Остров обреченных - Богдан Сушинский

– Из-за девицы, которую уже даже запрещено именовать герцогиней? – окончательно добил его лейтенант; и, наорав на него, адмирал вынужден был выставить Гардена из каюты.

Тем временем маркграф оказался довольно тонким политиком. Еще до бала все, кому положено было знать это, знали, что адмирал не прибудет и что герцогиня пребывает в натянутых отношениях с ним, поскольку недовольна крутостью его нрава и жестокостью, с которой он обращается с матросами. О крутости и жестокости де Роберваля в городе уже были наслышаны, а потому отношение к ним мужественной Нордической Герцогини лишь увеличивало к ней уважение. Кто-то даже советовал обратиться к королю с петицией о смещении адмирала.

Не помешало ореолу славы Маргрет и «по секрету» распространенное известие о ее романе с неким шевалье, с которым родители и адмирал запрещают ей встречаться. Опасаясь, как бы адмирал не решился очернить свою племянницу, распустив слух о ней как об изгнаннице и развратнице, маркграф сам одаривал городскую знать пикантными подробностями того, как, решившись на путешествие в Новую Францию, Маргрет тайно была помолвлена с одним небогатым, но храбрым офицером, и это вызвало гнев ее отца и дядюшки-адмирала. Маркграф сообщал об этом накануне бала лишь самым достойным людям города, не скрывая при этом своего восхищения храбростью и отчаянностью герцогини-мореплавательницы, которое, конечно же, в разной степени, но все же не могло не передаваться знатным горожанам. Особенно их женам.

– Но вы-то, герцогиня, понимаете, что, возможно, с первых же дней нашим солдатам придется сражаться за эту землю? Причем не только с туземцами, но и с англичанами, которые успели колонизировать значительную часть Канады? – подошел к ней с бокалом вина комендант Гавра генерал де Колен.

– Неужто вы не уверены в своих солдатах, генерал?

– Поначалу их будет слишком мало, – слегка опешил де Колен, он-то вел речь о женских страхах, а не о долге солдата. – А главное, англичане станут отчаянно сражаться. Для них это вопрос чести.

– А для нас, генерал, – нет?

Два других генерала и несколько гражданских едва сдержали улыбки и на всякий случай отвели взгляды, делая вид, что ничего не произошло.

– Ну, понимаете ли, герцогиня…

– Для нас земли Новой Франции – это не вопрос чести? – стояла на своем Маргрет. – Или мы уже привыкли к тому, что в самые трудные часы Франции приходится уповать только на Жанну д’Арк?

– Не будем упоминать здесь имя отлученной от церкви и сожженной на костре.

Отлучить от церкви – еще не значит отлучить от Франции. А я – француженка. Что же касается костров… Женщина должна восходить только на те костры инквизиции, которые сама же и разводит, то есть на костры любви. Никакие другие костры ни сжечь женщину, ни тем более очистить ее душу, не способны.

Теперь уже генерал буквально оторопел. Ничего подобного слышать из уст женщины ему не приходилось. Чувствуя, что беседа зашла в тупик, комендант дипломатично прокашлялся. Генералы тоже потупили взоры. А все вместе подумали: «Как хорошо, что при этом не присутствуют церковники».

– В любом случае вы ведете себя, как подобает истинной вице-королеве Новой Франции, – достойно вышел из положения комендант де Колен. – Я восхищен.

Выслушав еще несколько заздравных речей и множество слов восхищения, Маргрет вышла на балкон. Дом стоял на возвышенности, и отсюда хорошо были видны освещенный лунным сиянием залив и помеченные сигнальными огнями очертания судов. Там, за ними – за этими судами и заливом – начинался Великий Океан, среди покорителей которого отныне будет и ее, Маргрет де Роберваль, имя. А все остальное, все эти интриги в родовом замке и в каюте капитана… Чего они стоят? Что они – перед таинством нового покорения океана, перед познанием, перед славой и вечностью? Так о них ли, об интригах, стоит думать в эти дни?

– Если у вас возникли сомнения в правильности вашего выбора, – появился рядом с ней мэр, высокий сухопарый старик, длительное время, как ей сказали, пребывавший здесь же, в Гавре, в качестве королевского судьи, – вы можете остаться в нашем городе. Я поинтересовался у Артура де Мовеля. Он готов отвести вам под жилье этаж, который вы занимаете. И это – в одном из лучших особняков города.

– А вы, если бы вам предстояло уйти завтра к неведомым землям, тоже избрали бы один из этажей этого особняка?

– Я, пожалуй, да, – ответил мэр, после некоторого колебания. – Но лишь пребывая в том возрасте, в каковом пребываю сейчас.

Маргрет мило улыбнулась ему, считая, что тема исчерпана.

– Мы все полюбили вас, герцогиня. Нордическая Герцогиня, – сменил тон бывший королевский судья, который блистал, правда, довольно молчаливо, и на вчерашнем приеме. – А мне лучше, чем кому бы то ни было, известно, что за люди будут в командах эскадры и что за сброд начнет прибывать в Новую Францию на кораблях, которые последуют за ней.

– Пусть меня утешает то, что все это мне еще только предстоит узнать.

Теперь Маргрет точно знала, что у нее все еще действительно есть выбор: уйти с эскадрой или остаться. Если бы она избрала особняк родственника маркграфа, адмирал уже не в силах был бы предпринять что-либо такое, что вынудило бы ее следовать в порт или хотя бы породило ощущение униженности. Присутствовавшие здесь аристократы просто не позволили бы адмиралу сделать это или же не оставили бы такое поведение безнаказанным. Да и сам Роберт де Роберваль выглядел бы в этой ситуации самоубийцей.

Но именно потому, что теперь у нее был выбор, Маргрет решительно избрала корабль, вояж, океан, Новую Францию… Не чувствовать себя изгнанницей, не нести на себе крест родительского проклятия, а оставаться верной собственной воле – вот то, что вдохновляло ее теперь, «нордическую герцогиню, вице-королеву Новой Франции»!

Маргрет танцевала минует с каким-то бравым полковником, когда к маркграфу подошел только что появившийся полицейский офицер. Герцогиня уже знала, что де Мовель был с ним в приятельских отношениях и тоже привлек его к поискам шевалье д’Альби. Но по выражению лица маркграфа поняла, что и на сей раз вести неутешительны. Как жаль!

– Мы все восхищаемся вами, – молвил полковник, подобострастно целуя ей руку после танца. – Особенно я, полковник, барон фон Ринке.

– Я это уже слышала, барон, – не очень внимательно и не очень вежливо заверила его Маргрет. – От других. А ценными подобные слова становятся лишь в устах того, кто молвил их первым.

– И кто же был сей избранник судьбы? – нервно напрягся полковник, ожидая услышать имя своего соперника.

– Отец города.

– О, это весьма благородный старик, – вновь ожил полковник, довольный тем, что его не пытаются столкнуть лбом с реальным соперником. – Завтра же я и все мои офицеры будем в порту, среди провожающих.