Брокер - Джон Гришэм

— Он пришел в ужас.

— Значит, испугался?

— Думаю, да. Кто прикончил Крица?

— Полагаю, что мы, но кто знает? Надежная квартира для него готова?

— Да.

— Хорошо. Посмотрим его квартиру.

Улица Фондацца — тихая жилая улица в юго-восточной части старого города, в нескольких кварталах от университета. Как и повсюду в Болонье, тротуары по обеим сторонам улицы представляли собой крытые галереи. Двери домов и квартир выходили прямо на тротуар. На большинстве домов рядом с домофонами красовались медные таблички с фамилиями, но на доме 112 по улице Фондацца таблички не было. На нем вообще не было никакого обозначения, дом арендовал загадочный бизнесмен из Милана, заплативший за три года вперед. Уайтекер не показывался здесь больше года, хотя это никого не занимало. Обычная квартира площадью шестьдесят метров, четыре меблированные комнаты — 1200 евро в месяц. Не что иное, как заурядная явочная квартира, одна из трех, которые он снимал в Северной Италии.

В квартире были две спальни, крохотная кухня и гостиная с диваном, письменным столом и двумя кожаными стульями. Телевизора не было. Луиджи показал телефонный аппарат, и они, используя иносказания, поговорили об установленном подслушивающем устройстве, не поддающемся обнаружению. В каждой комнате было вмонтировано по два микрофона, очень мощные микрофоны, способные улавливать малейший шум. Были установлены также две крошечные телекамеры — одна в щели старого кафеля над кладовкой, откуда открывался вид на входную дверь. Другую вмонтировали в дешевый светильник, висевший на стене в кухне, откуда был виден черный ход.

За спальней, к вящему облегчению Луиджи, решили не наблюдать. Если Марко найдет женщину, которая согласится прийти к нему в гости, она попадет в поле зрения камеры над кладовкой, и Луиджи этого было достаточно. А если вдруг ему станет совсем скучно, он всегда забавы ради сможет и послушать.

К этой явочной квартире с юга примыкала другая, отделенная от нее капитальной каменной стеной. Там, в пятикомнатных апартаментах, более просторных, чем квартира Марко, обосновался сам Луиджи. Задняя дверь выходила в маленький садик, который не был виден из явочной квартиры, поэтому он мог появляться и исчезать незаметно. Кухня была переоборудована в суперсовременный наблюдательный пункт, где он в любую минуту мог включить камеру и видеть все, что происходит у соседа.

— Здесь они будут заниматься? — спросил Уайтекер.

— Да. Место вполне безопасное. К тому же он постоянно будет у меня на виду.

Уайтекер прошелся по комнате. Удовлетворенный увиденным, все же спросил:

— В соседней квартире все налажено?

— Да. Я провел там две последние ночи. Мы готовы.

— Когда вы намерены его переселить?

— Сегодня днем.

— Отлично. Теперь посмотрим на нашего мальчика.

Они дошли до конца улицы Фондацца, затем свернули на широкую страда Маджоре. Встречу назначили в маленьком кафе «Лестрес». Луиджи купил газету и сел за свободный столик. Уайтекер тоже обзавелся газетой и устроился за соседним столиком. Друг на друга они не обращали никакого внимания. Ровно в половине пятого выпить с Луиджи по чашечке эспрессо заглянули Эрманно и его ученик.

Когда они скинули пальто и обменялись приветствиями, Луиджи спросил:

— Вы, наверное, устали от итальянского, Марко?

— Меня от него тошнит, — улыбнулся тот.

— Вот и хорошо. Говорить будем по-английски.

— Да благословит вас Господь, — сказал Марко.

Уайтекер сидел от них в полутора метрах, почти целиком скрытый газетой, покуривая сигарету с таким видом, словно ничто вокруг ничуть его не касалось. Об Эрманно он, разумеется, был наслышан, хотя вживую никогда не видел. Марко — совсем другое дело.

Уайтекер находился в Вашингтоне по служебным делам в Лэнгли лет десять назад, когда Брокера знали все. Он помнил Джоэла Бэкмана как внушительную политическую фигуру, тратившую на поддержание своей завышенной репутации почти столько же времени, сколько и на обслуживание высокопоставленных клиентов. Он служил наглядным воплощением власти и денег, принадлежа к тем, кого называют «жирными котами», умеющими запугивать и льстить, а также швыряться деньгами ради достижения цели.

Поразительно, что делают с человеком шесть лет тюрьмы. Брокер изрядно похудел и в очках в оправе от Армани был неотличим от европейца. Начал отращивать бородку, в которой явственно проступала проседь. Уайтекер был уверен, что любой американец, войди он сейчас в «Лестрес», ни за что не узнает в этом человеке Джоэла Бэкмана.

Марко обратил внимание на мужчину за соседним столиком, который, пожалуй, посматривал в его сторону чуточку чаще, чем следовало, но не придал этому значения. Они болтали по-английски, что в «Лестресе» само по себе было не столь уж обычно. А вот поближе к университету в любой кофейне слышится многоязыкая речь.

Эрманно раскланялся, допив чашечку кофе. Через несколько минут ушел и Уайтекер. Пройдя несколько кварталов, он нашел интернет-кафе, куда когда-то заглядывал. Подключил к сети свой ноутбук, вышел в Интернет и отправил послание Джулии Джавьер в Лэнгли:

Квартира на улице Фондацца готова, нашего подопечного переселят туда сегодня. Понаблюдал за ним, когда он пил кофе с нашими друзьями. Не будь их, я бы его не узнал. Неплохо приспосабливается к новому образу жизни. Здесь все под контролем, каких-либо проблем не вижу.

Когда стемнело, у дома в центре улицы Фондацца остановился «фиат», из которого быстро выгрузили нехитрый скарб. Марко переселялся налегке, потому что имущества у него практически не было. Две сумки с одеждой да пакет с учебниками итальянского — и ничего больше. Войдя в новую квартиру, он прежде всего почувствовал, что в ней тепло.

— Это уже на что-то похоже, — сказал он Луиджи.

— Я переставлю машину. А вы пока осмотритесь.

Марко осмотрелся, насчитал четыре комнаты с приятной мебелью — ничего особенного, но колоссальный шаг вперед по сравнению с прошлым местом. Жизнь налаживалась — всего десять дней назад он сидел в тюрьме.

Луиджи быстро вернулся.

— Ну, что скажете?

— Беру. Спасибо.

— Не стоит благодарности.

— И людей из Вашингтона тоже поблагодарите.

— Кухню видели? — спросил Луиджи, повернув выключатель.

— Да, отличная. Надолго я здесь задержусь, Луиджи?

— Решения принимаю не я. Сами знаете.

— Догадываюсь.

Они вернулись в гостиную.

— Еще кое-что, — сказал Луиджи. — Во-первых, Эрманно будет ежедневно приходить сюда для занятий. С восьми до одиннадцати, потом с двух и до того часа, когда пожелаете остановиться.

— Замечательно. Только, пожалуйста, переселите юношу в приличную квартиру. Его жилье — позор для американских налогоплательщиков.

— Во-вторых, улица эта очень тихая. Приходите и уходите быстро, не вступайте в разговоры с соседями, не заводите знакомств. Помните, Марко, вы оставляете следы. Чем заметнее след, тем больше шансов, что вас найдут.

— Я слышал это уже раз десять.

— Выслушайте еще раз.

— Успокойтесь, Луиджи. Соседи меня не увидят, обещаю. Мне здесь нравится. Куда лучше моей тюремной камеры.

Глава 14

Заупокойная служба по Роберту Крицу состоялась в похожем на клуб мавзолее в шикарном пригороде Филадельфии, города, где он родился, но куда не приезжал по меньшей мере тридцать последних лет. Он умер, не оставив завещания или иных распоряжений, возложив на несчастную миссис Криц не только бремя доставки его останков из Лондона, но и решения относительно того, как с ними поступить.

Сын настаивал на кремации и довольно скромном захоронении в мраморном склепе, защищенном от непогоды. В эту минуту миссис Криц готова была согласиться на любой вариант. Семичасовой перелет через Атлантику (во втором классе) с останками мужа в багажном отсеке под ее ногами, в специальном ящике, предназначенном для транспортировки покойников, едва ее не добил. А затем еще и хаос в аэропорту, где ее никто не встретил и не избавил от неприятных хлопот. Чудовищная неприятность!

На службу пускали по приглашениям — это условие поставил экс-президент Артур Морган, не желавший кого-либо видеть после двухнедельного пребывания на Барбадосе. Если он и был опечален смертью друга всей своей жизни, то никак этого не показал. Он настолько дотошно вникал в детали похорон вместе с членами семьи Крица, что его уже хотели попросить не соваться не в свое дело. И дату похорон перенесли из-за Моргана. Порядок службы и поминания его тоже не устраивал. Он неохотно согласился произнести прощальное слово, хотя предупредил, что оно будет совсем кратким. Дело в том, что он недолюбливал миссис Криц, которая, впрочем, платила ему той же монетой.

Семье и немногим собравшимся друзьям казалась совершенно неправдоподобной версия о том, что Роберт Криц напился в лондонском пабе, а потом, кое-как выйдя на улицу, упал под колеса проезжавшей машины. Когда вскрытие показало изрядный уровень героина в крови, миссис Криц была просто ошеломлена и попросила протокол вскрытия запечатать и никому не показывать. О наркотике ничего не сказала даже детям. Она была абсолютно уверена, что ее муж никогда не прикасался к запрещенным наркотикам — пил он много, но об этом мало кто знал, — и преисполнилась решимости сохранить его доброе имя.