Стёртые буквы - Елена Первушина

— На рассвете, говоришь? А ты сама слышала?

— Зачем мне это? Ну что, понравилась тебе сказка?

— Чему ж тут нравится? Мрачная история.

— Ну так тебе не угодишь! Ладно, хватит мне попусту болтать. Я пойду во двор, посуду помою, пока не стемнело.

В доме, как всегда, пахло фиалками — любимыми цветами Кэми. Наверняка она все утро провозилась с горшками — что-то пересаживала, ощипывала, удобряла. Кэми Зеленые Руки — так называли ее соседи. При здешней неистребимой привычке давать язвительные прозвища таким имечком можно было по праву гордиться. Например, Элару, мать Нея, все звали Горихвосткой только потому, что звать ее в лицо Задери-хвосткой было чересчур даже для здешних. Андрета величали Кошатником и Влазнем (за то, что пришел с пустыми руками на женино добро), а того же Нея — Кукушонком.

Сквозь легкий цветочный аромат пробивались запахи сушеных трав и кореньев, масла и уксуса с кухни, легкий запах известки да еще едва различимый и все же неистребимый запах кошачьей мочи. Впрочем, для Андрета этот последний был настолько знакомым и родным, что без него, пожалуй, он не ощутил бы такого покоя и удовлетворенности. Тренированый нюх не раз сослужил Андрету добрую службу. Однажды он уловил слабый запах масла от монеты, и это помогло ему распутать весьма сложное дело.

А вот у Ксанты в Храме кошек никогда не бывало. И цветов тоже. Там пахло пчелиным воском, непряденой шерстью и сухими фруктами. Воском она собственноручно натирала дощечки учениц, шерсть терпеливо разбирала руками — волосок от волоска, пока та не превращалась в объемное пушистое облачко, и потом пускала на набивку вязаных игрушек. А запах фруктов шел от многочисленных подношений, которые Ксанта сушила на плоских крышах мастерской и клети. И цветов Ксанта тоже не любила. Говорила, что любоваться букетом или венком — это все равно, что любоваться отрубленной человеческой головой на шесте. И золото с серебром не любила — тоже по очень практическим соображениям. Ей часто приходилось ходить по городу вечером, а то и глухой ночью, и она предпочитала не носить ничего ценного. Ей надо было дарить украшения из дерева, кожи и полудрагоценных камней — их она принимала благосклонно и даже иногда надевала.

Кэми бесшумно возникла сзади и осторожно положила руку на его плечо.

— Люди думают, что это Пила и Вопатый виноваты, — сказала она негромко. — Они давно злобились.

— Скорее всего, люди правы… — протянул Андрет задумчиво. Юрг Пила и Коре Вопатый были младшими сыновьями Элары.

Младшими, но в отличие от Нея законнорожденными. Юрг получил свое прозвище за неровные верхние зубы и въедливый нрав, а Коре за то, что так и не научился правильно выговаривать слово «лопата». Одному было около шестнадцати лет, второй — помоложе, но все признавали, что оба брата — мужики серьезные и если сообща навалятся, забьют кого угодно. Все четверо: мать и трое сыновей — владели большим фруктовым садом ниже по реке, продавали урожай Келаду на вино и пока не бедствовали. Но если бы Ней надумал жениться, Элара без колебаний выделила бы ему его долю, а Юргу с Корсом пришлось бы поумерить свои аппетиты. Так что смерть Кукушонка (если он и правда мертв) пришлась бы им весьма кстати. Убить братца они могли, спору нет. И рука бы поднялась, и сил бы хватило. Но убить и при этом не наследить? Нет, это несерьезно. «Не те это люди, чтобы меня за нос водить, — думал Андрет. — Перепить — еще куда ни шло. Побить — охотно верю. Но глаза отвести — да ни в жизнь! Или их подучил кто, или все было не так».

— Как там Горихвостка? — спросил он у жены. — Сильно горюет? Та вздохнула.

— Молчит, не плачет. Сыновьям и полслова не сказала.

— Мне бы поговорить с ней. Как думаешь, станет?

— С тобой-то кто не станет! — улыбнулась Кэми. — Попробуй, &уже не будет. Я ей баночку меда давно обещаю — вот и отнесешь. Кыш вы, проклятущие!

Это было адресовано Плюшке и Проглоту, которые по своему обыкновению с наглыми мордами развалились на хозяйской кровати.

Ночью муж и жена соединились, но пока Андрет мог думать, он все время размышлял о том, что завтра снова увидит Ксанту. И позже, когда Кэми засыпала, он пытался думать о пропавшем парне и снова получалось только о Ксанте.

5

Если на вечер никакой срочной работы не было, Андрет отправлялся в Храм Тишины. Входил через черную дверь на кухне, наскоро съедал какие-нибудь холодные овощи прямо из котелка (мясо Ксанта ела редко и обычно жарила пару кусков на решетке, специально для него). Зато она каждое утро начинала с того, что собирала на огороде свежие травы, мелко резала их и растирала с солью и маслом. Деревянная чашка с этим зеленым соусом всегда стояла на кухне, и Андрет обычно щедро поливал им успевший уже подсохнуть с утра хлеб. Потом брал горсть сушеных фруктов, кружку сидра побольше и уходил в спальню. Ложился на покрытую множеством пестрых покрывал перину, подсовывал подушку под локти и сквозь дырочку в плетеной циновке, занавешивающей вход, смотрел, как во внутреннем дворике у бассейна Ксанта школит молодых девиц. Официально она готовила нобельских дочек к тому, чтобы они блистали на празднествах в более крупных и знаменитых храмах. Неофициально — обучала золотых невест держать хозяйство в кулаке, а мужа — на коротком поводке. Большинство гранд-дам города прошли в свое время через ее школу.

Обычно Андрет приходил уже в сумерках и поспевал как раз к танцам. Лежал, жевал сушеные яблоки, отхлебывал сидр и хихикал про себя: «Знал бы отец, что перед его сыном будут когда-нибудь танцевать лучшие невесты иноземного государства!» Иногда Ксанта приглашала подработать из соседнего храма флейтистку или цимбалистку. Но чаще она сама отбивала ритм колотушкой или негромко нараспев читала храмовые гимны, а иногда, и любовные стихи былых времен. «Вот вечно так: надо умереть, чтоб тебя заметили! Сейчас что, у вас в городе стихи не пишут?» — поддразнивал он. «Это им и без меня споют!» — отмахивалась она.

Впрочем, дырки в циновке были совсем маленькие, и он больше слышал, чем видел. Мелькали какие-то стройные тени в развевающихся одеждах, доносился шорох шелков да перестук каблучков. Иногда, впрочем, благородные девицы с подачи Ксанты выдавали такую дробь, что, казалось, во дворе резвится стадо кобылиц. И все же большинство танцев были медленными и томными.

— Представьте себе раннее утро. Рассвет. Вы в Храме, и лучи падают сквозь узкие окна с цветными стеклами. И когда вы в большом кругу, вы купаетесь в этих лучах, — командовала Ксанта.

— А в малом круге темно? — спросил нежный девичий голос.