Козырной стрелок - Андрей Ильин

О гражданских он так много сказать не мог, так как они были без лычек и без оружия. Они все были на одно лицо.

Совершенно невыразительное, с точки зрения, военного разведчика, лицо.

Там, где Борец мог выделить лишь несколько отличительных признаков, профессионал-филер перечислил бы несколько сот.

Но Борцу не надо было несколько сот. Ему было довольно трех, чтобы запомнить нужные ему лица. Что, что, а фотографическую память во время бесконечных тренировок по наблюдению за территорией условного противника ему натренировали. Уж коли он запоминал за одно занятие по полусотне номеров условной бронетехники противника, то три лица уж как-нибудь...

Борец перевел бинокль на окна. Вернее, на три окна квартиры, где согласно прописке жил Шустрый. Если он не ошибся, то буквально через три-четыре минуты Шустрый и гости мелькнут в проеме окон.

Точно. Вон он. Прошел из коридора сразу на кухню. На лил в стакан воды и выпил залпом. За ним просеменила девушка. Придвинулась вплотную, потерлась щекой о плечо.

Приятели, похоже, остались в коридоре. Или они спешат или Шустрый их в комнаты просто не пустил. Потому что они «шестерки».

Так, и что дальше?

Шустрый, оттесняя свою даму, прошел в комнату, открыл отделение в «стенке», что-то вытащил, что-то крикнул и передал какой-то небольшой сверток своим, выглянувшим из коридора «шестеркам». После чего сбросил ботинки и в чем есть завалился на диван. Дама нерешительно встала рядом. Но стояла недолго. Шустрый схватил ее за руку и потянул к себе.

Что обозначало, что в ближайшее время уходить из квартиры он не собирался. А вот «шестерки», напротив, торопливо покидали помещение.

Если бы Борец проводил операцию силами своего подразделения, он обязательно отрядил бы за «шестерками» пару бойцов, чтобы они узнали, куда и зачем те пошли. Но Борец был один и раздваиваться не умел. Ему, уж коли тот объявился, надлежало отсматривать более значимый «объект». От-сматривать Шустрого. Глаз от него не отрывая, чем бы тот ни занимался.

Шустрый занимался своей пассией. Занимался недолго, после чего уснул.

Но спал тоже недолго. Часа полтора. Через полтора часа вернулись «шестерки». Они вошли в подъезд, и почти тут же проснувшийся и резко привставший на диване Шустрый, накинув халат, прошел в коридор. Быстро вернувшись, он бросил на стол небольшой пакет. Почти такой же по размеру, как тот, что передавал «шестеркам».

Шустрый развернул пакет и вытащил какие-то прямоугольнички. Красного цвета. Кажется, с каким-то рисунком на одной стороне. Да не с каким-то рисунком, а с гербом. И не прямоугольники это, а паспорта. Заграничные паспорта. А зачем Шустрому заграничные паспорта, если...

Шустрый отошел от стола к дивану. Девушка лениво потянулась и вытащила из-под одеяла руки навстречу своему любимому. Тот подошел, протянул свои руки и резким рывком выдернул девушку из постели. В чем есть.

Та что-то сказала. Шустрый ухмыльнулся и молча бросил в нее ее одежду. Пока девушка, путаясь в рукавах, собиралась, он, недовольно глядя на нее, мял и прикуривал сигарету.

Девушка еще раз оглянулась, словно надеясь, что сейчас все изменится. Но ничего не изменилось. Шустрый подтолкнул ее в сторону двери. Через которую чуть раньше спровадил своих «шестерок». Через мгновенье девушка выскочила из подъезда и не оглядываясь побежала по улице.

Девушка выскочила и побежала, но... но могла вернуться в любое мгновенье. Например, чтобы выяснить отношения. Или, что вернее, что-нибудь, забыв, надеть. Могла вернуться...

А когда люди только что ушли и вдруг в дверь снова раздается звонок, хозяева считают, что гость вернулся, и смело открывают дверь, не рассматривая визитера в глазок. Уход гостя и чей-то приход они связывают в единое событие.

И значит, у Борца появляется шанс. Выпадет ли он еще раз, сложатся ли так удачно обстоятельства — неизвестно.

Сейчас — сложились!

И значит... Значит, их надо использовать. Если успеть за три минуты. Которые еще свяжут звонок с хлопнувшей дверью пассией.

Надо успеть! Потому что там, в комнате. Шустрый рассматривал заграничные паспорта. Возможно, с проставленными визами... И если сейчас не успеть... То можно уже не Успеть!

Борец мгновенно свернул свой НП, сорвав со штатива и бросив в дальний, заваленный случайным мусором угол бинокль. И за ним штатив. И все прочие, не нужные ему сейчас вещи. Потом, после, их можно будет вернуться и забрать.

И заодно после себя прибрать...

Прыгая через пять ступеней, Борец спустился на первый этаж. Там, уже очень спокойно, он открыл дверь во двор, быстрым шагом вышел на улицу, пересек улицу и зашел в подъезд. Подъезд дома Шустрого.

В подъезде, где никого не было, он, снова прыгая через три ступеньки и надевая на ходу перчатки, забежал на нужный этаж и, встав возле нужной двери, позвонил.

Что делать дальше, он до конца не продумал. Он знал только, что надо что-то делать. Немедленно делать. Пока...

— Кто? — спросил из-за двери недовольный голос. — Ты, что ли? — щелкнул замок.

Борец сдвинулся из поля зрения глазка и прижался спиной к стене. Дверь приоткрылась.

— Забыла, что ли, чего?

Капитан мгновенно протиснулся в приоткрывшуюся щель, схватил хозяина дома за потенциально опасные, не исключен но, удерживающие оружие руки, притянул их к земле и сильно ударил лбом в лицо.

Шустрый охнул, обмяк и осел на пол.

Борец втянул его в коридор и, оглянувшись, прикрыл дверь. Минимум минуты две поверженный враг должен был быть безопасен. Но все равно... Капитан вытащил из халат Шустрого пояс и очень крепко, вывернув, стянул ему за спиной кисти рук. Длинную полу халата он, скрутив в плотный кляп, засунул ему в рот.

Клиент был обезврежен и упакован. Как часовой, которых капитану Борцу в его боевой практике приходилось обездвиживать и обезвреживать не один десяток раз. И между прочим, ни один самостоятельно не развязался и не закричал.

Покончив с хозяином, Борец прошел в комнату и первое, что увидел, — иностранные паспорта. Паспорта были новые, только что выданные. Вчерашним числом выданные. Паспорта были выписаны на Шустрого и еще на каких-то людей. Виз в паспортах не было. Но все равно были паспорта, что доказывало, что уголовники готовятся к переходу через границу. А визы... визы можно проставить в любую минуту.

Сволочи!

Борец устало сел в стоящее рядом кресло. Устало не потому, что перетрудился, бегая туда-сюда по лестницам, а потому, что сделал то, что сделал. Спонтанно сделал. И еще неизвестно, хорошо или плохо сделал... В любом случае вот они, паспорта, и вот он, Шустрый. У которого, кроме него, Борца, тоже находятся дискеты со счетами банков. Вот только где находятся?

В коридоре завозился поверженный пленник. «Язык», которого еще нужно было разговорить. Очень быстро разговорить. Ведь положение почти как на фронте — территория даже не нейтральная, а чужая, в любую следующую минуту противник может хватиться своего пропавшего бойца, может начать его искать и может прийти сюда.

Шустрый замычал. И завозился еще активней. Борец вышел в коридор, ухватил его за плечи, проволок по полу и бросил на диван, где он совсем недавно очень неплохо и совсем в другой компании проводил свое время.

— Мты-ы кто-о-о? — промычал Шустрый, испуганно глядя на здорового бугая, который стоял перед ним.

— Кто я? — переспросил Борец.

— Мм-мгы, — закивал головой Шустрый.

— Прохожий я. Шел мимо. Зашел на огонек. Говорить будешь?

Шустрый отчаянно замычал.

— Значит, не будешь? — сделал вывод Борец и резко ударил пленника в челюсть. Профессионально ударил, раскраивая кожу.

— Мм-у-у-у! — замычал Шустрый.

— Ну так будем говорить? Или будем молчать? — еще раз спросил капитан.

Шустрый скосил вниз глаза. И еще раз. И еще. Показывая на торчащий изо рта кляп.

Кляп Борец не вытащил специально. И задавал вопросы, не вытащив кляп, тоже специально. «Языка» надо вначале бить, а потом давать возможность говорить. Когда бьют, не давая возможности ничего сказать, — это страшно. Это значит, что могут убить, и значит, что ты не очень нужен. Прежде чем дать возможность говорить, надо сломить «языку» волю. Во фронтовых условиях это происходит автоматически. Пока «языка» захватывают, обездвиживают и где волоком, где на себе перетаскивают через линию фронта, на нем живого места не останется. Этого перетаскивать было некуда. И значит, следовало давить на психику на месте.

— Значит, хочешь молчать. Хочешь упорствовать. Еще несколько крайне болезненных ударов по корпусу.

— У-уу! Угу! Мммм-м!

— Ах, у тебя кляп? — вспомнил Борец. — Ах ты говорить не можешь?

— Мгы-ы! — закивал Шустрый.

— А кричать не будешь?

— Мммы-мы! — замотал головой Шустрый.