Миры отверженных - Кирилл Андреев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тургэн, явно чувствуя себя в одиночестве, старался прибиться к тем, кто был близок ему по расе, и по языку, ибо понять, что лопочут эти белые и черные люди, которых он вообще видел впервые, было совершенно невозможно. Но Тургэн заметил, что даже среди этих белых, существовали разные союзы, и они не были однородными. Тургэн присматривался ко всем, и выжидал момент, чтобы успеть сориентироваться, вовремя примкнув к партии победителей. Но больше всего его интересовала Цэрэн. Он до сих пор не мог прогнать от себя ощущение, что этих зеленокожих тварей на их головы, призвала именно она. Он инстинктивно чувствовал, что надо быть ближе к ней, ибо она сможет выкрутиться из любой ситуации. Правда, как с ней наладить сейчас отношения, – он не понимал. Он, делал многочисленные попытки сблизиться, но все время натыкался на ледяной взгляд старухи. Ну что, пока подожду, видимо, не время, – думал про себя Тургэн.
Темнокожие рабы, хоть и держались рядом с Леонтием, но всё же образовали свою некую отдельную группу, состоящую из Луцинии с сыном, двух женщин, также работавших с ней по дому, и двух мужчин, помогавших Лисиппу по кухне. Один из помощников грека, рослый и крепкий Самакс, давно и настойчиво добивался внимания Луцинии. Вот и сейчас, когда всё внимание переключилось на проблемы выживания, рабы оказались предоставленными, самим себе. Нет, конечно, они, как и все, были очень встревожены непонятной ситуацией, но именно сейчас, впервые за всю их жизнь, на них просто не обращали внимания.
Это было так непривычно, что даже ощущение тревоги за их нынешнее состояние заметно уменьшилось, уступив место некоему наслаждению в нынешней ситуации, хоть какой-то толикой свободы. Самакс принес два плода Луцинии, которая хуже всех перенесла полёт. Она улыбкой поблагодарила его за подарок и принялась есть.
За этой сценой наблюдали Абэба и Мэчесса, две её товарки по уходу за хозяйским домом. Мэчесса неодобрительно комментировала действиями Самакса. – Ну, конечно, ей всё всегда достается первой. Её же никогда не выгоняли на поля. Она всегда была при хозяйском доме, у нее стройная фигура, до сих пор нежная и гладкая кожа на руках, которые не знают, что такое тяжелый труд на земле и мозоли. Вот Самакс вокруг неё и крутится. И за что ей только такие привилегии? А я тебе вот что скажу. Ты на её щенка посмотри. Ты что не видишь, что она родила его не от черного кобеля. Там точно кто-то был из белой породы. Вот смотри, как он крутится вокруг хозяйской дочки, – как привязанный за ней ходит. Я тебе говорю – белая кровь чует своих.
– Да ладно тебе злословить,– прервала ее Абэба. – Ну, родила и родила. Есть зато хоть своя кровь, а у тебя никого нет, и возможно, так и не будет.
– Будет! Самакс будет мой, я тебе даю слово. Он будет мой, или он будет ничей. Мэчесса зло сверкнула глазами, повернувшись к товарке лицом.
– Ой, подруга, размечталась ты больно, как я посмотрю. Ты хоть и моложе Луцинии, но характер у тебя – врагу такого не пожелаешь, – Абэба засмеялась. – Пойду, принесу еще яблоки. Тебе взять?
– Нет, я уже наелась, – сказала Мэчесса, и продолжила следить за Луцинией и Самаксом.
Хильдебальд, тем временем, собрал вокруг себя преданных ему людей – Промиуса, Ольдиха, и двух своих воинов. – Ну что? Нас здесь четверо. Промиус при этом недовольно засопел. – Ну, хорошо, пять, – поправился Хильдебальд. – Их тоже четверо. Силы примерно равны, и я думаю, что этот предатель – только и ждет удобного момента, чтобы напасть на нас. Так что скоро ночь, и судя по всему, нам придётся здесь переночевать. Поэтому придётся, установить на ночь дежурство.
Ольдих почесал голову. – Командир, а может нам установить контакт с этим римлянином? Он конечно и мнит из себя, невесть что, но мне кажется, что с ним можно договориться. Да и вы с ним, вроде как ладите.
– Кто тебе сказал, что я с ним в ладу? Что ты можешь вообще знать, о чём я с ним разговариваю? – Хильдебальд с негодованием посмотрел на толстяка.
– Мой командир, – улыбнулся Ольдих. – Ну, не только же вы знаете язык римлян.
– И ты молчал? – воскликнул, пораженный Хильдебальд.
– Ну, во-первых, вы не спрашивали, да и мне это не надо было. А во-вторых, чего вы удивляетесь, если я при вас уже столько лет служу и всюду и всегда с вами. Уж за столько лет, и не выучить этот, не такой уж и сложный, язык римлян?
– Ну да, я как-то и не подумал об этом. Но, запомни, как бы я с ним не беседовал, с ним надо быть всегда настороже. Я просто не знаю, где нас высадили. А вдруг это римские земли? Тогда этот римлянин нас сразу сдаст, как только мы окажемся рядом с римскими войсками. Но и не забывайте, что сейчас главная задача – это выбраться отсюда, расправиться с Триром и искать дорогу к Риму, к Гейзериху или, наверное, уже к Карфагену. Только где тот Рим? И где Карфаген? – Хильдебальд вздохнул и задумчиво посмотрел вдаль.
– Осмелюсь доложить капитан, – вступил в разговор один из воинов, – но, когда нас вели в ту клетку, в которой мы оказались, ну, после того, как нас взяли в плен …
Хильдебальд понимающе кивнул, дав понять, что понимает, о чём речь, и солдат продолжил. – Так вот, я заметил, немало наших пленённых парней, которые должны были быть в Риме. Сдается мне, что зеленокожие захватили всех, и тех тоже, кто уже был в Риме.
– Не мог Гейзерих так быстро сдаться, не верю, – Хильдебальд не хотел верить словам, и отчаянно сопротивлялся очевидным аргументам, хотя понимал уже, что и сам в это не верит. – У нас могущественный флот, у нас лучшие в мире бойцы.
– Только мой командир, мы ещё не научились метать молнии как эти зеленокожие, – парировал солдат. После такого убедительного аргумента, Хильдебальд замолчал.
Вся группа с римской виллы, включая танцовщиц и музыкантов, держалась вместе. Она была самой многочисленной, и справедливо полагая, что так безопаснее, – держалась вокруг Леонтия. Сейчас все слушали речь отца Дариона.
– Именно так и выглядит ад. Вот там внизу, есть всё, что нужно человеку. И еда, и вода, и заливные луга, спокойствие и нега – вот так выглядит рай. А мы обречены за все свои прегрешения, – быть вне досягаемости от всего этого, созерцая, что рай был от нас так близок, но мы оказались недостойны его. Это урок, который нам преподносит Всевышний. Слишком, увы, тяжки, оказались наши грехи. Говорится же в его заповедях, что Бог един, и нет других Богов, а вы слушаете всяких безбожников, вроде этого, – святой отец указал на Лисиппа, – а это и есть самый страшный грех – нарушить наиглавнейшую заповедь. Вот нам за это и воздалось по-полной. Все эти ваши языческие обряды, эти ваши бесовские одежды, – всё это и переполнило чашу терпения Господа нашего, и вот мы все умрем здесь от мук голода и жажды, а горящее солнце испепелит нас.
– Святой отец, да мы то, за что страдаем? Мы же просто артистки, – взвизгнула одна из танцовщиц.
– Мы все отвечаем за все свои поступки, пред Господом нашим всемогущим.
– Успокойтесь, уже святой отец, и прекратите сеять панику, сказал подошедший Лисипп.
– Не приближайтесь ко мне, источник наших бед, и не оскверняйте мои последние часы своим присутствием.
Грек, покачав головой и видя бесполезность и невозможности диалога, отошел в сторону.
Вокруг Трира, также снова собрались его единомышленники. – Капитан, ничего похожего на веревки, мы так и не нашли. Да и из съестного там ничего нет.
Трир недовольно покачал головой. – Теперь у нас одна задача на сегодня, – эту ночь продержаться. Судя по Хильдебальду, – тут Трир посмотрел в сторону соперника, – они ночью предпримут попытку расправиться с нами. Поэтому нам надо быть настороже, и придется спать по очереди. Но и это, не главная плохая новость.
Ульрик вздохнул. – Капитан, а есть ли вообще в нашей ситуации какие-то хорошие новости?
Трир с презрением посмотрел на него. – Так вот, слушайте сюда, недоумки, по недоразумению считающие себя морскими волками. Кто-нибудь из вас, обратил внимание на солнце?
– А что с ним? – недоуменно спросил один из матросов.
– А то с ним! – передразнил матроса, Трир. – С нашим светилом что-то не то происходит. Три пары недоумённых глаз уставились на него.
Трир грозно нахмурился. – Да что это со всеми вами? Неужели только я это заметил? То, что оно движется не с востока на запад, а совсем наоборот, – это что никого не смутило? Или это уже в порядке вещей?
– Вот, – он кивнул на воткнутую палочку в землю, – наблюдаю за ней уже пару часов. Так вот, тень движется совершенно в противоположную сторону. Ну и что по-вашему, это может, значить? Матросы недоуменно посмотрели друг на друга, и пожали плечами.
– А что скажет наш боцман, – спросил Трир, посмотрев на Ульрика.
Ульрик, стоял нахмурив лоб, а потом, осознавая смысл того вывода, к которому он пришел, выдал. – А это значит, только то, что мы сейчас очень далеко как от Рима, так и от Карфагена.
– Именно, – воскликнул Трир. Возможно, мы сейчас находимся совершенно не с той стороны земли. Я имел дело с моряками, которые заплывали так далеко, насколько мы можем, только себе представить. Так вот, они говорили, что встречали других мореходов с той стороны и говорили, что там всё совершенно наоборот. Когда у нас в нашей родной Галлии зима, то у них лето. Когда у нас день, то у них ночь. Я никогда не верил этим пьяным бредням, но сейчас думаю, что может они, и говорили правду.