Алтайский Декамерон - Алексей Анатольевич Миронов

Перед тем как заснуть, я вдруг осознал: Карен подстроила это нарочно! Она четко понимала: разговора о разводе с женой сам я никогда не заведу. Малышка решила, что моя жена, узнав о немецких гулянках мужа, сама подаст на развод. И я, как созревшее яблоко, сам упаду в крепкие объятия расчетливой немецкой красотки!

И опять Бюргер принялся дубасить Молодого брауншвейгской колбасой по щекам!

– Запомни, Алекс, – приговаривал он, – чем хуже твое положение здесь, в России, тем лучше оно покажется тебе в Германии! Карьера, деньги, слава – всё там, на родной немецкой сторонке, с милой фрау Кляйн в постели! Бросай свою жену, забирай детей и лети – фрау Кляйн ждет тебя с распростертыми объятиями.

– Какой еще родной немецкой сторонке?.. – слышу я свое бормотанье. Решительно, мне надо выспаться. Дорога с утра предстоит трудная, долгая.

Купленная у родственника вазовская «семерка» дышит на ладан. Это тебе не джип фрау Кляйн… А тут еще два обалдуя лупят друг дружку в голове! Эх, придется еще выпить водки! Дернув еще полстаканчика, я возвращаюсь в спальню и падаю на одинокое семейное ложе.

Под утро снится мне сон. Наверное, вещий.

Будто бы купили мы с женой на рынке продукты, погрузили в багажник. Дети уселись на заднее сиденье. «Семерка» тронулась в путь-дорогу. И стал я за рулем засыпать. А жена мне и говорит:

– Не спи, Алекс! Видишь, дорога раздваивается, а посередине горюч камень лежит? Выйди и посмотри, что на нем написано!

Остановил я машину. Подошел к камню. А на нем две стрелки нарисованы: направо – в деревню, 437 км, налево – в Германию, 5.617 км. Стою я и размышляю. И вдруг из-за камня выскакивает Карен, а на голове у нее маленькие рожки торчат. Хватает фрау меня за руку и приговаривает:

– Алекс, майн либер Алекс! Их либе дих! Ком цу мир!

Видя такое немецкое непотребство возле русского камня, из машины выскакивает моя жена. Хватает меня за свободную руку и кричит:

– Лешенька, вставай, в деревню надо ехать, бабуля ждет! Что такое? Не может быть!

И тут я просыпаюсь. Продираю глаза. Надо мною склонилась жена.

– Лешенька, вставай, в деревню надо ехать, бабуля ждет!

Привожу себя в божеский вид: чищу зубы, жую ложками растворимый кофе: отбить бы запах алкоголя да взбодриться! Лезу под душ, пускаю холодную воду. Холодные струи приносят облегчение и ещё кое-что. В посвежевшем мозгу очухиваются двое… пардон, нет, очухивается лишь один – Бюргер. Он добил-таки Молодого.

Вдобавок меня отчего-то одолевает страх: деньги скоро закончатся, тогда что я буду делать один в Москве? Без Карен? Остатки моей воли утекают в слив вместе с водой.

Меня охватывает паника, мысли в голове путаются, меня знобит, как гриппозного. А потом я ощущаю себя злым Каем, героем сказки о Снежной Королеве, которая превратила его сердце в ледышку.

Малодушие – вот что это такое. Я отдаюсь безвольному потоку. Я мысленно переношусь в Германию, в уютный замок Снежной Королевы. То есть фрау Кляйн. Какое же это счастье: ни за что не отвечать, вкусно кушать, красиво одеваться, полоскать член в шампанском, предаваться изощренным любовным утехам, ходить на светские вечеринки! Эх, стать бы снова любимой игрушкой Малышки Карен! И пусть обо мне думают, как об эдаком русском мачо, новом Распутине, секс-машине из России!

Жена сама садится за руль. Разбуженные раным-рано детки вповалку засыпают на заднем сиденье. Начинается долгий путь в родную деревню.

Долог путь не только из-за расстояния. Приходится ехать медленно: дороги разбиты и выглядят будто в Северном Вьетнаме, по которому прошлись ковровыми бомбардировками американские Б-52.

Вдобавок старая советская «семерка» – совсем не немецкий «Мерседес». И у нее запросто может что-то отвалиться. Двигатель может заглохнуть. Запчастей по пути не купишь, автосервисов в глуши не встретишь.

Словом, путешествие не просто безрадостное, а еще и рискованное.

И опять я в своих фантазиях переношусь в богатое царство Снежной Королевы в немецком исполнении – с широкими автобанами, шикарными машинами и Малышкой Карен с теплыми грудями, между которыми я могу запросто вложить голову.

Не предательство ли – думать о таком?

Случай на дороге возвращает мне осознание действительности. Машина словно натыкается на что-то. Пробито переднее правое колесо – мы чудом не улетели в овраг! Трясущиеся руки жены все еще обнимают руль. Я лезу в багажник за домкратом и запаской. Думаю, о том, что было бы, если б машина полетела в овраг… И тут ко мне возвращается воля. Даже Бюргер в моей голове отбрасывает в сторону палку брауншвейгской колбасы и начинает хлестать Молодого по щекам, приводя того в чувство. Я сливаюсь с Молодым, Бюргер пропадает следом за колбасой, а ко мне возвращается уверенность нормального мужчины из России, для которого смена колеса на дороге – дело привычное.

За Угличем, за плотиной, когда до деревни, если верить знаку, оставалось 128 км, отказал вентилятор. Начал перегреваться перебранный недавно бензонасос: он подавал топливо в двигатель толчками, порциями. Остановив машину возле огромной лужи, я намочил в воде носовой платок, накинул его сверху на горячую крышку бензонасоса. Чтобы бензонасос не перегревался, а топливо в двигатель поступало равномерно, я закрыл капот не до конца, вставил в щель обломок березовой ветки. Кусок алюминиевого провода, который нашелся тут же, на дороге, страхует капот от открывания на ходу.

Так и ездим! Не Германия! Остаток пути прошел тоже не без приключений. На въезде в деревню «семерка» застряла в большой яме, залитой водой. Объехать ее не объедешь – вот я и сел.

Я сбегал за сельским соседом. Пообещал поставить бутылку. И мы вдвоем, поднатужившись, вытолкнули «семерку» на твердую поверхность.

Вот мы и дома! Заслышав шум подъезжающей машины, бабуля выходит за калитку. Вытирает перепачканные землей руки о передник. «Картошку полола, наверное», – мелькает в моей голове. Обнимаемся. Целуемся.

Олдюшка, наш любимый пес породы колли, радостно лая, выбегает навстречу. Голодный, он тыкается острым лисьим носом нам в руки, одежду. Заспанные дети, как горох, высыпаются из машины. Бегут к Бабулику и Олдюшке.

Открываю багажник и тащу сумки с продуктами и подарками в избу. Большая русская печь, занимающая треть избы, пышет жаром, в открытой арочной пасти томятся большой чугунок с наваристыми щами и чугунок поменьше, с ярко-желтой пшенной кашей с оранжевыми кусочками ароматной тыквы.

О, деревенский дом! Это первая наша с женой недвижимость, купленная еще в советские годы. Столетний дом, перевезенный из зоны затопления до войны. К нему пристроены коровник и дровяник. По вечерам, когда во всех