Бернадот. От французского маршала до шведского короля - Борис Григорьев

1802–1803 годы, по мнению А. Палмера, были самыми опасными в жизни и карьере Бернадота. Наполеон был рассержен в очередной раз — теперь его отказом отплыть к месту назначения в США. Арестовали и отправили в ссылку генерала Моро. Генерал, по своим взглядам республиканец, слишком долго, как и Бернадот, оглядывался по сторонам, чтобы наконец на что-то решиться, а когда настало время действовать, то вокруг оказались лишь роялисты — сторонников Республики всех ликвидировали, и их можно было пересчитать по пальцам.

А роялисты, поднявшие головы после объявления Англией войны и разжигания восстания шуанов в Вандее, вновь представляли определённую силу. У Моро, пишет Венкер-Вильдберг, не хватило силы поднять знамя республики, и он оказался невольным трабантом в лагере роялистов. Моро нехотя, как бы вслепую, вступил в контакт с Жоржем Кадудалем и прибывшим из эмиграции кабинетным генералом Пишегрю, которые на деньги графа-эмигранта Артуа готовили покушение на Наполеона. Полиции Фуше удалось выследить и поймать и Пишегрю, и вождя шуанов Кададуля, а потом вслед за ними арестовали Моро и ещё дюжину роялистских фрондёров. Бернадот, который, как мы уже упоминали выше, предлагал Моро вернуть Францию к состоянию до 18 брюмера и употребил всё свое красноречие, чтобы втянуть в переворот нерешительного и лабильного Моро, теперь и сам оказался замешанным в роялистский заговор.

После раскрытия заговора Пишегрю Наполеон хотел непременно разделаться со всей старой генеральской гвардией, включая и "гражданина Бернадота", и только вмешательство Жозефа Наполеона снова отвело от него беду. Д. Сьюард пишет по этому поводу: "Не оставляет никакого сомнения тот факт, что Бернадот был причастен к наговору, но получил помилование исключительно ради Дезире". Хорошо осведомлённый Жозеф снова оказался верным другом и искренним родственником! Что сталось бы с Бернадотом, не будь над его головой охраняющей длани свояка?

Согласно Венкер-Вильдбергу, разочарованный нерешительностью коллег-заговорщиков, Бернадот якобы успел вовремя отойти в сторону, но зато его супруга Дезире якобы проговорилась о заговоре первому консулу. Впрочем, замечает историк, Наполеон, благодаря Фуше, и без неё находился в курсе событий. Кадудаля казнили, Пишегрю покончил с собой в тюрьме, а Моро отправили в ссылку в Америку. Бернадот, благодаря семейным связям, снова остался целым и невредимым, но без работы. В это же время за несогласие с первым консулом был отправлен в почётную ссылку в Италию его брат Люсьен (позже брат эмигрирует в США). Первый консул в каждом из своих бывших коллег видел теперь соперника или заговорщика и дал полную волю полицейским ищейкам всех трёх служб: Фуше, Савари и Даву.

Опять для Бернадота наступил период безделья, и опять в дело вмешался сердобольный свояк Жозеф. Как вспоминал потом сам Бернадот уже в качестве шведского короля Карла XIV Юхана, "Бонапарт не был склонен к мести, и когда он, для усиления собственной власти, высказал пожелание крепить семейные узы, мир снова восстановился. Когда же Бернадот появился в Тюильри, то встретил там, как человек с талантами к великим делам, дружеское расположение, хотя и постоянно мучился от неудовлетворённого честолюбия… Между тем Бонапарт сказал своему брату, что к причудам Бернадота следовало относиться более снисходительно". Вряд ли так благодушно рассуждал наш герой в описываемое им самим время! Но какие бы строки в свои мемуары ни вписывал король Швеции, нужно наконец признаться, что Наполеон и в самом деле проявил по отношению к нему максимум великодушия, терпения, семейного снисхождения и благожелательства.

В январе 1804 года адъютант Бернадота полковник Жерар повёл шефа к знаменитой парижской гадалке мадам Ленорман, постоянными клиентами которой были многие сановники Франции. Жерар представил Бернадота купцом, но гадалка сразу обнаружила (по картам, разумеется!), что клиент — генерал и родственник Наполеона и что он однажды станет королём далёкого королевства. Бернадот, сообщает Венкер-Вильдберг, посмеялся над предсказанием, но ушёл от гадалки в хорошем расположении духа.

Но совесть его была вряд ли спокойна. В цитировавшемся выше письме Бернадота к Люсьену Бонапарту от 1804 года говорится: "Теперь нет иной чести, кроме как быть рядом с ним (Наполеоном. — Б.Г.), с ним вместе, выражать себя посредством него и, к несчастью, жить только для него, потому что в обычаях суверенного народа появилось желание без всякого сомнения и без всяких условий лишать себя всего ради императора… Вперёд, солдаты, марш! И вместо "да здравствует республика!" — "да здравствует император!". Ведь так намного красивей".

Тем не менее, когда "благодарная общественность" Франции — генералы, офицеры, сановники — 6 мая 1804 года преподнесли первому консулу адрес с предложением стать императором Франции, то третьей по счёту, после подписи Мюрата и Массена, на нём значилась подпись "любимого" свояка Жана Батиста Бернадота. Не блистал Бернадот и отсутствием на церемонии коронации Наполеона и торжественно нёс подушку с орденами императора.

Генералы и оппозиционеры типа Моро, Карно и Лафайета удалились от активной деятельности и ждали, когда ненавистный им диктаторский режим изживёт себя и падёт сам собой. Ждать им пришлось долго. Другие генералы типа Бернадота, Массена и Ожеро остались во Франции и стали служить Наполону верой и правдой, потому что, как объясняет Хёйер, другого выхода для того, чтобы служить родине и одновременно пытаться подрывать режим изнутри, у них не было.

Всё было бы хорошо, если бы на самом деле они: а) служили родине, а не диктатору, в чём они сами сильно сомневались и о чём, кстати, сам Бернадот сказал выше достаточно недвусмысленно, и б) если бы с их стороны была предпринята хотя бы одна реальная попытка навредить этому самому режиму. Отнюдь! Все эти генералы-республиканцы, ставшие маршалами, князьями, проконсулами и королями и получившие сказочные почести, о каких они не могли мечтать в самых безумных снах, сделали вид, что не заметили, как их самым вульгарным способом купили. О, они знали, какой ценой они получили все эти милости и почести, и внутри себя стыдились этого, а потому время от времени "взбрыкивали" под седлом взнуздавшего их седока и, чтобы совсем не упасть в глазах людей, время от времени высказывали глухую критику в адрес бывшего консула, а ныне — императора. Этим их фрондёрство в основном и ограничивалось. А когда диктатора в 1814 году загнали в угол, то все они бросили его и мигом разбежались в разные стороны.

Поэтому Бернадот, ничем к тому же не рискуя (Жозеф и Дезире всегда были рядом), голосовал якобы против продления полномочий первого консула и превращения их в посмертные. Так же "смело" он выступил против конкордата, не соглашался с учреждением Почётного легиона и избранием Наполеона в императоры, а потом послушно становился шефом когорты этого легиона, принимал в дар резиденции-дворцы, клялся в вечной преданности императору Наполеону и верой и правдой утверждал его власть на оккупированных территориях.

А Наполеон, всё время опасавшийся хрупкого и неон ределён нош нейтралитета Бернадота, решил задушить его своим великодушием. В конце апреля 1804 года он вызвал к себе опального генерала и имел с ним продолжительную беседу. О содержании этой беседы Бернадот сказал мадам Рекамье следующее: "Я не обещал ему любовь, но обещал лояльную поддержку, и я сдержу своё слово". Наполеон не был неблагодарным, и уже 10 мая 1804 года произвёл Бернадота в маршалы. В списке 12 маршалов Бернадот занимал почётное седьмое место. Когда 23 мая в Сен-Клу наполеоновские генералы получали маршальские жезлы и давали клятву на верность новому императору Франции. Бернадот проявил инициативу и выступил с речью, в которой, в частности, сказал:

— Сир, я долго верил, что Франция будет процветать под республиканским правлением. Это убеждение вело меня до тех пор, пока мой опыт не показал, что оно ошибочно. Прошу Ваше Величество оставаться в полной уверенности в моём желании выполнить любой ваш приказ, который вы мне поручите.

Наполеон растрогался и тепло пожал ему руку.

Бернадот, отступивши назад, присоединился к группе генералов, среди которых находился и генерал Сарразэн. Тот слегка напрягся, ожидая услышать от своего шефа какую-нибудь очередную колкость, но его удивлению не было предела, когда маршал Бернадот прошептал:

— Клянусь тебе, что отныне у Бонапарта не будет вернее друга, чем Бернадот!

Потом последовало награждение Большим крестом Почётного легиона, назначение командиром его 8-й когорты и предоставление в безвозмездное пользование официальной резиденции — выкупленного у опального Моро дворца Гросбуа стоимостью 800 тысяч франков. (Какая ирония судьбы!) Когда при осмотре дворца выяснилось, что всю мебель из него уже вывезла супруга первого консула Жозефина, Наполеон также великодушно дал указание Фуше взять из казны необходимую сумму на приобретение для жилья Бернадота новой обстановки. "Умное поведение" оказалось весьма выгодным и прибыльным.