Тайна золота инков - Наталья Александрова

– Не то чтобы лично, но Любомирский – человек известный в научных кругах… точнее, был известным, – спохватился Максим. – Ведь ты говоришь, он умер…

Он задумался, потом поднял глаза на Алю:

– Пожалуй, я возьму этот компас и покажу одному человеку. Очень хорошему специалисту. Он расскажет, что это за вещь, где сделана, какова ее история…

Он протянул уже руку, чтобы взять со стола компас, но Аля ему помешала.

Она сама не поняла, что с ней случилось.

Она схватила компас со стола, сунула в карман домашней кофты и проговорила с неожиданным раздражением:

– Нет, я не могу его отдать! Он же не мой…

– Родная, что с тобой? – Максим смотрел на нее удивленно. – Чего ты испугалась?

Что-то в его голосе ей не нравилось. Какая-то в нем прозвучала фальшивая нота. И лицо… оно показалось ей каким-то незнакомым, как будто это не Максим, ее Максим, а какой-то совершенно чужой, незнакомый человек… Ведь она так хорошо его знала, чувствовала его настроение с опережением. Могла угадать, когда он не в духе, тогда нужно отвлечь его разговорами о его любимой истории, узнавала безошибочно, что он начинает тяготиться общением с нею, и тогда, чтобы не ставить его в неловкое положение, делала вид, что спешит, чтобы он мог уйти, не теряя лица.

– Чего ты испугалась? – повторил Максим. – Ведь это я! Я! Неужели ты успела отвыкнуть от меня всего за неделю?

Теперь уже Аля четко уловила фальшь. Еще бы, он и в мыслях не мог допустить, что она могла отвыкнуть или позабыть про него за неделю! Да если бы он уехал на целый год, и то был бы в полной уверенности, что, вернувшись, найдет Алю сидящей у окна за рукодельем, как Пенелопа.

– Слушай, а может, ты там, в поездке, завела себе кого-нибудь? – спросил он вдруг, и на этот раз в голосе его звучала самая настоящая злость.

«Может быть!» – хотела ляпнуть Аля, но что-то ее удержало. На кухне повисло тяжелое молчание. Максим ходил из угла в угол, потирая лоб, Аля тихонько сидела на стуле.

– Солнышко! – Внезапно Максим повернулся к Але и схватил ее за плечи. – Ну я виноват перед тобой за эту поездку, я знаю! Уговорил тебя на Польшу, а сам бросил! Так получилось, ты же знаешь, совершенно неожиданно предложили поездку… черт бы ее побрал со всеми обитателями…

Внезапно Аля четко поняла: его доклад на тамошней конференции вовсе не пользовался успехом. Отчего-то эта мысль не огорчила ее, а, наоборот, обрадовала.

– Зря я согласился. – Максим прижал Алю к себе и уткнулся ей в плечо. – Поехали бы в Польшу, испытали бы все приключения вместе…

Аля тут же подумала: если бы они были вдвоем, то никаких приключений. Она, как всегда, смотрела бы только на него, слушала только его, думала только о нем и делала бы только то, что ему хочется.

Максим отстранился и поглядел ей в лицо.

– Ты сердишься? – спросил он. – Прости меня, зайчонок… Прости…

Аля удивилась: он никогда раньше не просил прощения. Но Максим снова прижал ее к себе и поцеловал.

И все кончилось. Минутное наваждение прошло. Она снова была с ним.

Это ее Максим, все в порядке, Аля сама не понимала, что на нее вдруг нашло. Все из-за дурацкого компаса…

Может быть, и правда – отдать его Максиму и забыть?

Но что-то все же удерживало ее.

Да что же это такое? Неужели бронзовая побрякушка испортит их отношения?

Она уже была готова на все, хотела согласиться и отдать ему дурацкий компас, только чтобы он был доволен, но не успела сказать ни слова, Максим заговорил первым.

– Ладно, родная, – произнес он, отдышавшись после поцелуя, – не хочешь отдавать мне – давай вместе встретимся с тем человеком, ты сама покажешь ему компас…

– Хорошо, – ответила она немного виновато, чувствуя неловкость из-за своей вспышки. – Давай встретимся завтра после работы и поедем к твоему знакомому.

– Хорошо, – сразу же согласился Максим. – Я буду ждать тебя в машине рядом с твоим офисом, на углу Измайловского и Десятой Красноармейской…

В самом дальнем крыле вице-королевского дворца в Куско, в нескольких скромно обставленных комнатах обитала молодая женщина с маленьким ребенком.

Немногословная смуглая женщина с высокими скулами и узкими золотисто-зелеными глазами жила в окружении горничных и служанок, нянек и прочей челяди, которая не столько обслуживала знатную пленницу, сколько следила за каждым ее поступком, каждым словом.

Вице-король желал, чтобы у нее было все необходимое, более того – лучшее, все, чего заслуживал высокий сан вдовы. Ей приносили еду из кухни правителя, у нее была богатейшая одежда, какую можно было найти в Перу, ее комнаты были обставлены дорогой мебелью, привезенной из Испании или изготовленной придворными мастерами. Но она, казалось, не замечала этих знаков внимания – едва прикасалась к еде, носила изо дня в день одно и то же платье, спала на узкой кушетке в самой маленькой комнате.

Возможно, и комнаты, и пища, и обстановка казались ей нищенскими после варварской роскоши дворца Верховного Инки, в котором она родилась и прожила всю жизнь. А возможно, ей все было безразлично. Ведь не было у нее единственного, в чем она нуждалась, – свободы.

Она жила здесь, как в тюрьме, в золоченой клетке. Как положено в приличной тюрьме, раз в день ее выводили на прогулку – но не в тюремный двор, а на улицы Куско, города, который когда-то лежал у ее ног, покорный и преданный.

Вдовствующая императрица с гордо поднятой головой проходила по улицам и площадям, по шумным рынкам. Рядом с ней неотлучно шли две дюжие служанки, чуть позади – трое солдат с алебардами.

Рыночные торговки и озабоченные хозяйки с корзинками снеди, смуглые крестьяне-индейцы из ближних деревень и слуги из богатых домов, увидев ее, замолкали и застывали в низком поклоне, провожая глазами царственную пленницу, а потом шептались между собой, обсуждая увиденное.

Она не любила эти прогулки: они только напоминали ей о былом величии и нынешнем позоре.

Единственной отрадой, единственной отдушиной пленницы была ее маленькая дочь. С ней она часами разговаривала на своем языке, пела древние песни, рассказывала о былом величии их семьи. На первых порах няньки пытались препятствовать их общению, но натолкнулись на безмолвное, но яростное сопротивление и вынуждены были отступить.

Однажды утром к пленнице пришел незнакомый человек в черной сутане католического священника. Он почтительно поздоровался и, опустившись в кресло, проговорил:

– Ваше Величество, я думаю, для вас пришла пора принять истинный свет католической веры, присоединиться к матери нашей Церкви…