что в дереве находится признак «цветения». Но связка все же находится в известном отношении к понятию бытия, хотя формально она прежде всего является только выражением отношения.

В сказуемом, связанном с подлежащим, легко обнаружить, если сказуемым является глагол, деятельность или состояние подлежащего (субъекта). Непосредственно или в категориальной переработке, но подлежащее считается вещью и вместе с тем субъектом действия или же существом, способным к страдательным состояниям, в буквальном или переносном смысле. В суждении мы выражаем модусы отношения субъекта. Если они изменчивы, мы говорим о состояниях; если они отличаются известным постоянством, мы в сказуемом приписываем субъекту известное свойство и употребляем для этого связку с понятием, играющим роль сказуемого: золото (есть) желто, твердо и т. п.

В понятии свойства заключается двоякий смысл: 1) постоянная связанность сказуемого с подлежащим, (относительно) неизменная встреча определенных качеств и отношений в одном комплексе – вещи, правильная повторяемость этой встречи, на основании которой мысль конструирует эту связь. Вот где чисто эмпирическая основа для понятия свойства. С этим сливается 2) отношение ингерентности – присущности. Подлежащее-субъект считается носителем (ύποχειμέύου substratum) предиката, последний «присущ» ему, т. е. не только внешним образом привходит к нему, но выступает как элемент целого – вещи. Свойство кажется нам формой проявления или деятельности вещи, имея в последней свою почву, свой источник. Этого отношения присущности, которое скрывается и в самых абстрактных суждениях, мы не наблюдаем объективно – оно является, как известно, предметом внутреннего опыта. Но мы переносим это отношение на объекты. Мы знаем его в нас самих и полагаем, что внешняя вещь относится к своим качествам точно так же, как «я» к своим состояниям. Вот первоначальный смысл, который мы имеем в виду, говоря о свойствах вещей. «Я» служит прототипом подлежащего субъекта, его переживания – образцом всех предикатов, а отношение последних к «я» – прообразом присущности.

Бытие «я» растворяется в обладании его различными модификациями. И бытие вещей состоит в совокупности их качеств и сил. Свойства вещей, как объекты познания, не составляют ничего трансцендентального; они только постоянные и признанные за таковые общей научной мыслью формы отношений, в отличие от изменчивых «акциденциальных» состояний. Они разделяют с последними зависимость от переживающего субъекта. Тем не менее они и с теоретико-познавательной точки зрения остаются действительными свойствами вещей и не обращаются в субъективные состояния «я». Быть свойством вещи – значит: иметь в этой вещи свою почву, быть формой действенности вещи, принадлежать к ее бытию. Чувственность качества и все свойства объектов, которые находятся в зависимости от субъекта, являются в силу этого только (действительными или потенциальными) содержаниями сознания, но в то же время они определенным образом обусловлены и самими вещами, т. е. трансцендентными факторами.

Теория познания подтверждает в двух отношениях точку зрения наивной мысли: 1) есть мир вещей, в своем существовании независимый от субъекта, 2) то, что мы с полным правом приписываем вещам, как их свойство, не только образует составную часть объектов, но и имеет свой корень в вещах, обладает истинной объективностью. Она прибавляет только – и это является соображением огромной важности для общего мировоззрения, – что объективное бытие вещей означает не бытие в себе, но бытие вещей для нас, для субъекта вообще.

«Сознание» и «бытие» таким образом – совершенно различные понятия; одно означает отнесение объекта к «я», другое – отнесение к связи предметов, оценка, признающая нечто за реальность, в конечном счете за вещь, за существо, подобное нам, с самобытностью и (относительным или абсолютным) постоянством, продолжительным или вечным, во времени или вне времени. Предметы существуют: они суть вещи со свойственными им деятельностями и состояниями. Предметы суть содержания сознания: они в своих качествах зависят от субъекта, переживаются «я». Есть лишь один мир вещей, который то рассматривается, как таковой, то приводится в связь с «я» и сообразно с этим характеризуется один раз как существующий, другой раз как сознаваемый.

Непрерывное существование вещей, в которое верит наивный человек, с теоретико-познавательной точки зрения означает лишь то, что трансцендентные факторы объектов продолжают существовать и не будучи воспринимаемы нами, в то время как объекты, как комплексы качеств представляют только содержание чужих «я», другого сознания. Пребывание трансцендентных факторов обясняет и то, что мы всегда можем и должны снова находить предметы внешнего мира, т. е. объясняет возможность и необходимость восприятия. Но сами вещи суть нечто большее, чем такие «возможности» (possibilities of sensation), они их виновники и постоянные условия. Приписывая им бытие, мы отличаем их не только от всего воображаемого и от состояний нашего «я», но видим в них существование, подобное «я». Как «я» существует в себе, так и в качествах предметов мы видим свойства, которые, правда, в том виде, как они нам являются, были бы немыслимы без познающего «я», но которые, с другой стороны, коренятся в чем-то, совершенно независимом от субъекта.

Вещами и их свойствами занимаются отдельные науки, трансцендентными факторами только философия – разумеется, лишь более или менее гипотетически – как метафизика. Она не должна вторгаться в области частных наук, но и эти последние не должны выдавать себя за метафизику, т. е. за последнее, окончательное истолкование содержания мира: пусть они будут подлинно «позитивными», т. е. заботятся только о фактах и их связи. Конечно, это не исключает того, что представитель частной науки может оказаться и философом; мы преследуем только отчетливое разграничение различных точек зрения на вещи, а не установление «дуализма». Мы не хотим этого даже в разграничении психического и физического, к которому мы теперь и приступаем.

Физическим (телесным) называется все то, что само является телом или встречается в теле, как состояние и свойство. Дерево, рыба, солнце и т. д. – это физическое, равно как и движение, цвет, звук и т. д. – поскольку эти качества рассматриваются, как свойства тел. При этом мы вполне отвлекаемся от того обстоятельства, что эти качества в действительности могут встречаться только, как содержания переживания, что они зависимы от переживающего субъекта. К физическому миру принадлежит, следовательно, все чувственно воспринимаемое, переживаемое как нечто объективное.

Но если рассматривать чувственные качества в их принадлежности переживающему субъекту, обратить внимание именно на то обстоятельство, что они имеют характер переживаний, содержаний сознания, исследовать их связь с отдельным «я», их явление этому «я», их отношения к актам чувствования, воления, мышления и т. д., то эти же чувственные качества начинают обозначать для нас нечто психическое, нечто, относимое к «я». Сами но себе чувственные качества не могут быть ни физическими, ни психическими, или же будут тем и другим, – только отнесение их, с одной стороны, к объектам, с другой – к «я» делает из них нечто физическое или психическое. Здесь все зависит от двух различных точек зрения на данность, а не от двух рядов качеств. В то время как психология привлекает к исследованию данность в ее непосредственном виде или как содержание сознания, как звено в общей связи «я», – естествознание становится на точку зрения категориальной переработки найденных элементов: для него комплексы качеств суть объекты, вещи, тела в пространстве, отдельные качества интересуют его только как составные части вещей. Естественные науки должны установить, какие качества в определенных комплексах встречаются постоянно и закономерно, в неизменных отношениях взаимной зависимости. Совокупность всех объектов в пространстве вместе с наблюдаемыми в них процессами – это внешний мир. Всякий отрывок из него, вместе с тем, что является только психическим, т. е. никогда не может быть мыслимо, как составная часть и свойство тел – чувства, мысли, волевые акты и т. и. – составляет внутренний мир. Последний является, таким образом, суммой всех наличных содержаний сознания данного «я». Часть их будет абсолютно психической, постижимой только для собственного «я», чужому «я» никогда не доступной в чувственном восприятии; другая же часть будет лишь относительно психической, и в то же время относительно физической, если ее рассматривать как звено внешнего мира. Наконец, трансцендентные факторы объектов, первичные силы, не будучи сами объективно данными, образуют абсолютно физическое, с точки зрения внешнего опыта, хотя бы сами в себе, как внутреннее бытие вещей, как нечто аналогичное нашему «я», они имели характер психического. Трансцендентные факторы объектов, которые не могут, в свою очередь, быть мыслимы как объекты, представляют «истинные» раздражения», вызывающие психические процессы. Однако нам неизвестна внутренняя природа этих раздражений, мы знаем лишь интуитивно-пространственно воспринимаемую или математически-рационально конструируемую форму их деятельности. Мы можем только сказать: с определенными пространственными явлениями, как таковыми, закономерно связаны определенные психические процессы и обратно: эмпирический «параллелизм психического и физического».